– Благодарю вас, я сниму ее, когда станет теплее, – поежился я.
– Как пожелаете. – Он коротко поклонился и исчез за стойкой.
– Как ваше имя? – спросила портье, и я назвал себя.
– Он спрашивает, по какому вопросу?
– По поводу возвращения двадцати пяти миллионов фунтов, – ответил я.
Портье доложила эту информацию по телефону.
– Сейчас он спустится, – сказала она и указала в сторону бара, куда я и двинулся, решив затем все-таки снять пуховик.
– Наверное, Дэмиен Хирст, – говорила портье. – Только очень богатые люди позволяют себе одеваться так небрежно. Простите, сэр.
Я оставил куртку в гардеробе и вернулся в бар, решив заказать каппучино.
Несмотря на вполне приличный внешний вид: брюки от костюма, рубашку и галстук, я все же чувствовал, что выделяюсь из толпы. Во-первых, оттого, что рубашка была пропитана различными выделениями, начиная от пота и кончая «автографами» щенка.
Во-вторых, «Хотел Хотел» вообще не мое место. Нет, он вполне уютен и привлекателен на вид, но не для меня. Лоснящиеся, будто от самодовольства, ореховые панели, роскошные кожаные диваны, соблазнительная, манящая полутьма бара и перекипевший, пенящийся каппучино – во всем этом просвечивает желание поспеть за лондонской модой, так девочка-акселератка, потратившаяся на макияж, качает права, чтобы ее пустили вместе со старшей сестрой на фильм под грифом «только для взрослых».
В подобном месте я никогда не очутился бы с Линдси, потому что выбрасывание денег на ветер, даже не своих, вызывало у нее аллергию. Да и я, если уж на то пошло, не испытывал симпатии к таким заведениям.
В углу темного бара что-то блеснуло яркими красками. Это был Майлс Кэдуоллер-Бофорт, одетый в рубашку, которую даже австралиец назвал бы «вычурной». Идея гавайской рубахи, доведенная до абсурда: такими Гавайи можно увидеть только сквозь призму необратимой шизофрении.
– Боже ж ты мой, – пробормотал пес, – вы только поглядите.
– Ты же не различаешь цвета, – напомнил я.
– Всему есть разумные пределы, – ответил Пучок.
Майлс приближался. Он был явно очень зол на меня, но к этому чувству примешивалось и легкое недовольство собой – своим внешним видом.
– Неурядицы с багажом, – сказал он вместо приветствия. – Мое пальто уехало в Манилу. А с вами что стряслось?
– Именно это я и хотел объяснить. Я хочу вернуть вам деньги.
– Каким образом?
– Выиграть в покер.
– Прощайте, – развернулся к выходу Майлс.
– Нет, вы не поняли! – воскликнул я. – Я не могу проиграть, пока со мной этот говорящий пес.
Он покачал головой.
– Знаете, что я нахожу в вас особенно необычным, мистер Баркер?
– Запах у него чересчур высокомерный, даже для человека, – сообщил пес.
– Что? – спросил я, надеясь, что это не относится к моей любезной улыбке, которая в этот момент словно приклеилась к лицу.
– То, что для дурака вы слишком хорошо провернули это дело, чтобы выглядеть жертвой. Меня просто поражает, как такой нытик и слюнтяй мог задумать такую аферу. Вкрасться в доверие и потом так обмануть чудаковатую старушку.
– Но я же говорил, – вырвалось у меня, – что это не я…
– До свидания, – сухо обронил он.
– Скажи ему, что он ел вчера на обед паштет из гусиной печенки, – сказал, принюхавшись, Пучок.
– Вчера вы обедали страсбургским пирогом, – сказал я ему в спину.
Майлс остановился.
– И что с того, вы теперь борец за права животных?
– Скажи ему, что основным блюдом была форель, а на десерт он взял, как обычно, фруктовый торт с шоколадом.
Я повторил слова Пучка.
– Так вы подсматривали за мной, пока я обедал. И что это доказывает?
– Его женщина пользуется легким мускусным парфюмом, и на днях у него была с ней случка, – добавил пес.
Я почти в точности повторил сказанное Пучком.
– Вы что, шпионите за мной?
– Ни в коем случае, – ответил я. – Собака чувствует все эти запахи на вас. Он знает, чем вы занимались вчера, и может примерно догадаться даже о том, что вы думаете сейчас.
– Он слегка вспотел, наверное, принимает тебя за психа, – в подтверждение моих слов сказал Пучок.
– Например, в данный момент вы думаете, что я не в себе, – сказал я. – Я прав?
Майлс неторопливо кивнул.
– Чтобы догадаться об этом, вовсе не обязательно иметь психованную собаку.
– Он не психованный, – сказал я, – просто чрезвычайно чувствительный.
– Слюна пошла, – доложил Пучок, – вряд ли он завтракал. Да и в животе только что заурчало.
– Вы голодны, пес только что сообщил мне это.
– Сейчас половина девятого, и я еще не завтракал, так что вы попали пальцем в небо, – усмехнулся Майлс. – Поэтому я должен поторопиться, если позволите.
– Дыхание у него несвежее, – заметил Пучок. – Что-то с желудком.
– В таком случае вам следовало бы отказаться от грейпфрутового сока, – предупредил я.
Майлс покосился на меня, точно банковский кассир на пятидесятифунтовую банкноту, на которой, если держать ее под определенным углом, у королевы появляются усы.
– У вас язва.
– Откуда вы знаете? – подозрительно прищурился Майлс.
– Собака определила по вашему дыханию.
– Чушь собачья, – заключил адвокат-международник, проворчав что-то насчет «сырых креветок». Явно ему пришлось немало пожить в Австралии. – И какие же еще запахи уловил ваш высокоумный пес?
– На нем вчерашнее исподнее, – сказал Пучок.
Я передал эту информацию, смягчив выражения, насколько это было возможно. Майлс посмотрел на собаку.
– Вообще-то, я торопился. Вы меня разбудили, – сказал он. – Я как раз собирался переодеться.
Мистер Кэд-Боф присел на диван, не сводя с меня взгляда.
– Ну и вид у вас, – мстительно заметил он. Потом повернулся к собаке. – Впрочем, это не так важно. Когда холодно, не потеешь.
– От моего носа и в мороз не укроешься, – сказал Пучок. – Впрочем, меня запах пота не беспокоит, я же собака.
– Я понимаю, что выгляжу со стороны, как бы это сказать… не очень, – сказал я. – Для меня наступили трудные времена после кончины вашей матери. Если позволите объяснить, я уверен, что смогу переубедить вас и вы примете нашу точку зрения.
– Чью это «нашу»? – полюбопытствовал Майлс.
– Нашу с Пучком, – кивнул я на пса. – Понимаю, в это трудно поверить, но мы с ним общаемся, и он тонкий психолог. Особенно в отношении покера Я еще ни разу не проигрывал, когда он был со мной.
Пучок сел, гордо приосанившись, хотя, говоря начистоту, я сомневаюсь, что он вообще хоть что-то понимал в картах.
– Интересно, – фыркнул Майлс, – как он может говорить, чем пахнет от меня, когда он сидит рядом с вами? – Его явно задело упоминание о нижнем белье. – От вас же от самого, простите… воняет.
