МакАллистер кивнула, затем подняла руку, давая ему знак замолчать: ее соединили с коронером[14]. Сообщив необходимые детали для того, чтобы оформить разрешение на проведение вскрытия, она сказала:
— Я хочу присутствовать на вскрытии, так что буду вам очень признательна, если вы перезвоните мне, как только назначите время.
Повесив трубку, она задумчиво посмотрела на констебля, чьи зеленые глаза за толстыми линзами очков казались огромными.
— Ты связался с окружным педиатром? — спросила она.
— Он уже едет.
— С представителем отдела соцобеспечения?
— Тоже скоро будет.
— Хорошо. Надеюсь, у дома кого-то поставили? Нельзя допустить, чтобы кто-либо мог проникнуть туда и что-нибудь взять.
— Я проверю, но уверен, что об охране уже позаботились.
— Хорошо. Ты не знаешь, кто-то уже говорил с отцом ребенка?
Он покачал головой.
— У нас есть основания думать, что он сейчас не в Лондоне, как нам поведала миссис Грант?
— На данный момент — нет.
— Хорошо. — МакАллистер на минуту задумалась. — Похоже, очень многое будет зависеть от результатов вскрытия, — пробормотала она и, снова открыв телефон, связалась со своим инспектором, чтобы сообщить ему последнюю информацию по данному делу.
Глядя на милое личико Зака, Никки зажимала руками рот. Она уже почти жалела, что пришла сюда, и все же в некотором смысле ей стало легче, когда она увидела, что он выглядит вполне мирно, словно уснул. Никки спрашивала себя, какими бы были его глаза, если бы она подняла ему веки. Она хотела взять его на руки и крепко прижать к себе, но боялась, что если она поступит так, то уже не сможет его отпустить. Никки хотела вернуть его. Ей было все равно, как серьезно он заболеет или что в конце концов все равно умрет: она хотела снова держать на руках своего ребенка.
Почувствовав на плече руку миссис А., Никки поняла, что пора уходить. Каким-то образом сдержав рвущийся наружу крик, она наклонилась и нежно поцеловала Зака в лобик. Больше она никогда не сможет целовать его. С этой мыслью Никки не могла смириться.
Когда они шли назад к комнате с радугой, Никки чувствовала тесную, сильную и неразрывную связь с Заком, и какая-то неведомая сила влекла ее назад, туда, где она оставила его. Нельзя ему лежать там. Зак боится оставаться один. Он должен быть с ней.
— А вот и Дэвид, — сказала миссис А., когда у нее завибрировал телефон. — Пойди присядь, а я пока поговорю с ним.
Никки послушно вошла в комнату и попыталась заставить себя перестать мысленно кричать: «Зак! Зак, прости меня. Я не должна была оставлять тебя внизу одного. О Господи, это я во всем виновата. Он был бы сейчас жив, если бы я не оставила его одного».
Она спрашивала себя, что миссис А. сказала Дэвиду и как он воспринял страшную новость. Ее сердце разрывалось на части при мысли о Спенсе и о том, как он отреагирует, когда узнает, что его сын мертв. Это не должно было произойти сейчас. Они собирались жить в Лондоне вместе. Все было запланировано.
Дверь открылась, и вошла миссис А.
— Дэвид отведет Спенса в сторонку и расскажет ему, — сообщила она.
Никки кивнула. Глаза у нее опухли, в них плескался страх, она автоматически сжимала и разжимала руки, словно не знала, что с ними делать.
— Что Дэвид сказал? — спросила она.
— Он был ужасно потрясен, — ответила миссис А. — Я думаю, Спенс перезвонит на этот номер, — добавила она и, вручив телефон Никки, сняла с нее больничную шаль и накрыла одеялом, которое принесла из машины. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
Никки покачала головой:
— Я не знаю. Думаю, мне страшно и… — Она с трудом сглотнула. — Я иногда думала, что было бы лучше, если бы он умер сейчас, до того… но я не хотела. Не на самом деле. Это так эгоистично. Но ведь у него была бы ужасная жизнь? И теперь я все время думаю, что, возможно, в конце концов, на свете есть Бог.
— Ты можешь в этом не сомневаться, — заверила ее миссис А.
Глаза Никки снова наполнились слезами.
— Я буду очень по нему скучать, — отрывисто сказала она, — и я чувствую себя такой виноватой, что оставила его одного и что когда-то думала так, как думала. Я действительно любила его, вы же знаете, правда?
— Конечно, знаю. Мы все его любили. Он провел с нами очень мало времени, но ты сделала все, что могла, чтобы быть лучшей матерью в мире. Я очень горжусь тобой, но, пожалуйста, думай, что именно ты говоришь полиции. Как сказала тебе детектив, они обязаны расследовать случаи внезапной смерти, а ты ведь не хочешь произвести на них ложное впечатление.
Сердце Никки резко дернулось, когда она вспомнила, что уже успела сказать. Неожиданно она подскочила: у нее завибрировал телефон. Увидев, что это Спенс, она посмотрела на миссис А.; в ее глазах читались страх и отчаяние.
Миссис А. забрала у нее телефон, приняла звонок и передала телефон обратно Никки.
— Привет, — тихо произнесла Никки.
— Ник! О Господи! — закричал Спенс. — Дэвид сказал мне, но… Как это… Ты как?
— Думаю, нормально, — удалось ей выдавить из себя. — Я не знаю. Все произошло так быстро…
— Где ты сейчас?
— Все еще в больнице, вместе с миссис А. Полиция хочет поехать к нам домой.
— Что? — переспросил он, явно ошеломленный. Затем добавил, и по его голосу было слышно, что он на грани срыва: — Выезжаю немедленно. Дэвид едет со мной.
— А как же фильм?
— Я не знаю. Я не могу об этом думать… Я приеду, как только смогу, так что держись, малышка. Все будет хорошо.
Положив трубку, Никки спросила себя, почему он так сказал; руки ее так отчаянно ощущали пустоту, а сердце раскололось на столько осколков, что она и представить себе не могла, что когда-нибудь все снова может стать хорошо.
ГЛАВА 19
Когда Никки и миссис А. вернулись домой, то у входной двери обнаружили полицейского, что само по себе было достаточно ужасно; но, когда они вошли внутрь и увидели, что в комнате все осталось точно так, как Никки оставила — постель Зака была разбросана по полу, а его колыбелька лежала на боку, — Никки упала на колени, и ее начали сотрясать глубокие, душераздирающие рыдания.
— Зак! — в отчаянии закричала она. — Я хочу, чтобы он вернулся, миссис А. Прошу вас, пожалуйста, верните мне его!
Миссис А. крепко обняла ее, пока сержант МакАллистер оставалась в холле, держась на приличном расстоянии от них, наблюдая и выжидая, когда пройдет приступ самого острого отчаяния.
— Я должна покормить его, — сказала Никки; в ее голосе звучали боль и смятение. — У меня молоко сейчас польется… Я… О боже, миссис А., я не знаю, что делать.
