— Что вы мелете, сударь? Мы прекрасно знаем, что где-то бродит маньяк. Вы что, хотите сказать мне, что он к этому непричастен?
— Такова одна из теорий, вот и все.
— Понятно. Ну, в таком случае, может, вы окажетесь настолько добры, чтобы просветить нас касательно остальных?
— Да, выкладывайте, — встрял Марк. — Кто еще мог его прикончить?
— Да любой из нас, конечно же.
— Бред и ерунда! — рявкнул Томас. — Как это мог сделать кто-то из нас, если мы все сидели здесь и ужинали?
— Никто не видел Генри с того времени, как нам прочли завещание, — заметил Майкл. — Между чтением и ужином все мы в то или иное время оставались одни. Я не исключаю никого.
— Вы несете чушь! — сказал Марк. — Его могли убить лишь несколько минут назад. Вы забываете, что я с ним вместе какое-то время смотрел телевизор, пока вы все внизу ели.
— Это ваша версия, — холодно заметил Майкл.
— Вы обвиняете мета во лжи? А чем еще я, по-вашему, занимался?
— Насколько мне известно — чем угодно. Разговаривали по телефону со своим другом Саддамом, выполняя его последний срочный заказ.
— Наглая свинья! Немедленно возьмите свои слова обратно.
— Боюсь, от этой интригующей гипотезы придется отказаться, — подал голос Родди, в эту минуту вернувшийся из вестибюля с телефонным аппаратом в руках. Шнур был перерублен надвое. — Как видите, услуги связи, похоже, нам временно недоступны. Я обнаружил это, поскольку в отличие от всех вас мне хватило здравого смысла подумать о том, что следует позвонить в полицию.
— Ну, это еще не поздно, — сказала Хилари. — У мета в комнате тоже есть телефон. Пойдемте — если мы поспешим, то доберемся до аппарата раньше его.
Когда они выходили из комнаты, Марк снисходительно улыбнулся вслед.
— Меня поражает, что люди до сих пор полагаются на столь примитивные средства связи, — сказал он. — Ты ведь захватил с собой сотовый, правда, Томас?
Пожилой банкир удивленно поморгал:
— Точно. Конечно, прихватил. Я без него никуда. Странно, почему мне это раньше в голову не пришло.
— А не помнишь, где ты его оставил?
— Кажется, в бильярдной. Мы расписали парочку с Родди до вашего приезда.
— Я схожу за ним. И мы покончим с этим делом в считаные минуты.
Он вышел, оставив Майкла и Томаса дуться друг на друга. Мистер Слоун тем временем принялся расхаживать по комнате, а Табита продолжала вязать как ни в чем не бывало. Через некоторое время послышалось ее мурлыканье, в котором после нескольких тактов можно было смутно опознать тему из «Этих великолепных мужчин на их летающих машинах»[113].
— А Гимора кто-нибудь видел? — спросил Томас, когда терпеть это сил больше не осталось.
Мистер Слоун покачал головой.
— Так, может быть, его кто-нибудь найдет? Уж его точно с нами в столовой не было. Что скажете, Оуэн, — попробуем его отыскать?
Но Майкл, похоже, задумался так глубоко, что не расслышал обращенного к нему вопроса.
— Ну и ладно, тогда я сам за ним схожу.
— И нас осталось трое, — довольно прощебетала Табита, когда Томас ушел. — Никогда не видела такой беготни. Какая суматоха! Мы разве уже начали играть в «третий лишний»?
Мистер Слоун пригвоздил ее к месту испепеляющим взглядом.
— Майкл, ну почему у вас так вытянулась физиономия? — воскликнула старушка, помурлыкав себе под нос еще немного. — Или веселье вам в тягость? Или, быть может, у вас появились новые мысли о том, чем закончится ваша книга?
— В тех доспехах на верхушке лестницы есть что-то странное, — проговорил Майкл, не обращая внимания на ее лепет и продолжая размышлять вслух. — В них что-то изменилось, когда мы только что проходили мимо. Но я не могу сказать, что именно.
Без лишних слов он встал и вышел в вестибюль. Едва он занес ногу на нижнюю ступеньку, из кухни появился Тимор, осторожно удерживая на одной руке серебряный поднос.
— Наслаждаетесь нашим гостеприимством, мистер Оуэн? — спросил он.
— Вас искал Томас. Вы его видели?
— Нет, не наблюдал.
— Вам сказали, что здесь произошло?
— Да. И это только начало. Я-то все время знал, изволите ли видеть: этот дом обречен вместе со всеми, кто в нем оказался.
Майкл похлопал его по спине:
— Продолжайте в том же духе, старина.
