Это привело Тома в чувство.
— Я скажу сам, — ответил он и бросился домой, чтобы успеть предупредить Салли прежде, чем проедет карета скорой помощи.
Салли настояла на том, чтобы пойти в больницу. Перед дверью мертвецкой, где лежало тело Дика, Том стал умолять ее не подымать простыни, которой оно было накрыто.
— Я должна проститься с ним, — сказала Салли.
Она приподняла простыню и расширенными глазами уставилась на кровавое месиво, в которое превратилось любимое лицо. Только по пряди блестящих черных волос могла она узнать Дика.
— Родной мой! Родной мой! — шептала она без слез.
Так сидела она подле покрытого простыней тела, стиснув руки, в невыразимой тоске. Ее любимый сын, ее первенец лежит здесь бездыханный, чуждый всех радостей и горестей, которые они так долго делили друг с другом! Салли знала, что с ней остается Том, что он страдает и за нее и за Дика, но сейчас она сознавала Только одно: Дик умер.
— Пойдем, мама, надо идти, — сказал наконец Том.
Салли вышла с ним из больницы; теперь ей было безразлично, что с ней будет дальше.
На другой день рано утром со двора послышался леденящий душу вой. Салли поняла — это Калгурла пришла, чтобы вместе с нею оплакать Дика, и сидела теперь возле поленницы. Том хотел выйти и попросить ее замолчать. Слишком мучительно было слушать эти пронзительные вопли и причитания. Но Салли остановила его:
— Оставь ее. Том. Я и сама готова завыть.
Похоронная процессия двинулась со двора в тот же день, но Салли не смогла подняться. Эйли позаботилась обо всем необходимом. Зашла Вайолет и забрала к себе Билли, чтобы он побыл несколько дней с ее детьми. Салли не захотела ни пойти на кладбище, ни взглянуть на процессию рудокопов, провожавших Дика в последний путь по Боулдерскому шоссе. Сотни людей шагали за старым катафалком, рядом с которым столько раз шагал на кладбище Моррис. Они хоронили Дика со всеми почестями, какие положено воздать другу и хорошему товарищу, погибшему в шахте.
— Не все ли равно? — устало сказала Салли. — Теперь все — все равно. Дик умер. Это все.
Она попросила принести ей одежду Дика, которая была на нем в тот день, прежде чем он переоделся в спецовку, чтобы спуститься под землю.
У нее сидела Мари, когда она стала осматривать карманы темно-синего костюма и доставать оттуда всякие мелочи: чистый носовой платок, записную книжку, мундштук, огрызок карандаша и несколько писем.
Одно из писем, в распечатанном конверте, было сильно скомкано. Салли разгладила его и прочла.
Мари увидела, как выражение ужаса и гнева вдруг исказило ее лицо.
— Что такое? — спросила она.
— Письмо от Эми, — отвечала Салли. — Дик его получил накануне. Я чувствовала, что он был чем-то расстроен, но я бы никогда не подумала…
— Она хотела вернуться к нему?
— Нет. — Салли заглянула в письмо. — Она пишет, что Пэдди хочет жениться на ней. Леди Кеван умерла. Она просит, чтобы Дик дал ей развод.
Мари тотчас догадалась, о чем думает Салли. Она, как и Салли, сразу поняла, сколь тягостна была бы для Дика процедура развода, во время которого неизбежно обнаружилась бы связь Эми с Пэдди Кеваном. Но Мари не могла знать, как знала Салли, что Дик жил несбыточной мечтой: он надеялся, что Эми поймет свою ошибку и вернется к нему.
— Только не думай, что это не был несчастный случай, дорогая, — воскликнула Мари. — Дик никогда бы этого не сделал. Нет, никогда не мог бы он причинить тебе такое горе.
— Я не думаю этого! — горячо сказала Салли. — Я не могу так думать. Но я уже тогда видела, что он чем-то очень расстроен. У него было такое лицо… как в тот день, когда он привел ко мне Билла… растерянное и убитое.
Позже, когда пришел Том, она спросила его, не заметил ли он чего-нибудь в то утро, в те несколько минут, когда разговаривал с Диком перед спуском в шахту.
— Он был, пожалуй, молчаливее обычного, — сказал Том. — Я его спросил, в чем дело. «Ничего, — сказал он. — Во всяком случае, ничего особенного. Я тебе как-нибудь после расскажу».
— Дик так сказал. Том? Правда, он так сказал?
— Да, — отвечал Том. — Он казался озабоченным, и откатчики рассказывали, что он был какой-то рассеянный; как видно, он не слышал, когда они закричали ему. Он отступил на шаг, каким-то образом потерял равновесие и упал…
Салли протянула Тому письмо Эми.
— Оно пришло накануне, — пояснила она.
Том прочел письмо и выругался в сердцах.
— Том, — с запинкой проговорила Салли, — это был несчастный случай?
