Возрождение Пушкина
Впервые: «Звено», № 72 от 16 июня 1924 г.
Настоящая статья была написана к 125–летию со дня рождения Пушкина. Она непосредственно связана с темой «неоклассицизма» в русской поэзии, которой Мочульский посвятил множество работ начала 20–х годов (см. в настоящем издании статьи о творчестве Ахматовой, Гумилева, Ходасевича, Мандельштама, Кузмина, а такжке — «Новые сборники стихов», «О классицизме в современной русской поэзии», «Новый Петроградский цех поэтов»). Вместе с тем пушкинская тема была затронута и в других работах. Из них выделяется заметка «Новое о Пушкине» (Звено, № 52, от 28 января 1924), подписанная инициалами «К. В.» — отклик Мочульского на работу о Пушкине Д. Святополка–Мирского, отдельные положения которой была учтены им в настоящей статье. Ниже заметка приводится полностью:
«В «Slavonic Review» (Том второй, 1923 год) напечатана статья кн. Д. Святополка–Мирского о Пушкине. На нескольких страницах в сжатой и популярной форме рассказать английскому читателю о Пушкине, объяснить ему что та кое Пушкин — задача исключительная по трудности и ответственности. Это «essay» написано блестяще, оно поучительно и для самого искушенного пушкиниста. Характеристика пушкинского творчества связывается автором с пересмотром всего «вопроса». Лже–Пушкин, сфабрикованный Белинским и приспособленный к идейному подходу интеллигенции, решительно отстраняется; уничтожается легенда о «великом представителе русского духа», «певце чувств добрых». Другая установка, иной подход — и перед нами новое — живое лицо поэта.
Почему, спрашивает Святополк–Мирский, англичане преклоняются перед Толстым и Достоевским, любят Тургенева и Чехова и совершенно не знают Пушкина? Почему в * Пушкине не находят онн ничего «специфически–русского», никакой экзотики и психоанализа? Как совместить это мнение иностранцев с высокой оценкой соотечественников? Действительно ли Пушкин величайший русский гений? Пытаясь ответить на этот вопрос, автор устанавливает полную противоположность пушкинского творчества духу русской интеллигенции. Объясняется это тем, что Пушкин принадлежит другой России, другой эпохе и другой культуре. Разрыв традиции в русской жизни произошел в последние годы жизни Пушкина. Россия, связанная с Европой победами Петра Великого, перепиской Екатерины с Вольтером и вступлением Александра Первого в Париж, погибла в бунте декабристов. С тридцатых годов начинается новая эпоха, чуждая и враждебная старой. Пушкин — последний расцвет русского «классического» периода.
«Эта культура была заложена Петром Великим, родилась в царствование Елизаветы, окрепла при Екатерине, достигла своей вершины в дни Александра и погибла при Николае Первом». Она была искусственной аристократической, подобно цивилизации Египта или Бактрии, но связанная с Европой — она черпала в ней свои силы. Русский образованный человек чувствовал себя по отношению к Западу провинциалом, но не чужим. Он воспитывался на той же литературе, что и испанец или датчанин. Он читал Расина, Корнеля, Вольтера и Монтескье, Ричардсона и Руссо, Шатобриана и Вальтер Скотта.
Нелепо повторять вслед за Герценом, что русский народ после столетий рабства породил такого гения, как Пушкин. Его породил не народ, а высокая и своеобразная космополитическая культура русской знати.
Переходя к анализу Пушкинского стиля, автор перечисляет иностранные влияния на Пушкина; выясняет смысл его реализма (термин поистине роковой для русской литератур, ной науки), отвергает пресловутый его романтизм. Нельзя сравнивать творца «Онегина» с его современниками: новое «романтическое» поколение ему чуждо; он думает и чувствует, как человек XVIII века. Автор сопоставляет лирику Пушкина с музыкой Моцарта, тоже «опоздавшего» родиться.
Особенность стиля Пушкина — полное отсутствие живописных и интеллектуальных эффектов — метафор и «игры ума». Его очарование исключительно основано на совершенном искусстве в выборе слов и сочетании ритмов. Творчество его только эмоционально. Впервые русская поэзия обрела язык подлинного и напряженного человеческого чувства; страстная и мужественная жизнь поэта кристаллизовалась в совершенной поэтической форме. «Евгений Онегин» — есть высочайшее и чистейшее выражение русского поэтического гения.
Великолепная проза Пушкина — завершение классической эпохи. Она не имела влияния на последующее поколение. Писатели 40–50–х годов были учениками Жорж Санд, Бальзака, Стендаля. Пушкин оставался полубогом, но не оказывал живого воздействия.
Любопытно сходство основных положений кн. Святополка–Мирского с тезисами другого пушкиниста, П. Губера, кннга которого «Дон–Жуанский список Пушкина» была недавно рецензирована на страницах «Звена».
Кроме этой заметки статье предшествовали: упомянутая в ней рецензия Мочульского на книгу Губера («Звено», ЛЬ 49 от 7 января 1924, за подп. «К. В.»), заметка «Новое о Пушкине» («Звено», № 68 от 19 мая 1924), статья «Байронизм Пушкина», посвященная книге В. Жирмунского («Звено», № 69 от 26 мая 1924).
