обдумал, — ответил он серьезно. — На самом деле вся куча вопросов группируется в три главных. Они же суть сии. Вопрос первый — чего хотели от Васи те, кто его удерживал где-то и пытал? Вопрос второй — почему Лариса скрывала исчезновение мужа? Не сообщила в милицию и даже мне не сказала? И третий вопрос — почему она молчит сейчас, когда Вася уже все равно убит?
— Из трех ваших вопросов два касаются Ларисы, — резюмировал я. — Означает ли это, что вы считаете ее в какой-то степени скрывающей многое из того, что она знает?
— Означает, — подтвердил Боря, сопровождая свои слова энергичным кивком головы. Он встал и прошелся по комнате, осторожно ступая среди раскиданных прямо по полу инструментов.
— Я вам даже больше скажу, — произнес он наконец осторожно и даже более тихим, чем прежде, голосом. — Мне кажется, что она имеет вообще непосредственное отношение к тому, что случилось с Васей. Конечно, нехорошо так говорить, но факты — упрямая вещь. Я ведь не собирался специально расследовать это дело, я не милиционер, но просто в глаза лезет всякая несуразица.
Боря опять сел на стул напротив меня и продолжил свои рассуждения:
— Ответ на первый вопрос достаточно прост и сам собой напрашивается. Мотив убийства — ценности. Это понятно. Ничего другого у Васи не было и быть не могло. Икона и коллекция. Может быть, еще деньги, но вряд ли у Васи были крупные суммы наличных денег… Во всяком случае, ясно, что именно материальный интерес двигал теми, кто убивал его.
— Но тогда какое отношение к этому может иметь Лариса? — спросил я, как бы раздумывая. — Она и так была жена Василия, и все принадлежало ей… Они же не собирались разводиться…
— Ответ на этот вопрос у меня был, — ответил Боря. — Только теперь я в недоумении. И чем дальше, тем горестнее становится это недоумение. Дело в том, что могло случиться так, что Васю похитили и стали требовать ценности. А Ларисе пригрозили, что убьют мужа, если она хоть кому-то скажет обо всем. Вот она и молчала.
— Ну, да, — подхватил я. — Вот поэтому она вам ничего и не могла сказать. — Это было радостно сознавать, потому что всегда приятно, когда с человека спадают подозрения… Пусть даже этот человек тебе и не слишком симпатичен.
— Вы звонили, а она не знала, что и соврать вам, — добавил я.
— Ну, да, — вяло отреагировал Боря на мои слова. — Это было бы все очень хорошо, если бы…
— Если бы что? — быстро переспросил я. Теперь мне стало вдруг казаться, что Боря слишком подозрителен. Так иногда бывает. Он — одинокий человек, а его ближайший друг женат. И вот он начинает чувствовать сначала раздражение к жене друга, а потом и ненависть к ней. И готов свалить на нее вообще вину за все, что угодно. Это такая форма дружеской ревности…
— Если бы что? — спросил я еще раз.
— Если бы после всего этого Вася остался жив, — сказал жестко Боря, и я осекся. Он был совершенно прав. — Я согласен с вами относительно того, что это довольно распространенная ситуация. Похищают мужа, а жена никому об этом не сообщает, а старается сама достать деньги и выкупить мужа… Потому что на милицию никто не надеется по-настоящему… А потом жена собирает деньги, отдает их разбойникам и освобождает мужа. Это — обычное дело в наше время. Но сейчас-то картина совсем другая.
— Да, — согласился я. — Вы, конечно, правы. Теперь Вася убит.
— Мы можем пойти еще дальше, — продолжал Боря. — И предположить следующее. Лариса молчала, потому что боялась рассердить разбойников. Она отдала ценности, а они все равно его убили. И уже поняв, что они его убили, она и обратилась в милицию с заявлением. Возможно такое?
— Конечно, — ответил я. — Вероятнее всего, именно так и было. Коварство этих мерзавцев всем известно. Как можно им доверять?
— Но, — сказал Боря многозначительно, — в этом случае возникает следующий вопрос. А почему она солгала в своем заявлении? Ведь она сделала простое заявление об исчезновении мужа. И все. Кроме того, она до сих пор ничего никому не говорит. Мне во всяком случае. А судя по вашей неосведомленности, и вам тоже.
— Если она выполняла волю бандитов ради спасения мужа, — сказал я, — то после его смерти она, естественно, не должна молчать. Теперь, когда он уже мертв, она могла бы признаться, что ее шантажировали жизнью мужа.
— Но она ничего не говорит, — сокрушенно покачал головой Боря.
— Честно говоря, — сказал он, немного помолчав, — когда я узнал о смерти Васи, я первым делом подумал о ценностях. Они в каком-то смысле ключ к ответу на вопрос о степени виновности Ларисы…
— То есть?
— Возможно ведь и иное течение событий, — сказал Боря. — Васю похитили, связались с Ларисой. Назвали цену. Скорее всего, просто потребовали икону и коллекцию бронзы… А она не согласилась с ценой. И не отдала вещи.
— Тогда это ответ на вопрос о том, почему Васю убили, — произнес я и тут же встрепенулся. — Вы что же, хотите сказать, что Лариса из жадности отказалась отдать вещи и тем самым сознательно обрекла мужа на мучительную смерть?
Боря усмехнулся в бороду и промолчал. Он продолжал неподвижно сидеть на стуле. Потом сказал:
— Нет, я ничего не хочу сказать. Я логически размышляю. А про это вот… Про виновность Ларисы в смерти Васи — это вы сами сказали.
— Когда я такое сказал? — возмутился я.
— Только что… Вы же сами сделали вывод из наших с вами общих умозаключений.
Он был прав. Вывод напрашивался сам собой.
— Поэтому я первым же делом поехал к Ларисе и предложил ей дать мне на хранение ценности. Мы с вами тогда как раз встретились. Она отказалась. И тогда я заподозрил, что с вещами она расставаться не хочет, — продолжил свои рассуждения Боря.
Но тут я вспомнил наш с Ларисой разговор накануне.
— Но она сказала мне, что вещи продал сам Вася за несколько дней до гибели, — сказал я.
Боря наклонил голову вперед и посмотрел на меня исподлобья. Он был мрачен, и таким образом давал мне понять абсурдность моих слов.
— Как можно в это поверить? — сказал он. — Продать такие вещи, как та икона и коллекция бронзовых печаток, — это событие. К нему человек готовится долго, он созревает. И во всяком случае сообщает об этом ближайшему другу. Кроме того, это быстро сделать вообще невозможно ввиду большой ценности вещей. То есть мгновенно найти покупателя просто маловероятно.
— Но Вася мог сделать это быстро, — сказал я. — У него