— Конечно, — сказал Том. — Не думаешь же ты, что Дик мог загубить свою жизнь из-за Эми? Я уверен, что нет. Но, конечно, это письмо и было у него на уме, именно из-за него он и был так неосторожен. Все ясно, мама. Да, теперь все понятно. Дик не стал бы говорить мне, что расскажет, в чем дело, «как-икбудь после», если бы думал, что никакого «после» не будет.
— Да, — согласилась Салли. — Только… так ведь все выходит куда проще для Эми.
— Забудь про это, мама! — Том разорвал письмо в клочья. — Я никогда не поверю, что мы так мало значили для Дика — и ты, и я, и, главное, маленький Билли, — чтобы он пошел на это в угоду Эми, Но если я когда-нибудь еще встречу ее, я скажу все, что думаю о ней и об этом стервеце Пэдди Кеване. Бог мой, чего бы я только не дал, чтобы добраться до него!
Глава LIII
— Смерть Дика — страшный удар для твоей матери, Том, одно только время может смягчить его, — сказал Диини.
А время медленно тянулось для Салли. Прошли иссушающе знойные дни лета, настала зима с проливными дождями и неистовым леденящим ветром. Салли было все равно — пламенеет ли багрово-красная земля в лучах летнего солнца или люди после дождя натаскивают в комнаты грязь, налипшую на башмаках. Она ела, работала, спала как автомат: ведь Дика больше не было на свете. Никогда уже его появление не наполнит ее сердце неизъяснимой радостью, никогда не встретятся их взгляды и они не посмеются вместе, поняв друг друга без слов… Как отзвук песни, звучал в ее ушах любимый голос, слова веселого и ласкового привета: «Ну, Салли моя, как живем?»
Салли слегла. Казалось, она стала такой же холодной и неподвижной, как Дик, когда она видела его в последний раз. Все в ней застыло, мысль бездействовала. Она лежала у себя в комнате и даже не пыталась справиться со своим отчаянием. Потом в ее омраченное сознание проник взгляд Мари: черные глаза Мари делили ее муки и тосковали вместе с нею. Мысль, что Мари, измученная работой и волнениями, заботится о ней, заставила Салли сделать над собой усилие и побороть свое горе.
Том с Эйли взяли Билли к себе. Динни и Мари общими усилиями готовили на жильцов и хлопотали по хозяйству. А ведь у Мари был еще старик свекор, о котором она должна была заботиться. Когда Салли поправилась и принялась снова за хлопоты по дому, она упрекнула себя, что доставила Мари столько тревог и забот.
— Дорогая моя, — воскликнула Мари, — я так рада быть с тобой и видеть тебя опять здоровой.
Из месяца в месяц она ежедневно забегала к Салли, стараясь рассеять ее печаль разговорами о Томе и Дэне, о том, как они нуждаются в ней и как беспокоятся да нее. Но Тому и Дэну она не так нужна, как была нужна Дику, отвечала Салли. А она, видно, не сумела помочь ему, не сумела понять, как сильно он любил Эми и как глубоко его ранила ее измена.
Лицо у Салли стало суровым и словно окаменело; она совсем перестала улыбаться. Она слушала разговоры Дэлли и Динни и не слышала, что они говорят. Голоса их отдавались в ее мозгу бессмысленным шумом. Все время она думала о Дике. Она спрашивала себя, зачем женщина родит сына, растит и лелеет его, всеми силами готовит к жизненной борьбе, старается обеспечить ему какую-то долю спокойствия и счастья, — а потом видит, как он лишается всего, ради чего стоит жить.
Дику пришлось пережить больше несчастий и разочарований, чем его братьям. Лал все-таки достиг кое-чего. Он всегда стремился стать солдатом и за свою краткую военную карьеру все же успел насладиться почетом и славой. Салли и сейчас еще горевала о Лале, и все восставало в ней при мысли о том, что его жизнь оборвалась так рано. Но Лал умер в бою, и она верила, что это было логическим завершением избранного им пути. Он не дожил до зрелости, не знал свойственных этому возрасту радостей и свершений, зато не знал и приходящих со зрелостью горьких разочарований. Страдания же, которые причинила Салли смерть Дика, были куда мучительней тех, какие она испытала в час его рождения.
Возможно, будь Эми другой, и вся жизнь Дика сложилась бы иначе, думала Салли. Или будь Дик другим, менее чувствительным и уязвимым, его не так бы ранили неудачи в работе и в семейной жизни. Быть может, спрашивала себя Салли, она недостаточно закалила Дика для жестокой борьбы за хлеб насущный? В юности он, пожалуй, был ленив, беззаботен и чуточку эгоистичен. Но не после войны! Не после того, как ужасы и страдания войны пробудили его сознание и он понял причины, породившие ее. Не после того, как он понял, что значит иметь ребенка — сына, которого ты должен вырастить по возможности здоровым и счастливым. Да, вот что получил Дик от жизни, в чем нашел радость — в маленьком Билли! И любовь к Эми, и первые годы их брака тоже принесли ему много светлого счастья.
