Он наклонил голову, словно в знак приветствия, а потом, когда не успел еще сесть и когда в глотках присутствующих еще только начал формироваться далекий намек на звук — пока неопределимый, — Негюст Пуибив, сидевший сбоку от возвышения, вскочил на ноги и заорал во все горло:
— Спаси МирБог нашего доброго принца-регента Орамена!
— Да здравствует принц-регент Орамен! — закричали нестройно и громогласно все или почти все.
Орамен в лучшем случае ждал негромких, скупых проявлений уважения, а в худшем — раздраженной тревоги и враждебного недоумения. Поэтому он был искренне удивлен. Пришлось снова глотать слезы.
Он остался стоять и первым увидел, как в шатер вбежал гонец, неуверенно остановился — на мгновение явно обескураженный шумом, — потом собрался с духом и бросился к Поатасу, который наклонил голову, выслушивая послание, что было не так-то просто за непрестанными радостными криками. Наконец он заковылял со своей палкой к возвышению. Охранники в первом ряду — ветераны сарлской армии — встали на его пути, но потом оглянулись на Орамена. Тот кивнул Поатасу и сам пошел навстречу ему, чтобы узнать новость. Вскоре принц зашагал обратно, воздев обе руки.
— Господа, все к своим делам! Объект под площадью, объект, которому мы отдаем всю нашу энергию, артефакт, пролежавший там, вероятно, миллионы лет, проявил признаки жизни! Я приказываю, я прошу вас: за работу!
25. УРОВНИ
«Человеческий фактор» начал свою жизнь как довольно узкий трехмерный корабль дельтавидной формы, похожий на изящно заостренную пирамиду. Будучи преобразован в суперлифтер — тот же буксир, но с благородным названием, — он приобрел некоторую брутальность. Триста метров в длину, прямоугольного сечения, с плоскими боками — от прежней изящной формы почти ничего не осталось.
Корабль не был озабочен эстетическими соображениями как тогда, так и теперь. Лепестки его полевого комплекса — вроде многослойных кружев на вечернем платье — придавали кораблю некоторую красоту, если задаться целью ее обнаружить, а наружная поверхность корпуса могла менять цвет или фактуру и нести любой рисунок.
Но все это не имело отношения к делу; внесенные модификации сделали корабль мощным, сделали его быстрым. И случилось это еще до его приглашения в Особые Обстоятельства.
Он промчался по гиперпространству в сторону звезды Мезерифина под чуть ли не прямым углом атаки, отклонившись только для того, чтобы свести опасность обнаружения к минимуму. Сняв людей и собственного аватоида с шаттла без всяких происшествий, он совершил головокружительный разворот и направился назад к Сурсамену в малоприятном режиме — скорость превышала максимально разрешенную. Он чувствовал, как в двигателях накапливаются неисправности, — так спортсмен чувствует развивающуюся судорогу или трещинку в голени. Но при этом корабль знал, что доставит небольшой груз людей на Сурсамен с максимальной — не переходя грани разумного — быстротой.
После переговоров с Анаплиан они сошлись на том, что двигатели корабля будут работать с однопроцентным риском полного разрушения, что на час приблизит расчетное время прибытия. Правда, и такая пропорция — один к ста двадцати восьми — казалась кораблю слишком высокой. Поэтому он солгал, несколько преуменьшив свои рабочие параметры: экономия времени была реальной, но вероятность разрушения — меньше, чем один к ста пятидесяти. Когда ты, будучи древним модифицированным кораблем, сам проводишь собственную одноразовую настройку, в этом есть свои плюсы.
В одной из двух тесноватых гостиных — все, что допускали скромные размеры корабля, — аватоид Хиппинс рассказывал агенту ОО Анаплиан об ограничениях, которые кораблю придется соблюдать на Сурсамене. Но он все еще очень надеялся, что обойдется без посадки.
— Это гиперсфера. Вернее, ряд из шестнадцати гиперсфер, — объяснял Хиппинс. — Четырехмерное пространство. Мне войти в него не проще, чем обычному кораблю, не рассчитанному на переход в гиперсферы. Я даже не могу снять дополнительную тягу с Решетки, потому что меня отключат и от нее. Вы разве не знали? — недоуменно спросил аватоид. — В этом и состоит преимущество пустотелов: так генерируется тепло, так достигается непрозрачность.
— Я знаю, что пустотелы четырехмерны, — сказала, нахмурившись, Анаплиан.
