В общем, шумиха была настолько неприятная, насколько представляла Грейс. Оставалось только радоваться, что не хуже.
– Скоро все это закончится? – спросил Генри.
Если бы Грейс хотя бы примерно знала ответ на этот вопрос…
– Главное – помни, все будет хорошо.
– Ладно, – произнес Генри. Сказал он это решительно, но не убежденно.
– У меня была одна клиентка, – проговорила Грейс. – И у нее случилось несчастье…
– Какое? – вполне закономерно поинтересовался Генри.
– Ее сын был тяжело болен. Страдал шизофренией. Знаешь, что это такое?
С верхней ступеньки Шерлок попытался взобраться Генри на колени. Мальчик рассмеялся и подхватил его на руки.
– Это когда человек сумасшедший?
– «Сумасшедший» – неправильное слово. Он был очень болен. У него была очень серьезная душевная болезнь.
– Это и было несчастье?
– Да, и это тоже, но я говорила о другом несчастье. Болезнь привела к тому, что сын этой женщины умер. Ему было всего девятнадцать или двадцать, около того.
– Не знал, что от этого умирают.
Грейс вздохнула. Не хотелось бы вдаваться в подробности, но похоже, что придется.
– Из-за болезни он совершил самоубийство. Это и было несчастье. Конечно же моя клиентка, его мать, очень сильно горевала. Ее нужно было как-то утешить, сделать так, чтобы она смогла примириться со случившимся. Однажды эта женщина сказала: «Теперь это будет первое, что обо мне скажут, когда выйду из комнаты». И я подумала – да, это правда. Но мы ничего не можем поделать с тем, что люди говорят про нас в наше отсутствие. Мы ведь не можем за этим проследить. Не стоит и пытаться. Лучше всего просто… пока ты в комнате, делать то, что считаешь нужным, и не думать, что о тебе будут говорить, когда из этой комнаты выйдешь. Что бы ни происходило, – неловко закончила речь Грейс.
На Генри ее рассуждения, похоже, особого впечатления не произвели, да это и понятно. Что такого сказала Грейс, кроме набора абстрактных слов? И вообще, двенадцатилетние мальчики смотрят на жизнь совсем по-другому, чем их матери среднего возраста. К тому же Грейс и сама толком не знала, что с ней сейчас происходит. До недавнего времени Грейс размышляла только о том, что подумала, сказала или сделала, а не о том, как себя чувствует. Мало того – значительная часть того, что подумала, сказала или сделала Грейс, была одинаково неприятна. Но сейчас Грейс просто сидела на террасе вместе с Генри и смотрела на знакомое с детства озеро, а еще они оба гладили не слишком чистую гончую родом из Теннесси. И во всем этом ничего неприятного не было, даже наоборот. А Генри? Разве у него все плохо? Учитывая все обстоятельства, можно сказать, что нет. Хорошо, пусть эта история будет первым, что начнут обсуждать люди, как только они выйдут из комнаты. Что и говорить, перспектива не самая радостная. С другой стороны, ничего с этим не поделаешь, и при мысли, что даже пытаться бесполезно, Грейс испытала облегчение.
Генри прижался лицом к собачьей морде. Шерлок радостно лизнул хозяина прямо в губы. Грейс постаралась воздержаться от комментариев.
– А папа тоже сумас… больной, как сын той женщины? – вдруг спросил Генри.
– Нет. Во всяком случае, этой болезни у него точно нет. Папа ничего с собой не сделает, я уверена.
Снова похолодало, да и солнце село. Грейс придвинулась поближе и к Генри, и к Шерлоку. От собаки исходило приятное тепло. Тут Генри спросил:
– Как думаешь, где сейчас папа? Его поймают?
Грейс покачала головой:
– Не знаю. Даже не догадываюсь. А насчет поимки… Если честно, иногда даже надеюсь, что его найдут. Так злюсь на него, что хочу, чтобы он понес наказание. А в другой раз наоборот – надеюсь, что так и не найдут, потому что тогда не придется мучиться вопросом, виновен он или нет.
Только договорив, Грейс сообразила, что произнесла эти слова вслух, да еще и в присутствии сына. Какой ужас.
– Как думаешь, папа правда убил эту женщину? – спросил Генри.
Грейс зажмурилась. Она медлила с ответом сколько могла, но к сожалению, долго тянуть тоже не получится. Сын задал вопрос, а значит, придется отвечать.