…к тому же Гершензон не так давно доказал — см. об этом некролог Мочульского «М. О. Гершензон» в приложениях.
…пишет… поэму «Возмездие» — несколько ранее была опубликована статья Мочульского ««Возмездие» А. Блока», где он так обозначил приход Блока к «классицизму»:
«… «Возмездие» написано четырехстопными ямбами. Своей полновесной чеканкой они напоминают стихи Пушкина. Легко сделать ложное заключение: «романтик» и «символист» Блок возвращается к традиции русского классицизма. Словесная разработка поэмы как будто подкрепляет это утверждение: как совершенно в своей простоте построение, как пластичны образы, как выразительно сжаты описания.
И все же — классицизм у Блока иной, чем, например, у Кузмина или у акмеистов. Никакого сознательного усвоения классической поэтики у него не было и не может. Он, влекомый музыкой, к пушкинской изобразительности пришел «невольно». Давно уже жизнь звучала для него в ритмах ямба; воплощенные в слове они породили классическую поэму («Последние новости» от 30 июля 1922).
О Гоголе
Впервые: «Звено», № 214 от 6 марта 1927.
Статья была написана к 75–летию со дня смерти писателя.
Веневитинов
Впервые: «Звено», № 218 от 3 апреля 1927.
Статья была написана к 100–летию со дня смерти поэта.
Н. А. Некрасов. К пятидесятилетию со дня смерти
Впервые: «Звено», 1928, № 1.
Театр Чехова
Впервые: «Россия и славянство» от 13 июля 1929 г.
Статья была написана к 25–летию со дня смерти писателя.
«Положительно прекрасный человек» у Достоевского
Впервые: «Современные записки», 1939, № 68.
За публикациями, связанными с именем Достоевского, Мочульский следил еще с первой половины 20–х годов — см. заметки в «Звене» за подп. «К. В.»: «Русский современник» (№ 89 от 13 октября 1924), «Подруга Достоевского» (№ 98 от 15 декабря 1924) и рецензию на книгу Кашиной–Евреиновой «Подполье гения» (вошла в настоящее издание, раздел «Рецензии 20–х годов»), а также более поздние отклики на книги о Достоевском А. Бема (Современные записки, 1938, № 67) и А. Лясковского (Современные записки, 1939, № 69).
Статья стала своего рода «прототекстом»нескольких глав будущей монографии Мочульского «Достоевский. Жизнь и творчество»(Париж: YMCA PRESS, 1947). Но если другая статья — «Повесть о капитане Картузове»Достоевского (Русские записки, 1939, ЛЬ 14) — целиком вошла в монографию как одно из приложений, то статья «Положительно прекрасный человек у Достоевского»имеет и совершенно самостоятельное значение.
Поэтическое творчество Анны Ахматовой
Впервые: «Русская мысль», 1921, № 3/4.
Кроме небольшой заметочки о книге «Четки» (Русская мысль. 1922. № 1/2) все работы Мочульского об Ахматовой напечатаны в настоящем издании.
Русские поэтессы (1. М. Цветаева и А. Ахматова. 2. Зинаида Гиппиус. 3. Мариэтта Шагинян и Ирина Одоевцева).
Впервые: «Звено», № 5, 7 и И от 5 марта, 19 марта, 16 апреля 1923.
Поэзия действия (В. Маяковский)
Впервые: «Звено», № 13 от 30 апреля 1923.
Владислав Ходасевич
Впервые: «Звено», № 18 от 4 нюня 1923.
Поэтика Гумилева
Впервые: «Звено», № 20 от 18 июня 1923.
См. также другие статьи и рецензии о Гумилеве в наст, издании.
О тяжести и легкости (Творчество О. Мандельштама и М. Кузмина)
Впервые: «Звено», № 42 от 19 ноября 1923.
Первая половина статьи во многом повторяет те выводы, к которым пришел Мочульский, рецензируя годом ранее сборник Мандельштама «Tristia», где он, в частности, писал:
«…эти несколько десятков стихотворений — плод напряженной работы в течение более десяти лет. Но стихи его совсем особенные — из какого то непостижимого материала они сделаны. От незначительного упора внимания легко разрывается пелена знакомости, «обыкновенности» его выражений, и мы с изумлением замечаем, что нет в его стихах ни одного слова, которое не было бы им заново, целиком создано изнутри.<…>Отвлеченные шероховатости фактуры пылинки на изумительном полотне этой поэзии. Они не дают нам и слабого представления о преодоленных трудностях. Мандельштам — виртуоз формы; его стихи не выдают мучительной работы, они кажутся отлитыми одним творческим напором из драгоценного материала «аеге peren ius». И не случаен латинский заголовок, взятый у Овидия. Как это ни парадоксально — единственному из современных поэтов Мандельштаму — было дано на русском языке писать латинские стихи» («Последние новости» от 14 октября 1922 г.).
