таком состоянии. Мне самому больно смотреть на Юлю с синяками, а уж как будет чувствовать себя Виктория, понятия не имел.
Открыл окно и закурил. В лицо дул холодный мартовский ветер. Снег растаял еще вчера, хотя два дня назад на улице была настоящая вьюга. Складывалось ощущение, что даже погода была в настроение Юльки.
Моя девочка. Как вспомню ее на том окне. Отчаянная, в слезах, сидит на окне в одном халате, а с улицы дует пронизывающий ветер, загоняя в окно снежинки. И Юльке все равно. Она сидит, поет и не думает о том, как ей холодно.
Душу разрывает от боли от той картины.
Двинул рукой по рулю, и сделал глубокий вдох. Выдохнул, пытаясь прогнать накатившие эмоции.
Еще бы пару минут и я просто мог опоздать. Она ждала три года, и могла не дождаться каких-то две минуты.
Сука! Как же сложно осознавать, что моя девочка готова была прыгнуть, готова была умереть, чтобы больше не жить в аду. Моя малышка, моя сильная нежная девочка.
Невозможно смотреть как она страдает. И я клянусь, что это будут ее последние страдания. Больше никогда не допущу подобного, и уничтожу Гриньковского. Этот ублюдок поплатиться за все свои гадкие деяния. А как только я с ним поквитаюсь, увезу семью за границу. Не хочу, чтобы здесь малышке что-то напоминало о прошлом. Я даже уже место выбрал, где мы все будем жить.
Главное согласие Юльки. Но думаю, она как раз против не будет.
Остановился у ворот дома, и устало потер лицо. Нужно сделать этот шаг. Виктория и Гордей имеют право знать, что Юля жива. И действительно было бы слишком эгоистично скрывать от них правду.
— Захар Денисович, будете заезжать? — поинтересовался охранник.
Я покачала головой и вышел из авто.
— Нет, сейчас снова уеду.
Я прошел по двору пытаясь держать эмоции под контролем. Волновался, прежде всего боясь за сына. Как он отреагирует? Понятно, что ему очень не хватает мамы, но это будет еще одним шоком для него.
Вошел в дом, в котором, как и всегда стояла тишина. Удушающая. Злился, что в доме живет ребенок, а детского смеха так и нету. Вообще продам к херам этот дом. Не нравится мне, что в нем так и не было семейного счастья.
— Захар, привет.
— Привет, Мари. Я за Гордеем и мамой.
— Решился?
— Да.
— Тогда я сейчас соберу малыша, а ты иди к Виктории.
— Ладно.
Я кивнул, и сбросив обувь пошел в комнату тещи. Она, как всегда, сидела у окна и молчала. Часто так проводила время, в основном с закрытыми шторами. Это еще одна подсказка тому, что я все делаю правильно.
— Мам Вик, — позвал ее, приоткрыв двери.
— Захар? Сынок, проходи.
— Мам Вик, мне нужна ваша помощь. Поедете со мной?
— Захарушка, ты же знаешь, что я не хочу видеть людей, не хочу, чтобы меня видели. Я давно уже никуда не выхожу.
— Я знаю. Но без вас никак. Вы же не можете мне отказать?
— Если ты на кладбище, то я точно пас. Сейчас не могу… мне сложно смотреть на фото моей улыбающейся девочки на гранитной плите.
По лицу Виктории покатились слезы, а я начинал злиться на себя, что не рассказал ей правду сразу. Ведь она мать, и должна знать первая.
— Нет, мы не поедем на кладбище. Обещаю, вам понравится. Просто без вас никак.
— Там много будет народу?
— Относительно. Но мы с ними не будем пересекаться.
— Ох, сынок, — она покачала головой, и вытерев слезы, посмотрела на меня, — дай мне несколько секунд.
Я кивнул и вышел за дверь.
По лестнице спускалась Марианна с Гордеем. Малыш уже был переодет, оставалось только надеть куртку и шапку.
Я подошел к сыну и присел рядом с ним.
— Гордей, ты же у меня смелый мальчик, и ничего не боишься, да? Да тебе пи нечего бояться, я теперь рядом, и никто тебя не обидит, — бросил взгляд на Марианну, и снова заговорил, — мы сейчас поедем в одно интересное место. Там тебе очень понравится. Обещаю. Согласен?
Сын едва заметно кивнул.
Я забрал у сестры куртку и принялся одевать ребенка. Полностью готовы были к выходу, как раз, когда из комнаты выехала Виктория.
Оказавшись на улице, я усадил ребенка на заднее сидение в детское кресло. Викторию пересадил на пассажирское справа от себя. Коляску убрал в багажник.
Видел, как теща нервничала, но я сам волновался не меньше. Словно вез свою семью знакомить с любимой девушкой.
— Не переживайте, все будет хорошо, — произнес я, усевшись за руль.
Тронул машину в сторону города. Сам всех успокаивал, а себя не мог. Не понимал, чего боялся, то ли реакции сына, то ли боялся, как бы Виктории плохо не стало. Постоянно прибавлял скорость, желая поскорее добраться к Юльке, но в то же время понимал, что не имею права рисковать близкими, и снова сбавлял.
К клинике мы подъехали через полтора часа. Мучительные полтора часа.
— Ты что меня на обследование привез? — удивилась Виктория, когда я пересадил ее в коляску.
— Нет, но я задумываюсь об этом.
Отстегнул сына, и опустил его на землю.
— Пойдемте? — кивнул на вход, и покатил тещу по пандусу, а сын держал ее за руку.
Оказавшись в здании, я повел всех к палате, где лежит Юлька. У дверей стоит охрана, которая сразу же поприветствовала Викторию, заприметив нас в коридоре.
— Все нормально?
— Да, Захар Денисович. Тихо.
Степан открыл нам двери, и первой я закатил Викторию, следом вошел Гордей.
Юля уже не спала, и во все глаза смотрела на долгожданных гостей.
— Юленька…
— Мама! — крикнул Гордей и тут же рванул в материнские объятия.
— Гордей!
Глава 45
Я носом уткнулась в любимую макушку, и прижав к себе сына, долго-долго вдыхала его запах. Прикрыла глаза и раскачивалась, не собираясь его выпускать из рук. Я так давно об этом мечтала. Так хотела снова почувствовать своего малыша. И теперь вот он милый, такой красивый, подросший. Мой маленький храбрый мальчик. Моя душа, моя кровиночка. Каждый его вдох я впитывала в себя, каждую клеточку тела пыталась рассмотреть, чтобы запомнить, чтобы в памяти отпечатать. Мой родной, никогда его не отпущу от себя, никогда.
Я так увлеклась сыном, что не сразу заметила один очень важный момент.
Мама в коляске. Это стало для меня большим шоком.
— Мама, я так тебя люблю!
Я постаралась проглотить слезы, и уткнулась лбом в лоб сына. Прикрыла глаза, до сих пор не веря в свое счастье, и тихо
