- Тьфу! Неужто едят? - удивился Берестов.
- Сам не пробовал, а заготовитель говорил, что вкус - как у индейки. За границей ее мясо куда дороже говядины!..
- Ладно, дядя Кондрат, - подошел к столу Анегин с бутылкой экспортной водки и коньяком "Метакса". - Витюня свой парень... С твоих нутрий мне бы только на отделку сортира хватило... Ты лучше сооруди что-нибудь горяченькое на закуску...
К удивлению Берестова, бывший наездник не обиделся, а с готовностью вскочил с места и шустро проковылял куда-то за бар. А Евгений Иванович стал таскать из холодильника всевозможные яства: осетрину, крабы, заливной язык в консервах, салями. В довершение он поставил перед Берестовым едва початую двухкилограммовую банку черной икры и воткнул в нее столовую ложку.
- Рубай, - бросил он небрежно. - Потом можешь смело говорить, что ел икру ложками. - Анегин загоготал.
Виктор был подавлен, оглушен всей этой роскошью. Евгений Иванович это заметил.
- Эх, друг-портянка, - произнес он с каким-то отчаянием, разливая по высоким хрустальным бокалам коньяк. - Тошно мне, обидно! Приходится прятаться под землю, как крысе! А я могу запросто отгрохать домину в два этажа. - Он подумал и, посчитав, видимо, что мало, воскликнул: - в три этажа! С солярием и зимним садом! Да еще в доме бассейн соорудить с подогревом! Смотрите, на что способен Евгений Иванович Анегин! - Он махнул рукой. - Пей!
- Боюсь, - сказал Виктор.
- Ха! - вылупил на него глаза Анегин. - Сто целковых платил за бутылку! Греция! - Он снова загоготал. - У нас в Греции все есть... Помнишь, в каком-то фильме?
- За голову боюсь, - пояснил шофер. - Мне тогда ваш Громила так тряханул мозги!.. Пробовал я уже. Чуть-чуть выпью, а черепок раскалывается от боли...
- Ну, если чуть-чуть, у меня тоже раскалывается! - Анегин захохотал так, что зазвенели рюмки на баре.
Потом он залпом выпил коньяк, засунул в рот изрядный кусок осетрины и жестом приказал Виктору следовать его примеру.
Берестов вздохнул и медленно выцедил свой коньяк.
- Вот это по-нашему, - крякнул Евгений Иванович. - Икорку, икорку бери! Пойдет за коньяком, как за родной мамой!..
Затем он заставил гостя опустошить второй бокал. На третьем Берестов взмолился:
- Не могу... Так сразу... - язык у него еле ворочался. - Еще к телевизионщикам ехать... Уже три часа ночи...
- Плевать! Что-нибудь придумаем, - успокоил его хозяин. - В крайнем случае, у меля таблетки есть - ни один гаишник не подкопается. Японские...
- Погоди, - пьяно мотнул головой Берестов, - не гони лошадей...
- Можно, конечно, и погодить, - согласно кивнул Анегин. - Скажу только: нравишься ты мне. А особенно спасибо за то, что остановил меня тогда. Ну, с этой журналисткой...
- Чего там, - махнул рукой Берестов. - Понимаю ведь...
- А я голову даю на отсечение - будет у тебя своя хата и "Жигули" у подъезда. Да что там "Жигули"? "Волгу" достанем! - Он вдруг осекся и помрачнел. - Только вот Герман что-то запсиховал. Говорит, копают под нас... Так ведь это еще бабка надвое сказала, копают или нет... Послушай, Витюня, ты, я вижу, парень шустрый. Может, у тебя есть знакомые среди ментов? Или кто-нибудь, через кого можно выйти на них?
- Есть, - ответил Берестов, преданно глядя на Анегина.
- Конечно, нас не интересует какой-нибудь постовой сержантик, сам понимаешь...
- Я с Мурадяном знаком, - хвастливо заявил Виктор.
Евгений Иванович поперхнулся икрой. Откашлявшись, вперил в Виктора немигающий взгляд.
- Гургеном Ашотовичем? - даже несколько отрезвел он. - Замначальника ОБХСС?
- Угу, - ответил Берестов, набивая рот крабами.
- Мать честная! - ахнул Анегин. - А поговорить с ним можешь? Так сказать, разведочку провести?
- О чем?
- А это уж мы тебе скажем...
- В принципе - все можно...
- Лады, - серьезно сказал начальник СЭЦа. - Завтра кое с кем посоветуюсь. А теперь - пошли.
Евгений Иванович потащил Виктора в... тир. Он располагался в сарае за хатой. Тут, словно напоказ, были выставлены прекрасные карабины и охотничьи ружья.
- Выбирай, какое по душе, - предложил Евгений Иванович.
Берестов взял двуствольное ружье с богато инкрустированным ореховым ложем.
