При этом, вообще часто употребляя терминологию формалистов, Мочульский в этом же обзоре несколько по–особенному посмотрел на понятие «прием», сопоставив «безыскусственный и деловитый» рассказ малоизвестного А. Жаброва «Первый полет» с прозой более известных писателей:
«Это коротенькое сообщение о первом полете летчика Размахова, чуть не погибшего при столкновении с другими аэропланами, стоит, конечно, вне литературы. Но отсутствие «приемов» и «приемчиков», давно переставших на нас действовать — воспринимается как обновление жанра. Сухость, протокольность языка; технические выражения; никакой психологии и живописности; после густого месива Пильняков, Никифоровых и Гладковых нелитературность Жаброва освежает» (там же).
Об авторах «biographies romancees», на сравнение с которыми напрашивался и роман Тынянова, и повесть Шкловского, Мочульский позже напишет в статье «Кризис воображения» (см. наст, издание).
Заметки о русской прозе
Впервые: «Звено», № 208 от 23 января 1927.
…от Бабеля — десятка два страниц острого орнаментального сказа»… — несколько ранее, предваряя публикацию в «Звене» двух рассказов Бабеля из книги «Конармия»: «Соль» и «Смерть Долгушева», Мочульский дал такую характеристику прозе:
«Из молодых русских беллетристов бесспорное первенство принадлежит автору «Конармии» и «Одесских рассказов» И. Бабелю. Немногие его рассказы, напечатанные в «Русском современнике», «Лефе»и «Красной нови» вызвали единодушное признание критики. После бесформенных вымыслов Пильняка, повествование Бабеля поражает своей деловитой сжатостью, энергичной выразительностью и обостренностью. Несколькими короткими фразами он создает огромное напряжение действия; его рассказы построены из крепкого материала. Новый быт и новая психология показаны динамически, изнутри; они не описываются и не объясняются, как «некие проблемы», интересующие наблюдателей. Они не переведены на скудный язык трафаретной литературы: быт исчерпан в новых словесных сочетаниях, психология рисуется, как тень, отбрасываемая людьми. Эти «славные бойцы» «солдаты революции» говорят своим, не выдуманным языком. Технические обозначения, «взводный»жаргон, громкие фразы из агитлистков, крестьянский синтаксис и непереваренное велеречие политграмоты — складываются в особый, неожиданный и пестрый «сказ», необыкновенно красочный и убедительный. «Одесские рассказы» стилистически не уступают «Конармии». Диалект евреев налетчиков воспроизведен мастерски. Целые бытовые картины открываются перед нами в жестикулирующих интонациях одесских «корней»…»(«Звено», № 96 от I декабря 1924).
…от Леонова — две–три искусно сделанных повести… — к творчеству Леонова Мочульский приглядывался еще в 1925 году. Об этом свидетельствуют протоколы собраний редколлегии «Звена» от 22 февраля и 22 марта 1925 г., например, предложение Мочульского: «Из советских рассказов не поместить ли Леонова?»(РГАЛИ. Ф. 2475. On. 1. Е. Х. 3). Позже, в 1929 г., обозревая материалы журнала «Новый мир», № 12 за 1928 г., рассказав об отрывке из романа Артема Веселого «Россия, кровью умытая», рассказе Дмитрия Урина «Клавдия», воспоминаниях А. Воронского «За живой и мертвой водой», которые показались ему «утомительными», Мочульский пишет о повести Леонида Леонова «Белая ночь»:
«После невеселого чтения произведений Веселого, Урина, Воронского — всех этих опытов, попыток, неудач и претензий повесть Леонова трогает своей подлинностью и какой то «бесспорностью». Читая ее, не думаешь о литературе и литературщине: принимаешь ее, какой она есть, со всеми ее особенностями и недостатками. Она существует так же, как существует «Конец мелкого человека», «Вор»и «Барсуки». Командир Волчьей сотни, начальник контрразведки в городе Няндорске, поручик Пальчиков, надменный и сильный человек, сводит последние счеты с жизнью; герои Леонова всегда обречены на гибель, знают об этом и с холодной деловитостью готовятся к смерти. А вокруг бессмысленное кипение жизни: наступление красных, суета отступающих англичан, попойки в штабе, расстрелы и тоска слепой белой ночи над тундрой. Автор с нарочитой добросовестностью излагает действия своей повести: вот в тюрьме сидят смертники, ц Пальчиков освобождаег их, вот спорят и пьют офицеры в гарнизонном собрании, вот звонят по телефону о спешной эвакуации, вот Пальчиков подносит ко лбу револьвер и не узнает его, так как «никогда он не видел своего револьвера с дула». Но все это метание, движение, крик как будто не настоящие: герой с отвращением и покорностью исполняет правила, не веря в нечистую и давно проигранную игру. Люди и предметы — невесомы, расплываются, как тени северной ночи. Они похоронены в тумане тундры, живут каким то загробным существованием. И перед реальностью смерти — выдуманными кажутся и военная тревога, и сонное бормотание сибирского городка. Поразителен образ няндорской Сибиллы — зловещей бабы Анисьи, которая варит брагу, потчует офицеров «хмельными сладостями» и гадает на картах. По замыслу Леонова, эта «упругая баба с совиным глазом» сама жизнь, ее сладкое до приторности наваждение. Пальчиков ненавидя влечется к ней; и, поднося револьвер ко лбу, видит: черный Анпсьнн глазок наблюдает за ним и тут» («Последние новости» от 14 февраля 1929).