Дойдя до верхней площадки, он внимательно осмотрел рыцарей. Стояли они ровно в тех же позах, никаких очевидных нарушений в расположении лат не было. Однако что-то в них наверняка изменилось… У Майкла было ощущение, что он невероятно туп и пропускает что-то очень важное у себя перед самым носом. Он присмотрелся.
И увидел. Ужасающее подозрение обуяло его.
Со стороны бильярдной что-то грохнуло. Майкл сбежал по лестнице и в вестибюле едва не сшиб с ног мистера Слоуна. Вместе они ринулись на шум и, ворвавшись в комнату, обнаружили Тимора: тот полулежал на стуле, а на полу валялся его поднос.
— Я зашел за пустыми стаканами, — пробормотал он, — и увидел вот это…
Их взгляды проследовали за его трепещущим пальцем. К стене привалился Марк Уиншоу. Майклу сначала показалось, что руки у того связаны за спиной, и только потом он понял, что тело жутко изуродовано. На бильярдном столе лежал пропавший рыцарский топор с красным, липким лезвием, а из двух луз по углам стола торчали отрубленные верхние конечности Марка. Зловещую шутку дополняла надпись, выведенная кровью на стене.
Она гласила: «ПРОЩАЙ, ОРУЧИЕ!»
Глава пятая
Дама не в дамках[114]
— Самое главное сейчас, — произнес Томас, — сохранять спокойствие и пристойность.
Все снова собрались в столовой перед остатками ужина. Лица по большей части осунулись и мертвенно побледнели. Одна Табита пребывала в блаженном неведении касательно последнего шокирующего поворота событий, а Гимор, также присоединившийся к обществу, криво улыбался неотвратимости судьбы, успев разразиться полезным пророчеством: «Со многими еще случится это, не успеет рассвести! С очень многими!» Единственным (из живых) отсутствующим членом семейства была Дороти — ее никто не смог найти. А снаружи по-прежнему бесновалась буря.
— Я бы осмелился далее исходить из предположения, — между тем говорил Томас, — что по дому бродит опасный сумасшедший, склонный к бессистемным смертоубийствам всех, кто попадается ему на пути.
Майкл вздохнул:
— Вы ничего не понимаете, правда?
Остальные недоуменно воззрились на него.
— Пока в этих убийствах нет ничего бессистемного, — сказал он.
— Будьте добры объясниться.
Майкл повернулся к Хилари.
— Так, ладно: что вы сказали, едва увидели нож в спине у Генри?
— Да не помню я, — небрежно пожала плечами та.
— Вашими первыми словами были: «Как это уместно». Даже в тот момент они меня поразили. Что вы имели в виду?
— Ну… — Хилари виновато хихикнула. — Мы все знаем, что личная преданность не являлась отличительной чертой политической карьеры Генри. И уж определенно — под конец этой карьеры.
— Вполне. Он был двурушником и предателем. Все согласны с этими определениями?
Из последовавшего молчания стало понятно, что согласны все.
— Что же касается Марка, сдается, нам не стоит питать иллюзий: мы отдаем себе отчет, чем он занимался на Ближнем Востоке. Отсюда, я полагаю, и надпись на стене над его телом.
— Теория ваша, насколько я понимаю ее, — произнес Родди, — кажется, предполагает, что каждого из нас не просто скоро убьют, но прикончат способом… соответствующим, как бы это сказать, нашей профессиональной деятельности.
— Правильно.
— Она нелепа, эта ваша теория, если вы извините меня. Отдает сценарием третьесортного фильма ужасов.
— Интересно, что вы это заметили, — сказал Майкл. — Вероятно, кто-то из вас видел фильм семьдесят третьего года: «Кровавый театр»?[115]
Мистер Слоун укоризненно поцокал языком:
— В самом деле, мы здесь, кажется, заходим слишком далеко.
— Отнюдь. Винсент Прайс играет там престарелого актера, который решает отомстить своим критикам и каждого убивает способом, навеянным какой-нибудь особо жуткой сценой шекспировской трагедии.
Родди встал с места.
— Хотя бы из одной скуки я вынужден предложить вам оставить эту утомительную линию расследования и сосредоточиться на более практических действиях. Меня беспокоит Дороти. Мне кажется, следует разделиться и поискать ее.
— Одну минутку, — подал голос Томас. — Мне бы хотелось сыграть с нашим знатоком кино в его собственную игру, если позволите. — Он устроился на стуле поудобнее и вызывающе воззрился на Майкла. — Нет ли у нас фильма, в котором некий сумасброд — он впоследствии оказывается судьей, — приглашает множество людей в уединенный дом и всех приканчивает? Смысл заключается в том, что у каждого из этих людей имеется грязный секретик, а он считает себя их палачом — неким ангелом возмездия?