- Губа не дура, - одобрил Анегин. - "Манлихер"... Из винтовки этой фирмы убили американского президента... Но я предпочитаю англичан. "Голланд-Голланд"... Надежное и верное, как пес... А ты, дядя Кондрат, чего стоишь?
Тот взял скромное охотничье ружье, покрутил его.
- "Тозик", - сказал он. - Хоть и наш, отечественный, а иностранцам не уступит...
По пьянке отчаянно мазали. Только оглохли от стрельбы. И Евгений Иванович вывел гостя во двор подышать свежим воздухом.
Но на самом деле он решил ошарашить шофера окончательно.
Длинное здание, с небольшими окнами под крышей было конюшней. В денниках дремали два великолепных породистых коня.
- Этот, - похлопал Евгений Иванович по крупу серого в яблоках, обошелся мне почти как "Жигуленок"...
Но Берестов уже настолько был полон впечатлениями от волшебной пещеры южноморского Алладина, что больше ничего не воспринимал.
- Спать, - едва смог вымолвить он, когда они вышли из конюшни в занимающееся серое утро.
Его отвели в дом и уложили на мягкую перину бывшего героя ипподромов Одессы, Ростова и Пятигорска.
* * *
Повестка дня заседания бюро горкома партии гласила: "О соблюдении трудового законодательства на зорянском машиностроительном заводе". Измайлову сообщили о бюро за два дня. И это были два дня нервного напряжения. Предвидеть исход заседания было трудно. Захару Петровичу удалось узнать, что на него пригласили начальника главка министерства Бархатова и заместителя главного редактора областной газеты "Вперед".
Но больше него самого волновалась Галина. Утром она особенно тщательно выгладила рубашку и брюки мужа, а провожая, взяла слово, что Захар Петрович тут же позвонит ей после окончания заседания бюро.
Он отправился в горком, удивляясь спокойствию, вдруг сошедшему на него. Ему почему-то было интересно: какое настроение у Самсонова. Но Глеб Артемьевич появился, когда все уже заняли свои места за длинным полированным столом в кабинете первого секретаря. Директор завода пришел с коренастым солидным мужчиной, и Измайлов понял, что это Бархатов. Лица у обоих были непроницаемы. Во всяком случае, Самсонов выглядел так же внушительно, как всегда.
Железнов дал слово прокурору - докладчику по первому вопросу повестки дня. Измайлов говорил минут двадцать. И это было редкое заседание, когда обошлось без реплик во время основного доклада. Потом посыпались вопросы. Проводились ли раньше проверки на заводе по линии общего надзора? Почему вдруг вопрос о трудовой дисциплине на самом крупном предприятии города поднят лишь теперь? Интересовались деталями, фактами. В некоторых вопросах звучали тревожные нотки. Захар Петрович понял: то, что он говорил в адрес Самсонова, в какой-то мере касалось и других руководителей.
К удивлению Измайлова, вторым после него выступил начальник милиции. Никулин начал так:
- Вы знаете, товарищи, о чем я сожалею? Что Самсонов не слышал моего вчерашнего разговора с Аркашей Будяковым. Мальчик едва не попал в колонию для несовершеннолетних. От кого убегал этот парнишка? От родного отца! Он рассказывал такое, что у меня на голове волосы шевелились!..
А дальше майор выдал, как говорится, на полную катушку. И о формальном отношении на заводе к сигналам из милиции, и об участившихся за последнее время случаях хулиганства заводской молодежи, и о том, что большинство "гостей" вытрезвителя - самсоновские...
Глеб Артемьевич под конец его выступления все же не выдержал:
- При чем тут я?
- Пора от слов перейти к делу! - ответил Никулин и сел.
За Никулиным взял слово Чибисов. Он выгораживал Самсонова, ссылаясь на статью в областной газете.
Выступило еще несколько членов бюро. В основном - критиковали Самсонова. Тот изредка бросал язвительные реплики.
- Ну что ж, Глеб Артемьевич, я вижу, вы хотите высказаться? - спросил Железнов.
- Кое с чем я соглашаюсь, - поднялся директор. - И говорил об этом товарищу Измайлову... Безгрешен лишь тот, кто ничего не делает... Но хочу остановиться на очень важном вопросе. Думаю, сидящие здесь согласятся со мной... Каждый руководитель иной раз оказывается в таком положении, когда необходимо принять волевое решение...
- Так называемое, - бросил кто-то реплику.
- Не пойдешь на риск, - пропустил ее мимо ушей Самсонов, - провалишь дело...
И дальше Глеб Артемьевич стал развивать мысли, которые Измайлов уже слышал. От самого директора, Бармина, корреспондентки газеты "Вперед" Большаковой: не формальный, а творческий подход, высшие соображения, жертвы ради основного - плана. И так далее, и тому подобное.
Самсонов закончил, уверенный, что сумел отвести основные обвинения прокурора.
Но тут попросил слова Журавлев.
- У меня дополнение, - поднялся он, - к выступлению Захара Петровича...
