не было ненависти – только боль. Глухая, тупая, давняя, как застарелая рана. Такой же взгляд у нее был в замковом дворе, когда ее уводили прочь. И она, конечно, ничего не забыла.
Рунд медленно поднялась и отошла от Тита, словно хотела, чтобы он оказался как можно дальше от нее. Ветер шевелил волосы на ее голове, но взгляд прятался в тени, и Тит не мог понять, о чем она думает. Девочка, которую он некогда назвал своей дочерью, выросла. Теперь ей не нужна его защита. А ему, напротив, требовалась ее помощь.
– Знаю, ты сейчас ненавидишь меня. Я заслужил это. Ты хочешь мести, да? Я могу ее предложить. Там, – Тит дернул подбородком в сторону своих ног, – припрятан нож. Покончи со мной.
Но Рунд стояла, и руки ее повисли вдоль тела, точно ослабли. Подол плаща промок и обтрепался, и сапоги Рунд порвались. Наверное, ей было холодно. Однако, казалось, Рунд сможет стоять так вечно – не двигаясь, как немая статуя. Укор для Тита.
И все же Рунд заговорила. Каждое слово она произносила медленно, как будто долго думала и взвешивала, стоит это говорить или нет. Сердце Тита отчаянно забилось в груди.
– Долгими ночами я представляла, как убиваю тебя. Я перебрала все способы, которые мне были известны. Даже спросила у Дацин, этой старой шлюхи, какой яд вызывает большие страдания. Мне хотелось, чтобы перед смертью ты прочувствовал каждый удар, который я получила. Мысль о мести придавала мне сил, когда я голодала и корчилась от жажды в горячем карцере. Знаешь, что это такое? Одной из стен в нем была раскаленная печь. Пара минут – и ты уже готов процарапать выход сквозь кирпич, или откусить себе язык, или выколоть глаза. Что угодно, лишь бы не мучиться.
– Мне очень жаль.
Рунд дернула плечом.
– Кому нужны твоя сраная жалость и твоя гребаная правда? Никому. И мне – меньше, чем другим. Они не вернут ничего и ничего не изменят. Я никогда не была твоей дочерью. Я – твоя отложенная месть.
– Ты можешь меня убить.
– Да, – Рунд вскинула подбородок, – могу.
Над их головами ворон прокаркал что-то на своем языке и, взмахнув крыльями, полетел ввысь, к светлеющему небу.
Рунд приблизилась и наклонилась так резко, что Тит вздрогнул – от испуга? Он ждал этого. Ждал – и все же надеялся, что его в очередной раз пощадят. Однако Рунд послушно стянула с него сапог и вытряхнула из голенища каменку – нож-обманку, который легко было спрятать. Покрутила, нажала там и сям, и лезвие-бритва выскочило, едва не срезав ей кончики пальцев. Холод тут же сковал ногу Тита – обратно надевать на нее сапог Рунд не торопилась. Стояла и рассматривала нож, как будто пыталась разобраться, что с ним делать дальше. А после улыбнулась и, протянув руку, похлопала Тита по плечу – почти дружески.
– Могу. Но не буду. Я хотела, чтобы твоя смерть стала твоим наказанием. Но теперь, когда это твое единственное и самое сильное желание, я его не исполню. Мучайся дальше, Тит Дага. Тацианцы верят, что через страдания мы очищаемся и находим дорогу к истине. Желаю удачи на этом пути. Надеюсь, ты познаешь перед смертью все, на что обрек других.
Сказав это, Рунд спрятала лезвие ножа и засунула его в карман. И после, уже не глядя на Тита, двинулась дальше. Брошенный сапог остался валяться в траве, и костер угасал, унося с собой остатки тепла.
Точно так же Рунд уносила с собой последнюю надежду Тита.
– Что? Ты бросишь меня здесь умирать? Я знаю, как хороша на вкус месть. Я знаю! Рунд! Вернись, помоги мне! За тобой долг. Ты должна была умереть много лет назад, а я спас тебя!
Тит кричал снова и снова. Он с трудом повернул голову и мог видеть, как щуплая фигура растворяется в лесном полумраке. Когда силы его покинули, Тит замолчал и снова лег на меха. Утро грозилось морозом и вьюгой. Снежинки кружились все быстрее и быстрее, унося сознание Тита в круговорот.
Рунд ни разу не обернулась.
Глава 21
Рожденные свободными
лова Тита стреножили Рунд, и она едва переставляла ноги. Лес шумел и насмехался над ней. За каждым стволом ей мерещились тени – множество призраков, поджидавших ее в Митриме. И сейчас они кружили, как стервятники, не решаясь напасть.
Шим, разделанный на алтарном камне, виднелся в просвете между деревьями. Тянул к ней бледные мертвые руки, желая схватить, скрутить, утащить с собой в Изнанку.
Рядом с ним стоял на коленях Бёв – жалкое подобие того парня, которого когда-то знала Рунд. Он мог бы позвать ее по имени, если бы у него не отняли язык. Но Бёв продолжал раскачиваться и завывать, уговаривая не уходить, остаться с ним.
Здесь, в Митриме. Навеки.
Леда, чья жизнь оборвалась напрасно и слишком рано, – девушка появилась рядом с высоким буком и скорбно смотрела на Рунд, которая пыталась убежать от самой себя. Самый тяжелый и самый безнадежный бег. В руках Леда держала ребенка – мальчика-полукровку, обреченного на смерть много месяцев назад. Его бы убили рано или поздно – никто не позволил бы шагать по земле поганой крови.
И все же приговор ему вынесла именно Рунд.
Гонимая тенями и призрачными воспоминаниями, она долго кружила на одном месте. Ей хотелось кричать, но воздух, который Рунд жадно хватала ртом, сжимал горло. Встревоженно каркали вороны, хлюпала вода в прохудившихся сапогах. Рунд потеряла плащ – он, запутавшись в колючках, остался висеть на одном из кустарников. Дорога, которую Рунд проложила для себя, исчезла. И будущее, казавшееся таким счастливым и полным надежд, лопнуло, стерлось, сгорело.
«Ты должна была умереть много лет назад. А я тебя спас».
Слова Тита снова нагнали ее. Теперь они всегда будут с ней, куда бы Рунд ни отправилась. Призраки, обступившие Рунд, тоже услышали их и засмеялись – все разом. Она бросилась прочь, не помня себя от страха. Да, он никуда не делся. Дождался своего часа и теперь пускал яд по венам. Сердце стучало так громко, что, казалось, могло перебудить всех окрестных птиц.
Призраки не отставали и мелькали в полумраке, сводя с ума.
Но больше всего страданий причиняла пустая глазница.
Она пылала, словно все это время
