– А другие ребята будут? – спросил Генри, заранее не веря, что услышит положительный ответ.
– Вряд ли.
Тут Грейс вспомнила про падчерицу Лео. Но когда они встречались на этой неделе, Лео ничего не говорил о том, что девочка тоже приедет.
– Но у него есть падчерица, – прибавила Грейс. – Примерно твоего возраста. Разве что чуть-чуть постарше.
– Отлично, – с неприкрытым сарказмом в голосе отозвался Генри.
Для двенадцатилетнего мальчика единственное, что может быть хуже вечера, проведенного в обществе взрослых, – вечер, проведенный в обществе взрослых и девочки чуть-чуть постарше.
– Мне ведь не придется играть там на скрипке?
– Нет, нет, – поспешно ответила Грейс. Этого они не планировали. Но разве Лео еще в январе не приглашал Генри присоединиться к группе? Однако сын заставил Грейс пообещать, что скрипка останется в машине.
Возле каменного дома она протиснулась на единственное свободное место с краю круто уходящей вверх подъездной дорожки. Прямо перед ней стоял «субару» с наклейкой «Сборная по квиддичу[68], колледж Бард». Вторая наклейка гласила: «Блюграсс жив».
– Можно взять с собой книгу? – спросил Генри.
Грейс на секунду задумалась.
– Ладно, бери. Только, прежде чем уткнешься в нее, дай хозяину шанс и хотя бы попытайся получить удовольствие от вечера, договорились?
– Договорились…
Генри вылез из машины. Грейс взяла поднос с курицей и последовала за сыном. Вместе они подошли к черному ходу. Из дома доносилась музыка, причем играли так громко, что, когда Грейс постучала, открывать никто не спешил. Она постучала еще раз. Потом пожала плечами, повернула ручку и зашла с подносом в руке. Генри захлопнул за ней дверь.
– Привет! – радостно воскликнул Лео. Музыка затихла. Он вбежал на кухню. – Грейс! Молодец, что пришла!
Подавшись вперед, Лео поцеловал ее – очень скромно и целомудренно, но с искренним пылом.
– А ты, должно быть, Генри, – продолжил хозяин, обращаясь к ее сыну, – тот самый новый скрипач, которого мы так долго ждали.
– Э-э… нет, – возразил он. – В смысле, я играю классическую музыку, а не блюграсс.
– Ну, это не проблема, – отмахнулся Лео. – Проходите, огонь в камине уже развел. Не желаете чего-нибудь выпить?
Генри сразу попросил газировки. Уловка явно была продуманная – дома Грейс газировку ему пить не разрешала.
– Извини, приятель. Не держим. Против клюквенного сока не возражаешь?
– Нет. Спасибо.
Грейс приняла из рук Лео бокал вина и стала пить короткими, нервными глотками. До этого она и сама не замечала, что нервничает. Причина беспокойства заключалась в том, что в соседней комнате ждали трое лучших друзей Лео, и Грейс было не совсем все равно, что эти люди о ней подумают.
Внутрь этого дома она заходила всего один раз, много лет назад. Тогда из-за грозы в коттеджах на берегу озера два или три дня не было электричества. Трудности неожиданно сплотили местных жителей. Такой добрососедский дух не царил в здешних местах ни до, ни после. Оставшееся содержимое холодильников собирали и делили на всех. Грейс не помнила, видела ли в тот день Лео, но воспоминания о доме сохранились достаточно ясные. Вернее, не обо всей обстановке, а о самой примечательной ее части – массивном камине, выложенном речным камнем, который занимал почти всю стену. Когда Грейс зашла в комнату сейчас, взгляд ее снова первым делом упал на камин. Оказалось, в своих воспоминаниях она не преувеличила ни размер конструкции, ни производимый эффект. Камин возвышался до потолка, а в ширину имел размеры большие, чем требовалось, как будто мастер увлекся, завороженный красотой камней. Одни были коричневыми, другие серыми, третьи бледно-розовыми. Между ними был втиснут длинный горизонтальный кусок полена, служивший каминной полкой.
Казалось, добавили ее уже потом, в качестве завершающего штриха, который в первоначальные планы не входил.
Грейс заметила, что Генри тоже первым делом уставился на камин и принялся с интересом его разглядывать, совсем как она сама в детстве. «Да-да, я тебя понимаю», – мысленно произнесла Грейс.
Огонь тоже горел весьма эффектно. Языки пламени взмывали вверх, громко трещали поленья, а жаром от камина пыхало таким, что все трое музыкантов, расположившиеся на диване и креслах, сидели от него на почтительном расстоянии. Один из друзей Лео, мужчина плотного телосложения с залысинами на лбу, встал при их появлении.
– Это Колум, – представил его Лео.
Тот самый, который родом из Шотландии, вспомнила Грейс, пожимая ему руку.