О юморе Зощенки
Впервые: «Звено»,. № 212 от 20 февраля 1927.
Морис Метерлинк. «Жизнь термитов»
Впервые: «Звено», № 213 от 27 февраля 1927 — в составе обзора «Новое во французской литературе».
Один из немногих откликов Мочульского в этом жанре, который и ныне представляет несомненный интерес.
«Взвихренная Русь»
Впервые: «Звено», № 219 от 10 апреля 1927.
Много раньше о том же произведении Ремизова, который сначала публиковался под названием «Временник», Мочульский писал: «Заметки Ремизова едва ли не самое замечательное из всего писанного об эпохе войны и революции. Время их не состарит; напротив, когда актуальность их отстоится, превратясь в художественный сюжет, когда перестанет развлекать нас острота подмеченного, запечатленного и «снятого с натуры» — только тогда откроется нам масштаб замысла и крепь построения. О безумных днях, о смятении духа и растлении души написать просто, без «литературности» вот это до сих пор не удавалось никому. Невыносима всякая приукрашенность, приемы и эффекты, когда дело идет 0 настоящей, а не придуманной гибели родины, о настоящей, а не театральной крови. Ремизов выбирает форму дневника из мелочей самой обыкновенной жизни составлен его рассказ: путешествие, случайные встречи с людьми, разговор в вагоне и за чайным столом, маленькие невзгоды (надо рублей за квартиру заплатить, а их нет), стояния в очереди, слухи и пересуды, вырезки из газет, жизнь тяжелая, «тягчайшая»; размышления то грустные, то радостные, сны — странные — может быть вещие, а может быть — так, просто — сны — и рядом цены на папиросы, воспоминания о матери и брате — Москва, Чернигов, Кавказ, Петербург. II вот не только «та» жизнь охватывает, и «те» люди отступают, но как будто в «тот» воздух погружаешься — узнаешь звуки, запахи…» (О «Временнике» Ремизова // Звено, № 54 от 11 февраля 1924. Подп.: «К. В.»).
Новый роман Федина
Впервые: «Звено», 1928, № 5.
Алексей Ремизов. «Оля»
Впервые: «Современные записки», 1928, № 34.
Написана на основе ранее написанной рецензии на тот же роман: «Новый роман А. Ремизова», опубликованной в журнале «Звено», № 177, от 20 июня 1926.
Молодые поэты
Впервые: «Последние новости» от 13 июня 1929.
О Франции
Впервые: «Новая газета», № 1 от I марта 1931.
Эта статья (так же как и следующая — «О германии») стала своеобразным итогом многочисленных статей и рецензий Мочульского, посвященных новейшей европейской литературе.
О Германии
Впервые: «Новая газета», № 2 от 15 марта 1931.
Мих. Осоргин. «Чудо на озере»
Впервые: «Современные записки», 1931, № 46.
«Розы». Стихи Георгия Иванова
Впервые: «Современные записки», 1931, № 46.
Ант. Ладинский. «Черное и голубое»
Впервые: «Числа». 1931, № 5.
Ал. Ремизов. «Образ Николая Чудотворца». «Московские любимые легенды». «По карнизам»
Впервые: «Современные записки», 1932, № 48.
Ив. Шмелев. «Лето Господне. Праздники»
Впервые: «Современные записки», 1933, № 52.
Ю. Терапиано. «Бессонница»
Впервые: «Современные записки», 1935, № 58.
Г. Федотов. «Стихи духовные»
Впервые: «Современные записки», 1936, № 61.
Виктор Мамченко. «Тяжелые птицы» Впервые: альманах «Круг», 1936, вып. 1.
Борис Зайцев. «Путешествие Глеба. I. Заря»
Впервые: «Современные записки», 1937, № 64.
Д. Мережковский. «Франциск Ассизский» Впервые: «Современные записки», 1938, № 67.
Стихи о Ленинграде
Впервые: «Русские новостн» от 28 декабря 1946.
3. Рецензии двадцатых годов
В статье «Арнольд Беннет» Мочульский дал как бы «от противного» свое поннмание искусства рецензии: «Его многолетняя работа рецензента — безнадежно плоска: здравый смысл и полное непонимание» (Новая газета. № 5 от 1 мая 1931 г.). Собранные здесь рецензии публиковались на страницах «Звена» на третьей или четвертой странице, подписанные, как правило, инициалами: «К. В.» или «К. М.». В настоящее издание включены отклики и на те книги, которые само по себе не представляют особенного интереса, но позволяют отчетливее ощутить «литературный фон» того времени. Собранные вместе эти рецензии представляют собой своеобразный дневник критика, в котором становится важной не столько оценка той или иной книги, сколько сам подход: всмотреться, вслушаться, — и дать портрет автора или его произведения.