у навозной кучи, а в ней черепа без скелетов, гнильё, остатки каких-то костей, разорванные тряпки, измазанные нечистотами сынов Адамовых. И Пророк сказал: «О Абу-Хурайра, те черепа, что ты видишь, наполнены были, подобно вашим головам, жадностью и стремлением скопить побольше богатств этого мира, их обладатели надеялись, как и вы, что будет долгой их жизнь, они были настойчивы, как вы, в накоплении имущества и в овладении земной жизнью. А ныне покоятся здесь их кости, исчезли, как ты видишь, их тела. Эти тряпки были их одеяниями, которыми они украшались, прихорашиваясь в минуты легкомысленного безрассудства. А сегодня ветер перемешал их с нечистотами. Это – кости их скакунов, на которых они объехали земные страны. Вот эти нечистоты были лакомыми яствами, ради получения которых они ловчили, воруя их один у другого. Потом они изверглись из них по-срамному и сейчас издают такую вонь, что к ним и не приближается никто. Всё, что ты видишь, и есть земная жизнь. И пусть плачет тот, кто хочет. Земная жизнь достойна того, чтобы быть оплаканной». Сказал Абу-Хурайра: «И восплакали все, кто там был» [810][77].
* * *
Но жизнь – не только помойка. У неё есть и другие характеристики, – естественно, негативные, – которые приводятся в «зерцалах». Например, аль-Газали увидел, что земная жизнь не только бренна, но и неустойчива, переменчива, ничтожна, преходяща, ненасытна, чужда человеку, иллюзорна, гибельна [811].
У ат-Тартуши, аль-Газали, анонимного автора «Льва и Шакала» даётся целый образный ряд, который призван всесторонне охарактеризовать жизнь человека [812].
Жизнь – это летние облака в пустыне. Обещают они дождь, но нет его.
Жизнь – это тень от тучи. Соблазнит прохладой, а потом унесётся дальше, оставив человека на произвол судьбы.
Жизнь – это уродливая старуха под паранджой. Прячет она своё ужасное лицо под покрывалом, и велико разочарование человека, который обнаруживает под красивым платьем иссохшее тело и отвратительные черты лица.
Жизнь – это ведьма. Она губит того, кто ею соблазнится, оставляет в покое того, кто не обратил на неё внимания.
Жизнь – это весенний цветок. Ярок он и свеж, но увядает очень быстро.
Жизнь – это яблоня у дороги. Не успели вызреть плоды её, а путники срывают их и, надкусив только, бросают в пыль.
Жизнь – это сновидение. Испытывает человек во сне радость, но пробудится, увидит, что всё сон, и охватят его томление и тоска.
Жизнь – это краткое путешествие из одного куска ткани в другой – из пелёнок в саван.
Жизнь – это молния. Осветит всё вокруг на краткое мгновение, а потом наступит ещё бо́льшая тьма.
Жизнь – это рыбак. Он наживку насаживает на крючок не для того, чтобы рыб пищей снабдить, а для того, чтобы их поймать и съесть.
Жизнь – это мясник. Взращивает он скотину и лелеет, чтобы потом зарезать на мясо.
Жизнь – это кокон шелковичного червя. Наматывает червь на себя всё новые и новые нити, и чем больше нитей, тем меньше возможность освободиться.
Жизнь – это свинья. Она пребывает в грязи, жрёт всё подряд, превращая съеденное в экскременты[78].
Наконец, специально для властелина – человека действия. Жизнь – это морская вода. Манит, но не утоляет жажды, а только её усиливает. «Знай, о султан, – пишет аль-Газали, – что дела́ земной жизни в начале своём, когда человек к ним устремляется, близки и доступны, и нет опасений, что продлится занятие ими. Но случается, что из одного какого-то дела или обстоятельства цепочкой тянутся сто дел, и целую жизнь на них приходится израсходовать. Сказал Иисус (мир ему!): „Подобен пьющему морскую воду тот, кто пленён земной жизнью. Умножает питьё – растёт жажда, а он всё пьёт и пьёт, пока не погибнет, так и не утолив жажды“» [813].
Что делать?
Здесь давайте-ка переведём дух и попытаемся нащупать ориентиры в этом мраке. Итак, к власти не стоит стремиться. Она приводит к тому, что обладающий ею обречён на моральную деградацию. Она заставляет властвующего трудиться не покладая рук и пребывать в постоянном беспокойстве о делах державы и своих собственных. Она вызывает зависть и ненависть людей. Она гарантированно становится причиной адских мучений после смерти. Она грозит гибелью при жизни. Она бренна и преходяща, и, если её у тебя не отымут при жизни, ты наверняка утратишь её после смерти. На кой она нужна, эта власть?!
Бежать! Тема бегства уже намечена на предшествующих страницах. Вспомните: бегут слоны («Притча о двух слонах – приручённом и диком»), убегает в горы аскет («Как один аскет царём пожелал побыть»).
В «зерцалах» есть и прямая инструкция на этот счёт. В соответствующем разделе «Светильника владык» приводятся слова Ибн-аль-Мунаббиха. Тот утверждал, что Бог обратился с такими словами к одному из пророков народа Израиля: «Коли желаешь ты со Мной пребывать в Святости, то стань в земной жизни одиноким, уединённым, беззаботным, отчуждённым от всех – в положении птицы без стаи, что живёт под открытым небом, пищу находит в вершинах деревьев, пьёт из ручьёв, а когда ночь падёт, укрывается в одиночку, а не с другими птицами, и только в Господе своём обретает радость» [814].
Это – призыв к аскетизму, обращённый к тем, кто властью располагает. Им предлагалось отказаться от привилегий, даваемых положением властелина, стать отшельником, подавлять чувственные желания, сделать Аллаха своим единственным Светом, молитву – главным занятием. Тем самым властелин мог избавиться от всего того мерзопакостного, что несёт с собой властвование.
И нужно сказать, что на этот призыв отвечали. «Многие», – говорит о таких Ибн-аль-Джавзи, отказываясь, впрочем, от перечисления [815]. Некоторых мы знаем по «Светильнику владык» ат-Тартуши [816]. Других – по иным источникам. Среди тех представителей правящего класса, которые стали аскетами или приближались к аскетическому идеалу, можно указать Омейяда Муавию Ибн-Язида, который правил всего несколько недель (его мистик Ибн-Араби считал одним из крупнейших святых в свою эпоху), Ахмада ас-Сабти, сына Харуна ар-Рашида, который зарабатывал на жизнь, трудясь каждую субботу, а остальную часть недели отдавал поклонению Богу, Яхью Ибн-Югана ас-Санхаджи, берберского принца из Тлемсена (Северная Африка), который покинул свой трон ради аскезы. Отказались от благ дольнего мира и от власти Аглабид Абу-Икаль, хорасанский правитель Ибрахим Ибн-Адхам Ибн-Мансур. Мусульмане знали также из «Истории» ат-Табари, что сын Александра от Роунашак (Роксаны) – Искандерус, отказался от престола отца и сделался отшельником.
Тут, по-видимому, нужно сделать небольшое отступление. Как же могли средневековые учёные призывать властителей к тому, чтобы те оставили власть? Ведь нельзя себе представить общество
