столько, что… Уф… Я что хотел сказать – смотрите в оба. Героически погибнуть во время штурма – как нехер делать. А вот выжить в нем – та еще задача. Норка, Белка - долго не цельтесь из-за щитов, лучше вы промахнетесь, чем… не промахнутся в вас. Остальные – смотрите по сторонам. Старайтесь не оказаться в толкучке. Штурм через ворота это не про выучку- это как повезет еще. Да, если это будет вопрос успеха всей военной кампании – трусить не смейте. Но если есть возможность иначе послужить Арн-Дейлу, и при этом себя не угробить – воспользуйтесь этим.
- За то, чтобы мы завтра собрались в том же составе – приподнял Хелдор бурдюк с вином, который как раз дошел до него.
- Это точно. – Лекс принял, отпил глоток. Так, у вас четверть часа на ваше шитье, оба два.
- Это почему? – удивленно спросил Ивви.
- В смысле почему? – пожал плечами Лекс – не слышишь?
- Что – не слышишь? - Хелдор машинально положил руку на меч.
- Не слышишь, там домбру настраивают, и люди собираются. Давайте, давайте, хватит киснуть. Команды «отбой» не было!
Гарнизону сегодня не то, что отдохнуть - поспать не дали - катапульты то и дело посылали камни, которые падали то на двор, то попадали в стены. Иногда трещали деревянные перекрытия навесов или срывало щитки, установленные между зубцами.
Катапульты, коих всего было четыре, выпускали снаряды неспешно, по очереди, экономя булыжники.
Аррен, как и другие, глаз так и не сомкнул. Почти все его люди покинули стены, лишь немногие часовые дрожали под редким обстрелом, вглядываясь во тьму и следя за каждым движением огонька в ночи.
Воины Аррена укрылись в центре резиденции, на первом этаже, у входа. Многие пытались вздремнуть, но катапульты, как назло, не реже чем раз в десять минут посылали свои снаряды, а то и чаще. Это донельзя изнуряло, что ни говори.
Вдруг наступило затишье… Десять… Пятнадцать минут… Полчаса… Тишина. Кто-то сразу заснул, а кто-то, напротив, так привык к удару камня о камень, что начал беспокоиться.
Часовые могли видеть, как вдруг загорелся один факел, другой, десятый, сотый… Маленькие огоньки подсветили переносные щиты, лестницы, языки пламени плясали на шлемах и клинках. Вдруг все это замершее великолепие разразилось криками.
- Тревога! На стены! Они идут на приступ!
Часовые кричали и от ворот, и от двух дальних куртин! Мятежный граф предположил, что его противник решился на массированный штурм, чтобы утопить его же в крови его подданных… Бывших подданных.
Люди в беспорядке, полусонные, спотыкаясь, бежали на стены. Аррен, нахлобучивая рыцарский, украшенный плюмажем, шлем, взобрался на стену и осмотрелся: Там, где он находился, не меньше сотни людей быстрым шагом шли на штурм, неся с собой четыре лестницы и несколько осадных щитов. Йомены начали палить наугад, но как только штурмовая группа приблизилась на сотню шагов, они вдруг возьми, да отступи в лагерь. Тоже самое произошло и по другим направлениям. Факелы погасли. Тишина. О том, что чего-то вообще произошло, напоминал лишь выдвинутый вперед, за укрепления осаждающих, таран.
Аррен не успел подумать, что это было, как обстрел возобновился, и им вновь пришлось укрываться в цитадели и в крытых переходах. Возможно, штурм такого рода увенчался бы успехом, но Майсфельд не ставил перед собой задачи устроить кровавую бойню. Каждый воин мятежного графа забрал бы с собой троих, четверых ополченцев, не говоря уже о тех, которые убьют на подступах йомены. Да, дружинники потом без труда взяли бы крепость – противник был бы обескровлен.
Но нет. Понимая, что губить необученных людей совершенно ни к чему, он использовал их иначе: с наступлением глубокой ночи неспешный обстрел перемежался ложными штурмами, в которых крестьяне сменяли друг друга, с попытками поджога обоих ворот, да и просто банально с шумом, гамом, бряцаньем железа.
Адель, приехавшая сюда ближе к вечеру, чтобы помочь лекарям, применила искусство иллюзий: пару раз часовым показалось, что их атаковала стая серых, полупрозрачных, грозно ухающих сов.
Вся эта котовасия длилась до рассвета- с наступлением утра такие маневры для крестьян становились все более опасными, озлобленные йомены, уже игнорировавшие обстрел и обкладывавшие инженеров трехэтажной бранью, стреляли буквально на каждый шорох.
В госпитале неизбежно появились первые посетители, особенно Джеремус хохотал над ополченцем, который, задрав ватник и кольчугу в пятидесяти шагах от крепостной стены, показал осажденным зад. До конца жизни к нему прилипло прозвище «дикобраз».
Новость о голубе, которого наверняка отправил Аррен, растревожила посад. Тем более странным было то, как за ним охотился черный ворон и похитил у него записку. И часа не прошло, как все жители судачили о том, что граф Майсфельд чародей и повелевает воронами, и, наверняка, волками, медведями, и даже лесными бесами. Слухи эти вызывали панику, потому комендант, назначенный в отсутствие князя главным, быстро пресек эти разговоры. В вечерних сумерках особо болтливых приговорили к позорному столбу, после чего разговоры стихли. Однако, стало понятно, что чего-то произошло – наверняка Аррен не послал голубя, что сказать, что у него все хорошо. Есть голубь – значит, важная новость.
- Сколько сил у нас собрано? – комендант, седой мужчина с короткой стрижкой, бодро нарезал круги по комнате, не скрывая своего волнения.
- Восемь… - докладчик вздрогнул, потому как его командир, обратившись в слух, остановился у стола и шумно на него оперся. – Восемь сотен дружинников, но треть из них…
- Знаю, знаю. Ничего, есть желтые котты и оружие – значит, пусть сражаются. Сколько йоменов?
- Почти все вернулись с заимок и фуражировки, так что у нас четыре сотни луков…
-Очень хорошо, скажи Уоту Девятипалому, чтобы он взял всех йоменов под свое командование, и они немедленно, в ночь, выдвигались, а дружин…
- Господин, Уота нет на месте.
- Это как?
- Ну, все вернулись, но п-почти …- молодой дружинник начал теребить