– Здравствуйте. Меня зовут Грейс, а это Генри.
– Здравствуйте. – Генри тоже пожал Колуму руку.
Остальные помахали руками с дивана. У Лирики, дочери хиппи, были длинные черные с легкой проседью волосы. Зрелище непривычное – на Манхэттене обладательницы черных волос не седели никогда. Нос у Лирики был с горбинкой, а на коленях лежала большая стопка нот. «Только не вставай, только не вставай», – мысленно взмолилась Грейс. Иначе придется подбирать их по всему полу. Сидящий рядом с Лирикой подросток – очевидно, сын – встал, держа в руках скрипку. Звали парня Рори.
– Простите, что прервала репетицию, – извинилась Грейс.
– Ничего страшного, – ответил Колум. Даже эти два коротких слова были произнесены с заметным шотландским акцентом. – Перерывы на обед всегда приветствуются. Вернее, на ужин.
– Сегодня у нас курица, – возвестил Лео. – Сейчас разогреем в духовке.
– Я как раз проголодался, – оживился Рори. Он был немного похож на мать – такой же выдающийся римский профиль и черные волосы. Правда, фигура у молодого человека отличалась некоторой рыхлостью и округлостью. Должно быть, пошел в отца.
– Ты всегда голодный, – рассмеялась Лирика и, обращаясь к Грейс, прокомментировала: – Кормить Рори – это работа. Давно пора зарплату требовать.
Рори между тем снова сел и принялся наигрывать на скрипке тихую мелодию – почти неслышную, чтобы не мешать разговору. Рука его двигалась будто сама собой, словно жила своей жизнью и не принадлежала телу. Грейс обратила внимание, что Генри во все глаза наблюдает за музыкантом.
– Иногда сижу на причале и слушаю вашу музыку. Рада, что наконец довелось увидеть исполнителей, – сказала Грейс.
– А у нас наконец-то появились зрители! – улыбнулся Лео.
– Погоди, ты ведь, кажется, что-то говорил про «скромную аудиторию», – напомнила Грейс. – Значит, фанаты все-таки есть?
– Вот именно – аудитория очень скромная, – проговорил Колум и потянулся за гитарой. Инструмент стоял прислоненным к креслу. – Исчисляется… дайте подумать… десятком человек.
– Всего десять? – нахмурился Генри.
– Точно.
Колум положил гитару на колени.
– Да, не много.
– Верно, – согласился Лео. – Но теперь, когда нас посетили ты и твоя мама, наша популярность сразу выросла – подсчитай сам! К счастью, толпы орущих поклонников нам и не требуются. Музыкой мы занимаемся совсем не для этого.
– Да, повезло, – рассмеялась Лирика.
– Мы играем из любви к искусству.
– А некоторые из нас – для того, чтобы нравиться девушкам, – прибавил Рори.
Похоже, последний пункт Генри по-настоящему заинтересовал.
– Не хочу огорчать, но девушки, которые нравятся тебе, на выступления струнных коллективов не ходят, – возразила Лирика.
– Значит, вы квартет? – уточнил слегка удивленный Генри.
– Скорее группа, – ответил Лео. – Строго говоря, любую группу, играющую исключительно на струнных инструментах, можно считать струнной. Таким образом, квартет тоже можно считать струнной группой.
– Ну да, конечно, – со свойственным только подросткам презрением бросил Рори.
– Но мы, конечно, играем блюграсс, ирландскую и шотландскую музыку. Иногда ее еще называют этнической музыкой. Генри, ты когда-нибудь играл этническую музыку?
Генри покачал головой. Грейс представила, что сказал бы на это Виталий Розенбаум, и едва не рассмеялась в голос.
– В Нью-Йорке этника сейчас не в моде, – вместо этого сказала она. Грейс расположилась в свободном кресле рядом с камином и, отодвинувшись подальше от камина, положила ногу на ногу.
– Ничего подобного, – возразил Колум. – Как раз таки в Нью-Йорке этника сейчас очень популярна. В основном, конечно, в Бруклине, но наши уже начинают понемногу захватывать Манхэттен. Взять хоть музыкальный бар «Пэдди Рэйлли’с» на Двадцать девятой улице. А «Брасс Манки»? Когда бываю в Нью-Йорке, в воскресенье вечером непременно захожу в один из них. У них там полная свобода, любой может выйти на сцену и сыграть.
– Правда? – произнесла Грейс. – А я и не знала. Наверное, просто не слежу за новостями в мире этнической музыки.
Лео, направлявшийся на кухню, на ходу прокомментировал:
– Этника сейчас попала в струю.
– Тогда понятно, почему я не в курсе. Сама, к сожалению, отнюдь не в струе.
– Что значит – «попала в струю»? – озадачился Генри, и Рори весьма любезно принялся объяснять ему значение этого выражения.
