— Это очень щедро с твоей стороны, капитан, — поклонился начальник гребцов. — Я ведь только выполняю свою работу.
— И выполняешь ее отлично. — Менедем посмотрел на мерцающие звезды и зевнул. — А теперь тебе лучше немного поспать. Как бы хорошо ты ни выполнял свою работу, держу пари, ты все-таки пропустил чашу-другую вина, пока выслеживал наших ребят, которые предпочитали пить или развлекаться с женщинами, а не грести.
— Кто, я? — Диоклей был просто воплощенная невинность. — Не знаю, о чем ты говоришь.
Они с Менедемом рассмеялись.
Потом Диоклей пошел отдохнуть — для этого ему надо было примоститься на скамье гребца и прислониться к борту, а Менедем расстелил гиматий на юте и, так как ночь была ясной и теплой, заснул скорее на своем плаще, чем под ним.
Как обычно, он проснулся с первыми лучами солнца. Подойдя к борту, чтобы помочиться в реку Сарно, он обнаружил, что у борта уже стоит Соклей.
— Добрый день, — сказал его двоюродный брат.
— Добрый, — ответил Менедем.
Решив покинуть Помпеи, Менедем уже начал прикидывать, что будет делать дальше.
— Мы должны выжать из неаполитанцев больше серебра, чем выжали из местных жителей, — куда больше, если повезет, — заявил он.
— Давай надеяться, что повезет, — сказал Соклей. — Мы прибудем туда уже сегодня, верно?
— О да, клянусь Зевсом, — ответил Менедем. — Где-то к полудню или чуть позже. Вероятно, большую часть пути нам придется идти на веслах… похоже, бриз дует прямо в лицо.
— Может, он слегка изменит направление, когда мы выйдем в море, — предположил Соклей.
— Кто его знает, — ответил Менедем. — Давай поднимать людей. Чем больше мы успеем сделать до того, как начнется жара, тем лучше. Одно хорошо… — Он засмеялся. — Недостатка в пресной воде мы сегодня испытывать не будем.
— Это верно, — согласился его двоюродный брат.
* * *
Готовясь отчалить, Менедем наставлял команду:
— Когда я отдам приказ «весла на воду», гребите как следует. Наше судно должно очутиться на открытой воде к тому времени, как поравняется с пристанью ниже по течению, прежде чем течение нас на эту пристань снесет. Двигаться здесь будет труднее, чем в обычной морской гавани.
Диоклей задавал темп, и «Афродита» без особых трудностей вышла на середину Сарно. Менедем повернул нос корабля к устью реки и снял с весел большинство людей, но оставил по полудюжине гребцов на каждом борту, чтобы они помогали течению, гнавшему акатос к Тирренскому морю.
Маленький голый пастушонок, поивший овец на берегу, помахал «Афродите», когда она скользила мимо. Менедем снял руку с рулевого весла и помахал в ответ.
Диоклей заметил:
— Это довольно благополучная страна. Во многих других местах парнишка мигом убежал бы при виде судна, боясь, что мы его схватим и продадим в рабство.
— Верно. За него можно было бы выручить две, даже три мины, хотя он и такой костлявый. — Менедем пожал плечами. — Однако, боюсь, стоит ли хлопотать ради такой прибыли.
Он поймал себя на том, что вряд ли бы рассуждал подобным образом, окажись их торговля не столь удачной.
Аристид на носу указал вперед и закричал:
— Море! Море!
— Море! Море! — подхватили остальные моряки.
Соклей же внезапно рассмеялся.
— Что здесь смешного? — удивился Менедем.
— Именно так закричали десять тысяч Ксенофонта — или сколько их там к тому времени осталось в живых, — когда они наконец-то увидели море, выбравшись из персидских земель, — пояснил Соклей.
— Ксенофонт был афинянином, так ведь? — спросил Менедем. И в ответ на кивок Соклея продолжил: — Удивляюсь, что вместо этого он не написал: «Моте! Моте!»— Он указал на двоюродного брата. — Кстати, этот аттический диалект прилип и к тебе — я слышал, как ты говорил «ятык» вместо «язык».
Услышав подобное замечание, Соклей высунул свой язык. Менедем ответил ему тем же.
Соклей сказал:
— Вообще-то, если я правильно помню, Ксенофонт и вправду написал: «Моте!»
— Ха! — Менедем, судя по всему, был очень собой доволен. — Держу пари, что большинство его воинов произнесли это слово так, как его только что произнес Аристид.
— Ты, вероятно, прав, — ответил Соклей. — Но ты слишком многого хочешь от афинянина, если думаешь, что он оставит свой диалект только потому, что кто-то произносит слова по-другому.
— Я сроду ничего не хотел от афинян, — заявил Менедем. — Эти пройдохи ухитряются одурачить тебя даже более ловко, чем…
Он смолк на полуслове, увидев, как его двоюродный брат буквально изменился в лице. Слишком поздно Менедем вспомнил, как Соклей наслаждался проведенным в Афинах временем и каким мрачным он был, когда вернулся на Родос. Стараясь говорить как можно небрежней, Менедем продолжал:
— Ладно, хватит болтать. Полагаю, мне лучше сосредоточиться на управлении судном.
— Да, так будет лучше.
Судя по голосу Соклея, он едва сдерживал гнев.
Менедем вздохнул.
Рано или поздно братец ему это припомнит.
В такой ясный день, как сегодня, когда дул только ленивый ветерок и лишь самая легкая зыбь волновала голубую поверхность Тирренского моря, для управления «Афродитой» не требовалось больших усилий. Менедем вел судно прочь от земли — он хотел, чтобы между сушей и акатосом пролегли несколько стадий.
«Никогда не знаешь наперед, что может случиться», — думал он.
На берегу, когда нужно было беспокоиться только о себе самом, он сплошь и рядом пускался на такой риск, что это ужасало осторожного Соклея. Но на море, когда на кону стояло все… Менедем покачал головой. Тут он рисковал редко.
И когда некоторое время спустя Аристид выкрикнул:
— Парус! Парус впереди по правому борту! — Менедем улыбнулся и кивнул.
Ему не придется менять курс — другое судно, чье бы оно ни было, далеко, и оно запросто разминется с «Афродитой».
Но потом Аристид закричал снова:
— Паруса по правому борту, шкипер! Это не просто одно судно… Это целый флот!
Глаза Менедема метнулись туда, куда показывал с бака впередсмотрящий. Менедему потребовалось всего лишь одно мгновение, чтобы самому заметить паруса, и еще мгновение, чтобы опознать тип судов.
— Все — на весла! — закричал он. — Это триеры, и они смогут сожрать нас на обед, если захотят!
Моряки побежали занимать свои места на банках.
Лопасти весел врезались в воду. Не ожидая приказа Менедема, Диоклей ускорил темп гребли.
Менедем повернул «Афродиту» прочь от низких, длинных, зловещих корпусов.
Это могли быть только триеры, а не пентеконторы и не гемиолии: виднелись фок- и грот-мачты, а по нескольку мачт на небольших судах никогда не бывало. Оглянувшись через плечо, Менедем попытался сосчитать корабли и уже дошел до восемнадцати, когда Соклей сказал:
