— Да, Олли, — сказала она, зная, что он очень не любит, когда его так называют. — Будь повежливее с нашей подозреваемой, — добавила она, — помни, мисс Грант все еще обездоленная мать. — И МакАллистер повесила трубку.
Никки лежала на кровати рядом со Спенсом, читая в его глазах растерянность и боль и словно пытаясь понять, что еще может происходить у него в душе. Хотя они много говорили и делились воспоминаниями о последних семи неделях, как если бы в них поместилось много лет, она хотела — нет, ей было просто необходимо — разобраться в некоторой сложности его эмоций: возможно, тогда она сумеет сблизиться с ним настолько, как никогда раньше не удавалось. Сейчас он стал для нее своеобразным спасательным кругом, и, возможно, она была тем же для него. Весь этот опыт — радость рождения Зака, любовь, которую они разделяли к нему, надежды и мечты, разбившиеся еще до его смерти, — всегда будет связывать их.
— О чем ты думаешь? — мягко спросил он. Голос его стал другим от такого количества пролитых слез.
Никки улыбнулась.
— Я спрашивала себя, о чем думаешь ты, — ответила она.
Они словно попали в дыру во времени, где все застыло, между тем как остальной мир продолжал жить своей жизнью.
Он устало вздохнул и перекатился на спину.
— Как ты считаешь, еще слишком рано звонить коронеру? — спросил он. — Готовы ли уже результаты?
Чувствуя, как ее горло постепенно сковывает сухость, она тоже легла на спину и слепо уставилась в потолок.
— Ненавижу это ожидание, — проворчал он. — Оно только продлевает муку. Что они думают обнаружить?
— Они должны это сделать, — ответила она, повторяя то, что ей сказали.
— Но зачем? У него и раньше были проблемы с дыханием… — Спенс резко сел и свесил ноги с кровати. — Это была «смерть в колыбели», — проворчал он, словно пытаясь убедить себя, а может, ее — кого именно, она не была уверена.
Никки закрыла глаза. Она пыталась не дать себе заразиться его дурными предчувствиями, но ее собственные страхи были так близки к поверхности, что она ощущала, как они постепенно прорываются наружу.
— Ник, прости меня, — внезапно сказал он, — но я должен спросить тебя: это ты? Ну… есть ли вероятность того, что… — Спенс повернулся к ней: его глаза потемнели от боли и отчаяния. — Я не стану тебя осуждать, если ты действительно это сделала, — искренне добавил он. — Бог свидетель, я и сам думал совершить нечто подобное…
Поняв, что именно он имеет в виду, Никки почувствовала, что теряет самоконтроль.
— Это случилось именно так, как я тебе сказала! — отчаянно закричала она, и по ее щекам снова заструились слезы. — Я никогда не смогла бы причинить ему боль, и если ты считаешь, что я… — Никки почувствовала себя такой несчастной, что едва могла говорить. — Тогда ты меня вообще не знаешь, — отрывисто закончила она.
— Прости меня, прости, — бормотал он, крепко обнимая ее, когда она разрыдалась. — Я знаю, что ты не могла, я просто… Наверное, это из-за того, о чем я думал. И мы должны признать: хотя мы будем очень скучать по нему, для него так будет даже лучше.
— Я знаю, — плакала она, — но это так ужасно, что я даже думать об этом не могу! — Она посмотрела на него. — Клянусь, если бы я могла заново прожить вчерашний день, — неожиданно заявила она, — ни за что бы не оставила его одного внизу, потому что, если бы я была там, то заметила бы, как одеяло накрыло ему личико… Я могла бы спасти его, но я так устала, а он так сладко спал… — Никки задыхалась. — У него, должно быть, случился еще один приступ, такой же, как раньше, но меня не было рядом… — Она не могла вынести это: ей было слишком больно даже просто думать об этом. — Он боролся за жизнь, один, и не было никого, кто бы помог ему, — сдавленно произнесла она. — Это я во всем виновата, и я знаю, что никогда себе этого не прощу, пусть даже теперь он спасен от тех ужасных мук, на которые был обречен.
Прижав ее к себе еще сильнее, словно пытаясь вобрать в себя ее боль, он почувствовал, что и сам опять плачет, и сказал:
— В этом нет твоей вины. Ты была прекрасной мамой. Даже миссис А. так говорит, а она в таких вещах разбирается.
Кто-то постучал в переднюю дверь внизу, но они остались сидеть на кровати, поскольку Дэвид отправился открывать, а затем встревоженно переглянулись, услышав голос, не знакомый ни одному из них.
Дэвид пригласил незнакомца войти в дом, и Никки почувствовала, как в горле поднимается тяжелый ком, когда, несколько мгновений спустя, шаги Дэвида зазвучали на лестнице. Затем он появился в дверях спальни и, глядя на нее своими большими проницательными глазами, сообщил:
— Это полиция. Они хотят поговорить с тобой.
Паника обрушилась на нее, словно удар кулаком.
— Так со мной или с нами обоими? — дрожащим голосом переспросила Никки.
— Им нужна именно ты.
— Ничего страшного, я пойду с тобой, — заверил ее Спенс. — Наверное, они приехали, чтобы сообщить нам результаты вскрытия.
Встав с кровати, Никки прижала ладони к щекам, приказывая себе быть сильной.
— Все будет хорошо, — заверила она Спенса, чтобы поддержать и его, и себя.
— Конечно, — согласился он, беря ее за руку. Они последовали за Дэвидом вниз по лестнице.
Когда Спенс и Никки шли в комнату, констебль Фримен и другой детектив стояли перед камином. Фримен скрестил руки перед собой, а в его очках отражался свет лампы, так что они не видели его глаз. Его коллега стоял немного позади, и выражения его лица тоже не было видно. Дэвид, Дэнни и Кристин сидели рядом, их лица были такие же бледные, как и у Никки, словно они, как и она, задержали дыхание.
Фримен откашлялся.
— Где мы можем уединиться для беседы? — спросил он.
Никки была удивлена и встревожена.
— Я… Гм… В кухне, но…
— Пожалуйста, скажите, что вы должны нам сообщить, — попросил его Спенс. — Мы среди друзей. Нам совершенно нечего скрывать.
Фримен, казалось, колебался, но потом снова повернулся к Никки и спросил:
— Вы Николь Грант?
Смешавшись, потому что он уже знал, что это она, Никки ответила:
— Да.
— Назовите дату вашего рождения, — продолжал он.
Она покосилась на Спенса, чтобы посмотреть, понимает ли он, что здесь происходит, но он казался таким же сбитым с толку.
— 14 июля 1988 года, — сказала она.
Фримен сделал шаг вперед. Теперь они видели его глаза: большие, круглые, и в них плескалось какое-то чувство, похожее на сожаление.
— Николь Грант, — официально объявил он, — вы арестованы по подозрению в убийстве Зака Джеймса…
Никки в ужасе отшатнулась.
— Нет! — крикнула она. — Я не делала этого! Вы не можете арестовать меня…
