Человек показался Эшу знакомым, хотя он не мог припомнить, что когда-либо встречался с ним. И еще было что-то странное в его глазах — в мерцающем свете казалось, что они не имеют радужных оболочек. Только когда темный человек приблизился, Эш понял, что глаза были светлые-светлые, серые или голубые, и зрачки странно выделялись, несмотря на мрак в комнате.
Человек с ружьем подошел к каменному столу и стал обходить его, направив на Эша дробовик.
У мужчины был сильно выступающий крючковатый нос, и только отсутствие волевого подбородка смазывало впечатление силы в его чертах. Скошенный подбородок тонул в мешке кожи на широкой шее. Бледность глаз подчеркивалась густыми черными бровями; большие руки твердо держали оружие.
И только когда он остановился в нескольких шагах от Фелана, Эш вспомнил, где впервые встретил этот взгляд: несколько дней назад, когда он только приехал в Слит, этот человек сидел вместе с доктором в баре в «Черном кабане», и оба разглядывали его. Вдруг до Эша дошло, кто этот охотник в черном.
— Вы Карл Бердсмор, — сказал Эш.
Высокий человек улыбнулся:
— Какая догадливость!
— Вы слышали такой термин, Дэвид, — «душевод»?
Фелан задал вопрос довольно спокойно, как будто нацеленное на них ружье ничего не значило.
— Не уверен…
Бердсмор дернул стволом дробовика, раздраженный манерой ирландца.
— У нас нет времени, — сказал он.
— Разве этот человек не заслуживает объяснения? — ответил Фелан. — Вреда не будет. Кроме того, это очень волнует присутствующую здесь молодую леди.
Грейс, снова опустившись на корточки рядом с креслом пребывающего в трансе священника, переводила взгляд с одного лица на другое.
Фелан сохранял самообладание, он один понимал грозившую всем истинную опасность. Раньше он пытался предупредить Эша, но теперь было уже поздно, все они оказались во власти Бердсмора. Внушало тревогу и многое другое — например, состояние развалин; и еще Фелан чувствовал возмущения в самой атмосфере. В деревне предзнаменования были так, сильны, что даже не обладавшие «даром» заметили симптомы, потому что призраки уже являлись не только к людям с интуицией. В Слите происходило нечто страшное, и до окончания ночи предстояло заплатить ужасную цену.
Чтобы выиграть время, Фелан пропустил мимо ушей возражение Бердсмора.
— Душевод — это проводник души в иной мир, вроде конвоира или пристава, если угодно. — Он махнул рукой в сторону ниш в стене. — Поколения Локвудов — эти чудовища, по глупости сохраняемые в ожидании времени, которое никогда не придет, — верили, что они были такими людьми.
— О, они были больше чем проводниками. — Бердсмор снова улыбался, хотя глаза его оставались тусклыми. — Они были духовидцами, людьми, достигшими невероятного.
— Как скажете, — снизошел ирландец.
Бердсмор двинулся с другой стороны к просторному креслу и встал в нескольких футах от остальной группы, и Фелан заметил, что, когда Бердсмор отвлекся, Эш украдкой сделал шаг вперед.
— По существу, — продолжил маленький ирландец, — сегодня в церкви Святого Джайлса мы познакомились с некоторыми, м-м-м, ну… Как мне следует их называть? Ритуалами? Пусть будет так. Мы познакомились с различными ритуалами, которыми в течение веков баловались правители Слита, хотя мой друг, присутствующий здесь, — он кивнул в сторону Эша, — не остался до конца урока. Мисс Локвуд, боюсь, ваши предки практиковали черную магию, чтобы сохранить души несчастных грешников, которых самолично убивали. Их целью было управлять самими душами через временное состояние смерти — искусство, возрождаемое (если не совершенствующееся) от поколения к поколению.
— Это было, гениально.
Улыбка Бердсмора больше походила на оскал.
— Это было сумасшествие.
Ствол дробовика качнулся в сторону Фелана, и Эш подумал, не был ли комментарий ирландца преднамеренной хитростью, чтобы вывести Бердсмора из себя. И сделал еще шажок по направлению к человеку с ружьем.
— Вы не первый, кто насмехается над гениальностью избранных, — сказал Бердсмор.
— И вы не первый, кто использует этот стереотип.
Эшу показалось, что Бердсмор сейчас выстрелит в Фелана. Большие руки так сжали оружие, что побелели костяшки. Но, как ни удивительно, Бердсмор вдруг рассмеялся:
— Еще шаг в мою сторону, и я разнесу твою дерьмовую башку.
Он не смотрел в сторону Эша, но исследователь понял, к кому обращены эти слова. И замер.
Фелан торопливо заполнил паузу:
— Видите ли, мисс Локвуд, ваши предки верили, что если смогут управлять духами и общаться с теми, кого убили, то познают тайну смерти. И надеялись, что, получив это знание, достигнут бессмертия. — Он вздохнул и посмотрел на викария, чей подбородок опять упал на грудь. — Хуже всего то, что стремление к подобной мудрости включало в себя опыты и ритуалы, проводившиеся на невинных молодых людях, часто на детях, потому что они обладали самой крепкой, самой трепетной жизненной силой. Думаю, считалось, что энергию их духа легче уловить и ею легче манипулировать, когда они умирали.
В голосе Грейс послышался еле скрываемый гнев:
— Это бред! Явный и полный бред.
— Увы, к несчастью, это правда. — Фелан встретил ее взгляд.
Она неистово замотала головой:
— Мой отец не стал бы…
Ее прервал смех. Похоже, Бердсмора позабавили эти рассуждения.
— Ваш отец участвовал в этом, — сказал он. — Неужели вы так и не поняли? Ему завещали поддерживать традицию.
— Вы лжете! — Глаза Грейс сверкнули на покрытом пылью липе. — Он бы никогда не стал продолжать такую мерзость, даже если это правда. Ради бога, он же священнослужитель!
— Не ради Бога, а ради него самого. Кто может быть ближе к душам мирян? Многие Локвуды были одновременно священниками и господами, хозяевами и пастырями. Почему вы не спросите его самого?
Предложение было сделано с такой самоуверенностью, что Грейс перевела взгляд с Бердсмора на отца, а потом почему-то на Фелана.
Ирландец кивнул:
— Боюсь, это так, мисс Локвуд. Болезнь, которая в конце концов сокрушила вашего отца, не более чем физическое проявление болезни души. Дурная наследственность, если хотите, — нечто такое, с чем он боролся всю свою жизнь. И боюсь, сражение в конечном итоге было проиграно. — Он прислонился к креслу, резкие черты его лица смягчились в свете свечей. — Дэвид говорил мне о состоянии вашего отца, но когда я заглянул к вам, преподобный Локвуд более или менее пришел в себя. Мы побеседовали, и мне удалось уговорить его пойти вместе в Локвуд-Холл. Видите ли, он был полон раскаяния и хотел каким-то образом исправить свою жизнь. О, не он один виноват, тут были вовлечены и другие — местные жители, которые, думается’ мне, в настоящий момент столкнулись с собственными демонами. Но главная вина на нем. Ведь он же Локвуд, понимаете?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
