сделала для этого все, — согласилась Идаан. — Многие годы я не занималась работой такого рода. Мне не хватает практики, но я сделала все, что могла.
— Все, чтобы восстановить милость императора, — сказал Маати. — Я бы никогда не догадался, что ты станешь его собачкой.
— На самом деле я начала это, чтобы защитить Семая, — сказала Идаан, словно не заметив оскорбления. — Ты расшевелил грязь, и я испугалась за него. Я хотела, чтобы Ота узнал, что Семай никак не связан с этим делом. А потом, когда я оказалась при дворе… ну, я решила загладить вину перед Данатом.
— Мальчиком?
— Нет. Перед тем, по имени которого назвали мальчика, — сказала Идаан и тяжело вздохнула. — Но давай вернемся к нашим делам, а? Я понимаю, как трудно и странно любить того, кто тебя ненавидит. Это было со мной. И если ты еще раз назовешь меня собачкой, клянусь всеми богами, которые были и будут, я поломаю тебе все пальцы. Понял?
— Я не хотел, чтобы произошло что-то вроде того, что произошло, — сбивчиво сказал Маати. — Я хотел исцелить мир, а не… не это.
— И планы пошли наперекосяк, — сказала Идаан. — Да, такова их природа. Я иду внутрь. Присоединяйся к нам, когда будешь готов. А пока я приготовлю тебе что-нибудь теплое, попить.
Маати сидел один, постепенно замерзая. Постоялый двор за его спиной потрескивал, словно из него выходило накопленное за день тепло. Сова низко заухала, обращаясь к миру, темнота вокруг него, казалось, уменьшилась. Он различал брусчатку, силуэт конюшни и высокие ветки, тянувшиеся к звездам, как тонкие пальцы. Маати оперся головой о стену и дал глазам закрыться.
Дрожь прекратилась. Гнев стал менее острым, его место постепенно занимала печаль. Изнутри доносился спокойный голос Эи, твердый, как камень. Он должен быть с ней. Он должен быть на одной стороне с ней. Она не должна противостоять им в одиночку. Закряхтев, он встал и ввалился внутрь, колени болели.
Ота сидел на низком деревянном стуле, задумчиво прижав пальцы к губам. Он взглянул на Маати, вошедшего в комнату, но никак не показал, что узнал его. Эя говорила, указывая в пространство между Отой и Данатом. Ее голос был ни злобным, ни извиняющимся, и Маати в очередной раз вспомнил, почему восхищается ею.
— Да, — сказала она, — андат переиграл нас. Начиная с Ашти Бег и кончая мной, мы хотели считать его младенцем. Мы все знали, что это не так. Мы все достаточно хорошо понимали, что он — часть сознания Ванджит, облекшаяся плотью, но…
Она подняла руки, ладонью наружу. Не формальная поза, но достаточно красноречивый жест.
— Тогда что же он хочет? — спросил Данат. — Если бы он на самом деле хотел, чтобы Ванджит убили, почему не помог вам? Это дало бы ему все, что он хотел.
— Значит он хочет чего-то большего, чем свобода, — сказала через плечо Идаан, втискивая пиалу с теплым напитком в руку Маати. — Прецедент был. Бессемянный хотел свободы, но не только: он хотел, чтобы его поэт страдал. Ясность-Зрения может хотеть для Ванджит что-нибудь еще, помимо смерти.
— Например? — спросила Большая Кае.
— Наказание, — предположила Эя. — Или изоляции. Или…
— Ощущение семьи, — сказала Ашти Бег странно задумчивым голосом.
— Если мы думаем о нем как о ребенке, у которого больше одной программы действий, быть может он стремиться создать мир, в котором будут только мать и он. Чуждые нам всем.
— Но он в любом случае хочет свободы, — сказал Маати. При звуке его голоса Маленькая Кае подвигалась на своей скамье, давая ему место. Он подошел к ней и сел. — Что бы он не хотел еще, этого он точно хочет.
Из очага вырвался клуб дыма. Маати отпил то, что дала ему Идаан — ром с медом и яблоками. Напиток согрел горло и заставил грудь пылать.
— А мы действительно должны беспокоиться об этом? — спросила гальтская девушка, Ана. — Я не имею в виду атаку, но, похоже, мы все согласились, что эта Ванджит не в себе. Что мы получим, пытаясь угадать точную форму ее безумия?
— Быть может представление о том, куда она направилась, — предложила Маленькая Кае. — И что может сделать дальше?
— Ана права, — сказал Данат. — Мы можем бросать кости до бесконечности, но кое-что мы знаем точно. Она ушла прошлой ночью в месте, до которого отсюда полдня плавания на юг. Если она хочет идти вверх по реке, ей нужно нанять лодку. Если вниз — нанять лодку или построить плот и плыть по течению. Но она может и пойти на восток через глухомань. Что о предместьях? Сможет ли она найти убежище в предместье?
Группа какое-то время молчала, потом Данат сказал:
— Я приведу трактирщицу. Она может что-то знать о местной географии.
У Маати возникло странное чувство семьи. Пригоршня людей сидела вместе, обсуждая вслух неразрешимую задачу. Такое же было и в школе, когда они сидели в классе с меловыми отметками на стенах. Все выдвигали предположения, интерпретации и вопросы, открытые для всех, кто мог ответить. Совершенно неожиданно он успокоился, ему стало уютно.
И единственным, кто не сказал ни слова, оказался Ота.
Разговор тянулся всю ночь. Чем больше они хотели поймать Ванджит, тем больше казалось, что она в состоянии убежать. Тем больше казалось, что она замерзнет в глуши. Гальтская девушка и Маленькая Кае долго спорили, надо ли убить Ванджит или стоит попытаться ее спасти; Маленькая Кае стояла за быструю смерть, Ана хотела дать Ванджит шанс, если она исправит то, что сделала гальтам. Данат сосчитал дни до Утани, добавил время возвращения назад и прикинул размер поисковой партии.
— Есть еще одна возможность, — сказала Эя, ее жемчужно-серые глаза глядели в никуда. — У меня готово пленение. Ранящий. Если я проведу его успешно, мы получим еще один способ исцелить ущерб, причиненный гальтам.
Ана повернулась на голос Эи, на ее лице появилась дикая надежда. Маати было почти жаль разрушать ее надежду.
— Нет, — сказал он. — Это не сработает. Даже если ты помнишь пленение достаточно хорошо и в состоянии совершить ее слепой, мы еще не просмотрели последнюю версию. И Ванджит сломала все таблички.
— Но если гальты опять получат глаза… — сказал Данат.
— Ванджит опять заберет их, — сказал Маати. — Ясность-Зрения и Ранящий будут тянуть на себя — пока Эя будет пытаться лечить, Ванджит будет пытаться ослеплять, — и только одни боги знают, что произойдет в результате. И это не говоря о том, что Эя может умереть, пытаясь провести пленение.
— Ты этого не знаешь, — сказала Идаан.
— Я не хочу идти на риск, — ответил Маати.
Ота слушал с
