Город замер. Таких крутых мер от семидесятилетнего Рубенса никто не ожидал. Зашептались о том, что Мишка на троих с немцем Бурком да грузином Абашидзе решил всю Россию подмять. К двум часам дня во всех людных местах появились плакаты с приказами военного коменданта и обращением вице-президента к народу. Также обращение передали по телеграфу во все города, с которыми имелась связь.
От граждан требовалось сохранять спокойствие. Лавочникам запрещалось закрывать магазины. Казенные заводы и промыслы работали без перерыва, прогул теперь приравнивался к мятежу. Сборища и демонстрации запрещались. Объявлялся дополнительный призыв в добровольные дружины. За пайком, форменной курткой и сержантским жалованьем немедленно потянулся безработный люд. Во главе дружин полиция ставила надежных офицеров. На ночных улицах поселков, и даже в крупных селах появились вооруженные патрули. Два-три жандарма и дюжина патрульных с примкнутыми штыками. Провинция зароптала, по углам глухо заговорили о беззакониях и мародерстве со стороны новоявленных дружинников, губернаторов завалили жалобами…
Но к Военному Совету стекалась и иная информация. Благодаря введению драконовских мер, выловили на железной дороге больше трехсот лазутчиков и разного рода шпионов. Расстреляли на месте и уничтожили иными способами две дюжины крупных и мелких банд. По обвинениям в мздоимстве и кумовстве отстранили от работы тысячу с лишним мелких и средних клерков. За решетку угодили почти четыре тысячи человек.
И все это за какие-то два-три дня…
Но самой крутой мерой стала отмена разрешения на ношение оружия. Собственно, такого разрешения никто гражданам и не давал. Но уже больше века, после страшных дней Большой смерти, никто оружие не контролировал и запрещать не пытался. Правда, прежний президент Иван издавал закон о виселице для всякого, кто в Москве обнажит клинок или выстрелит даже в воздух. Но времена те прошли, да никто особо закон и не соблюдал.
– По самым скромным прикидкам, у населения на руках до трех миллионов нарезных стволов, – доложил на Совете главный полицмейстер. – Из них триста тысяч, а то и четыреста, – это автоматы и пулеметы. От всеобщей пальбы спасает отсутствие патронов. Все четыре завода мы плотно держим под контролем и преследуем контрабанду.
– Где гарантия, что патроны не начнут делать в частных артелях? – поинтересовался министр горной промышленности. – При всех мерах безопасности, мои парни не смогут контролировать вывоз селитры и прочих составляющих. Воровство повсеместное.
– Подпольные артели и так работают, – повинился полицмейстер. – Только после их «работы» патроны в стволах взрываются. На том и ловим мастеров.
– Зато гранаты и бомбы умельцы делают повсеместно, – пожаловался начальник почтовой связи. – Господин вице-президент, я подавал вам докладную. За один лишь месяц в почтовые фургоны кидали бомбы шесть раз.
– Допустим, мы найдем способ запретить огнестрельное оружие. Но ножи и кинжалы носят почти все, – пожала плечами министр здоровья. – Во время всей последней войны на юге мы потеряли меньше людей, чем в пьяной поножовщине! И ничего вы с этим не сделаете. В южных губерниях кинжалы носят мальчишки с десяти лет. Эти обычаи установлены их прадедами.
– Да что далеко ходить! – поддержал главного медика страны начальник пограничной стражи. – Они не только к ножам, они к лукам и арбалетам с пеленок приучены. А как нам с арбалетами быть? Тоже приравняем их к огнестрельному? Вроде игрушки, да только желтые дикари с одними луками до сих пор обозы грабят. Со ста шагов в глаз попадают…
– Мы поступим так, как советовал мне президент, – подвел итоги старший Рубенс. – Мы не станем издавать указ о повсеместной сдаче оружия. Начнем по губерниям, по волостям, потихоньку. Вначале поставим вне закона пулеметы и автоматы. Только в Петербурге. И будем платить не только за сданный ствол, но и за доносы. А когда принесут стволы, возьмемся за луки. За клинки – в последнюю очередь…
К полуночи первый указ о ношении оружия был готов. Ничего не изымалось, но свободное ношение отныне разрешалось только сотрудникам силовых структур. В семь утра приказ Военного Совета огласили по городу, а в девять в подготовленные участки стали пачками свозить первых арестованных. К часу дня жители столицы поняли, что власть не отступится. Не желая угодить за решетку, бывшие вояки разоружились, попрятали обрезы и револьверы по домам. Многие чувствовали себя крайне неуютно, привыкнув всю жизнь махать пушкой…
Военный Совет заседал почти беспрерывно. Поскольку Рубенсу-старшему приходилось исполнять еще и обязанности губернатора, спать ему не давали десятки комитетов, совещаний и встреч получастного характера. То требовалось срочно определить порядок заселения особняков на Карповке. То в полном составе отказался заседать городской суд. Судьи гордо сложили с себя мантии вместе с полномочиями, потому что им второй месяц не платили жалованье. Рубенс распекал финансистов, умолял судейских вернуться на место. Стоило успокоить судей, как косяком поперли делегации от обиженных осужденных. За два дня суды столицы вынесли сто семнадцать обвинительных приговоров чиновникам разных уровней, преимущественно за казнокрадство и использование положения в личных целях. Чиновник, утаивший сто метров шерстяной ткани или пару бочонков спирта, получал пятнадцать лет по законам военного времени. Рыдающие жены и матери валялись в ногах и ночевали на пороге особняка вице-президента. Однако Рубенса ничто не могло поколебать. Законы мирного времени не действовали.
35
ЖИЗНЬ, КАК ПЕСНЯ
Артуру показалось, что где-то неподалеку напевают, протяжно, тоскливо, задумчиво…
Другим краем сознания, вполне еще действующим, он понимал, что потерял много крови, что, скорее всего, недооценил тяжесть ранения и очень зря не признался вовремя ребятам, что ранен. Понадеялся на собственную ловкость и умение останавливать кровь. Но что-то не сработало – не в нем самом, и не оттого, что забылись навыки лучшего лесного Клинка. Он все сделал правильно – мысленно представил себе рану, мысленно пережал сосуды вокруг нее, отключил болевые центры, зачистил и приказал тканям срастаться, как можно быстрее. Организм послушно отреагировал на волю хозяина, разорванные мышцы срастались, решительно выдавливая неровный стальной осколок…
И вдруг – процесс замер. Артур ощутил, как бурлящая соленая волна поднимается изнутри к горлу, мешая дышать и говорить. Должно было пройти несколько секунд, пока до него дошло – ранили вторично.
Пулеметная очередь прошла низко над лодкой, зацепив двоих – и Даляра, и Карапуза. По счастью, очередь прошла слишком низко, Мите пробило в двух местах бедро, у Даляра повисла рука.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});