Глава 23
На край света
Приглашение Лео зайти в гости вместе с Генри и познакомиться с группой «Дом ветра» Грейс приняла только в конце февраля, хотя к тому времени они успели стать добрыми друзьями и виделись не реже одного-двух раз в неделю. Причем теперь речь шла не о случайных встречах в библиотеке. Лео говорил, что работа над книгой об Эшере Леви продвигается успешно, и был уверен, что полностью допишет черновой вариант до конца академического отпуска, срок которого истекал в августе. Правда, Лео так и не удалось доказать, что Леви и другие переселенцы, сразу после прибытия обосновавшиеся в Ресифи[67], были первыми евреями, приплывшими в Новый Свет. К сожалению, их опередил торговец из Бостона, чья нога ступила на американскую землю еще в 1649 году – то есть на пять лет раньше.
– Этот человек нанес мне удар в самое сердце, – не слишком печально сокрушался Лео и сам смеялся собственной шутке.
Собираясь в гости, Грейс хотела внести свой вклад и приготовить что-нибудь к ужину, но в тот день у нее была назначена встреча с риелтором в Грэйт-Баррингтоне, с которым они ездили смотреть офисы. Грейс планировала арендовать себе кабинет. Много свободных вариантов обнаружилось в перестроенном амбаре, который теперь превратился в офисное здание. Здесь принимали клиентов юристы, консультанты и терапевты всех мастей и направлений. Окна выходили на зимнее поле. По словам риелтора, живший здесь фермер раньше выращивал на нем кормовые травы и кукурузу. А еще внутри бывшего амбара было тепло и светло, даже в такое не радующее погожими деньками время года. Грейс попыталась представить здесь свою бежевую кушетку, стол и стул из нью-йоркского кабинета. Кожаный держатель для коробки с бумажными платками, турецкий ковер… Но тут Грейс поняла, что в этом уютном кабинете старые вещи ей не нужны. Только все новое – новый диван, новый держатель, все новое. Единственное, что Грейс хотела оставить из прежней обстановки, – белая керамическая кружка, изготовленная Генри в летнем лагере. Та самая, где она держала ручки. Нет, от этой вещи Грейс не откажется, потому что ее она по-настоящему любит. Зато наконец представится возможность избавиться от постера Элиота Портера. Давно пора.
Затем Грейс поехала вместе с риелтором в его офис, после чего заезжать домой и готовить уже не было времени. Поэтому Грейс ограничилась тем, что по пути в школу купила большую порцию курицы «Марбелья» в «Гвидо», местном аналоге нью-йоркского гастронома и кафе «Дин энд Делука». Ассортимент в «Гвидо» нравился Грейс. Курицу «Марбелья» тамошние повара готовили лучше, чем она, – впрочем, этот факт скорее раздражал, чем радовал. Самое досадное, что Грейс пробовала ее шесть раз, но так и не поняла, в чем секрет.
Вита бывала в Грэйт-Баррингтоне каждый четверг – приезжала на собрания, проводившиеся в одном из филиалов «Портер-центра». Если Виту не задерживали никакие чрезвычайные обстоятельства, они с Грейс встречались в кафе или ресторане где-нибудь в городе. Грейс понимала, что вновь обрела не только подругу, но и значительную часть собственной жизни. Многие воспоминания стерлись или скрывались в таких дальних уголках памяти, что извлечь их оттуда было трудно. И все потому, что, когда они с Витой перестали общаться, Грейс было слишком грустно вспоминать о славных временах, проведенных вместе. А теперь воспоминания вдруг выскакивали на поверхность сами собой, причем совершенно неожиданно, без предупреждения. Например, когда Грейс ехала по трассе 7 или ждала Генри около спортзала, где в зимнее время года тренировалась бейсбольная команда. Грейс вдруг вспоминала книги, которые они читали, и одежду, которую покупали вместе и давали поносить друг другу, – а иногда чуть ли не дрались из-за приглянувшейся обеим вещи. Иногда приходили воспоминания о маме или тете Виты. Последняя была женщиной со странностями – как Грейс теперь понимала, она, видимо, страдала легкой формой биполярного расстройства. Время от времени тетя оставалась присматривать за девочками, когда мама и папа Виты куда-то уходили по вечерам. Как только за ними закрывалась дверь, тетя тайком угощала подопечных не одобряемым родителями лакомством «Шугар Дэдди». Теперь к Грейс вернулась эта и многие другие подробности, сами по себе незначительные, но вместе образующие кричаще пестрое лоскутное одеяло ее жизни. И Грейс это нравилось. Она была искренне благодарна судьбе за такой подарок.
Теперь четверг стал любимым днем в неделе Грейс.
После встречи с риелтором и похода в «Гвидо» она отправилась забирать Генри с репетиции школьного оркестра. Вид у сына был немножко усталый. Он поначалу даже забыл, что сегодня они едут в гости, а не домой, как обычно, однако приободрился, почуяв долетавший с переднего сиденья аромат курицы «Марбелья».