Она узнала об этом много времени спустя после отъезда с Сурсамена. Но даже если бы это стало ей известно еще на Сурсамене, что с того? Факт, не имеющий последствий. Если ты жил на пустотеле, то принимал его таким, каким он тебе представлялся, — это же касалось жизни на твердой планете, или внутри аквамира, или на газовом гиганте. Пустотелы имели очень глубокий и обширный четырехмерный компонент, и разница осознавалась лишь после объяснений, что такое четырехмерность и что она дает: доступ в гиперпространство в двух удобных направлениях; контакт с энергетическими Решетками, разделяющими вселенные, чтобы корабли могли пользоваться своими расчудесными свойствами; волшебная легкость перемещения предметов в гиперпространство и обратно в трехмерный мир через твердое тело любой толщины.
К таким способностям быстро привыкаешь. В некотором смысле, чем более необъяснимыми и сверхъестественными казались эти явления до наступления полной ясности, тем меньше ты задумывался о них впоследствии. Сначала ты отвергал саму эту возможность — что за нелепица! — а потом принимал все без рассуждений, так как от серьезных размышлений на эти темы могла съехать крыша.
— Но вот чего я не понимала: того, что четырехмерность закрывает их для кораблей, — сказала Анаплиан.
— Не закрывает, — сказал Хиппинс. — Я могу проникнуть внутрь легко, как и любое трехмерное тело такого размера. Но я не способен двигаться в дополнительном четвертом измерении, к которому я привычен и для которого создан. И не могу использовать главные двигатели.
— Так вы предпочитаете остаться на орбите?
— Именно.
— А как насчет телепортации?
— Та же проблема. Снаружи я могу телепортироваться в открытые окончания Башен. Это возможно и в зоне прямой видимости в пределах одного уровня, если мне удастся попасть внутрь. Но больше ничего. И конечно, оказавшись внутри, я не смогу телепортироваться назад.
— Но телепортировать предметы на малые расстояния вы можете?
— Да.
Анаплиан нахмурилась.
— А если бы вы все же попытались телепортироваться в четырехмерное пространство?
— Произойдет нечто вроде взрыва антивещества.
— Правда?
— Абсолютная. Такое делать не рекомендуется. Не хочется погубить пустотел.
— Ну, его не так-то просто погубить.
— Учитывая его четырехмерную структуру — не так уж трудно. Инструкция по управлению пустотелами гласит, что внутри их можно, не нарушая гарантии, использовать термоядерное оружие, пока вы не затрагиваете вторичную структуру. В любом случае внутренние звезды представляют собой термоядерные бомбы с некоторым количеством экзотической материи, и самые старые из них вот уже многие миллионы лет пытаются прожечь свод своего уровня. Так или иначе, оружие с содержанием антивещества внутри пустотелов запрещено, а телепортация в неверном месте будет иметь практически тот же эффект. Если вдруг мне придется телепортироваться, я буду делать это очень-очень осторожно.
— Антивещество запрещено полностью? — обеспокоенно спросила Анаплиан. — Большая часть высокотехнологичных устройств, с которыми я работаю, использует реакторы и аккумуляторы на антивеществе. — Она скорчила гримасу и поскребла спину и шею. — Даже у меня в голове.
— Теоретически если это не оружие, то не запрещено. Но на практике... Я бы не стал это афишировать.
— Хорошо, — Анаплиан вздохнула. — Ваши поля будут работать?
— Да. На внутренней энергии. А потому не полностью.
— И если возникнет нужда, вы сможете спуститься.
— Смогу, — подтвердил корабль устами Хиппинса, голос которого звучал страдальчески. — Я готовлюсь переконфигурировать двигатель и прочие устройства под массу реакции.
— Массу реакции? — скептически переспросила Джан Серий.
— Чтобы использовать в крайне устарелом термоядерном приводе, который я тоже сооружаю, — сказал Хиппинс, смущенно вздохнув. Он и сам казался переконфигурированным, с каждым днем становясь длиннее и стройнее.
— Боже мой, — сказала Анаплиан, услышав грусть в его голосе.
— Да, — произнес аватоид корабля с явным отвращением. — Я готовлюсь превратиться в ракету.
* * *
— Ваше высочество, про вас рассказывают ужасные вещи... Правда, говорят о вас все реже и реже.
— Спасибо, Холс. Меня, однако, совершенно не волнует, насколько пострадает моя репутация стараниями без пяти минут узурпатора тила Лоэспа, — солгал Фербин. — Для меня важна лишь судьба нашего дома и моего брата.
