«А вообще-то вы бегите, бегите и не оглядывайтесь! — возбужденно шепчет Минчев. — Судя по всему, вам уже не придется возвращаться на эти земли в роли злых и беспощадных ага-хозяев!»
Густые и длинные усы его пропылены так, что из черных стали пепельно-серыми, потеряла свой первоначальный цвет и выгоревшая, припудренная пылью красная феска. С тех пор как он стал выполнять роль соглядатая, Минчев непрерывно бродит по дорогам Болгарии; с турками он говорит по-турецки, с болгарами — на родном языке. Турки считают его своим и охотно выбалтывают то, что надо держать за зубами. Одним он пожалуется на свою горькую судьбу: бежал от преследования русских в Румынии, пришлось бросить свое выгодное торговое дело, оставить на разграбление гяурам богатые лавки и склады. Перед другими он прихвастнет, похвалится стадами овец у Казанлыка, торговлей в Габрове, Тырнове и других болгарских городах, «невзначай» блеснет золотыми полуимпериалами, которыми туго набит его кошелек: спасибо полковнику Артамонову! Ходил по городам и весям, прислушивался, приглядывался. Недели две назад послал верного человека с донесением о состоянии берега у Галаца и Систова, о войсках и башибузуках, об артиллерии, что прикрывает берега в этих местах, и о земляных работах, усиленно проводимых турками почти по всему Дунаю.
Он обрадовался, когда узнал о переправе русских у Галаца, и немного взгрустнул, услышав от турок, что русские не стали развивать успех и закрепляются на захваченных рубежах. Переправа у Систова была настолько неожиданной, что сначала он даже не поверил: по его убеждению, здесь не предполагалось форсирования реки. Но турки, бегущие из Систова и его окрестностей, подтвердили, что город взят огромными силами русских, что они переправили на этот берег чуть ли не сто тысяч отборного войска. Понятно, у страха глаза велики, но доля правды есть: от малых сил турки не обратились бы в такое паническое бегство!
А пять дней назад Йордан Минчев послал еще одного связного и с ним исчерпывающий доклад: сколько им выведано и подсчитано турецких сил в Никополе и Оряхове, Тырнове и Севлиеве, насколько хороши дороги для артиллерии и обоза, где находятся турецкие склады со снарядами и запасают ли они зимнюю одежду. Сообщил он и о том, что болгары очень ждут русскую армию, что они готовы прокормить любое количество солдат и офицеров, кавалерийских и обозных лошадей.
Отправил связного — и тут же возникли новые задачи, которые нужно решить в ближайшие дни. Надо найти людей, хорошо знающих Балканы, согласных провести по ним русскую армию так, чтобы она свалилась на турок, как снегу в летнюю пору. Хорошо бы оставить все последние сведения у надежного человека, который и встретит русских, а самому отправиться на Шипку и вершину Святого Николая, чтобы разузнать, что за силы охраняют эти высоченные горы и будет ли способна армия сбить их с ходу или ей надо готовиться к ожесточенным и кровопролитным боям.
«Пойду-ка я к дяде Димитру, — решил он. — Дядя Димитр редко отлучается из Тырнова, и я наверняка застану его дома. Человек он честный, надежный, не откажет он в помощи».
Минчев спустился с высотки и зашагал по пыльной обочине. Теперь он был рядом с турками и потому нагнал на лицо унылое, совершенно убитое настроение. Думал, о чем-то спросят. Что ж, как и прежде, он расскажет о брошенных дорогих товарах, зло поругает гяуров-русских и мерзких болгар, колокольным звоном, цветами и криками восторга встретивших русские войска в Систове. Но турки ни о чем не расспрашивали, они видели перед собой лишь долгую и пыльную дорогу да уставших ослов и лошадей.
Так, с убегающим турецким обозом Йордан добрался до Тырнова. Старого Димитра он застал дома. Старик лежал на полу, подстелив под себя чергу, мягкий, изрядно потертый ковер. Седые усы его отвисли и показались жалкими, глаза потускнели и будто выцвели на ярком июньском солнце, щеки провалились, а беззубый рот что-то прошамкал в ответ на его приветствие. Давно не видел Минчев старика, но постарел он явно на большее число лет, чем те, которые отделяли его от их последней встречи.
— Болею, — сказал он. — Вот уже три месяца, как болею. А ты кто будешь?
— Йордан Минчев. Разве ты меня не узнал?
— А, Данчо! — оживился старик. — Богатым будешь: не узнал я тебя сразу.
— А что приболел-то, дядя Димитр? — спросил Минчев. — Сердце сдало или простудился?
— Сына Николу и невестку Веселину башибузуки зарезали, старуха моя с ума сошла и безумной по лесам ходит, их ищет. А я вот, Данчо, свалился и не знаю, когда поборю свою слабость.
— Плохи твои дела, дядя Димитр, — сказал Минчев. — Да ты не отчаивайся: русские вот-вот будут в Тырнове.
— Они скоро придут?! — еще больше оживился старик. — Так я, Данчо, и вино для них приготовил, и ракийка у меня есть. Угощу, все у меня есть для братушек!
Минчев смотрел на старика и прикидывал: справится ли он с его трудным поручением? Сказал Димитру, какие заботы привели его в Тырново, на какую помощь он хотел бы рассчитывать с его стороны. Высказал все, а старик молчит. Уставился в потолок — и ни слова.
— Видишь, каким я стал, — медленно проговорил он после долгого раздумья.
— Далеко тебе идти не придется, — успокоил его Минчев. — Здоровью своему ты не повредишь, дядя Димитр!
— Да разве я о здоровье своем беспокоюсь, Данчо? — уже с обидой произнес старик. — Будет жив дядя Димитр или помрет — невелика забота. А вот хватит ли у меня сил? Дойду ли я туда, куда тебе нужно?
— Ходить и не нужно, дядя Димитр: в своем Тырнове ты найдешь нужного человека! — обрадовался первому согласию старика Минчев. — Как только придут сюда русские, так сразу и найдешь. Спросишь или генерала Скобелева-младшего, или полковника Артамонова, любому из них и передашь. А их не окажется — тогда первому генералу или полковнику. Да попроси, чтобы не задержали, а спешно переправили тому, кому на бумаге написано.
— На все это у меня сил хватит, Данчо, — заверил старик.
— Спасибо, дядя Димитр.
— За что спасибо-то? — искренне удивился старик. — Пока я ничего не сделал, а коль и сделаю — общее это дело, болгарское, сынок. Поесть-то хочешь?
— Очень хочу, дядя Димитр, — сознался Минчев.
— Поди в подвал и отрежь кусок сала, какой только съесть можешь. — Старик улыбнулся, тронул отвисший ус. — Не все ешь, Данчо: там должно хватить и на братушек!
— Сколько же у тебя есть сала, дядя Димитр? i
— Да пуда три или четыре, сынок.
— Останется и братушкам! — понял шутку Иордан
— Полк, может, и не накормлю, — бодро продолжал старик, — а роты на две припас, пусть только появятся они в Тырнове! — и дядя Димитр потряс в воздухе костлявым, длинноноготным пальцем. — Когда же ты из нашего Тырнова тронешься… — спросил он, — в свою трудную дорогу?
