Но Эми не слишком обрадовалась, узнав, что Дик бастует и сидит без работы вовсе не потому, что администрация решила закрыть рудники и распустить рудокопов на все четыре стороны.
Она была поражена, что Дик работает «простым рудокопом» и участвует в забастовке. Это унизительно и ужасно опрометчиво с его стороны, восклицала Эми. Что скажут ее друзья?
Дик думал, что, разъяснив ей причины и смысл забастовки, он завоюет ее сочувствие. Эми только пожала плечами — это ее не интересовало.
Она по-прежнему была в наилучших отношениях с управляющими рудниками и их женами — с людьми, которые делали все возможное, чтобы добиться поражения горняков. Дик сказал ей, что это ставит его в неловкое положение.
— Ты сам себя поставил в неловкое положение, — со злостью ответила Эми.
Она пришла в ярость, поняв, что все ее прежние друзья охладели к ней — жене бастующего горняка. Это означало, что она должна почти все время сидеть дома, скучать и хандрить.
— Бедняжка Эми, — печально говорил Дик, — ей очень обидно за себя и нестерпимо стыдно за меня.
Он изо всех сил старался примирить Эми с ее тяжкой участью, ухаживал за ней и баловал ее так, как никогда прежде, помогал ей по хозяйству, присматривал за Биллом, когда ей хотелось пойти в гости или на танцы. Салли восхищалась терпением Дика, его добродушием. Сынишка, как видно, вознаграждал его за недовольство и брюзжание Эми. Дик выглядел таким счастливым, когда играл с малышом. По вечерам он часто приезжал к Салли на велосипеде — при этом впереди него на велосипедной раме нередко восседал Билл.
Эми никогда не приходила с ними, поэтому Салли сама навещала ее, решив, что между ними не должно быть отчуждения. Но Эми была с нею холодна и сдержанна, как если бы Салли была случайной знакомой.
— Можно подумать, будто это я виновата, что Дик работает под землей, — возмущенно говорила Салли при встрече с Мари. — «Да что с тобой, Эми, скажи на милость, — спросила я ее, так меня рассердило ее поведение. — Тебя-то почему эта забастовка так волнует и огорчает?»
Салли поколебалась с минуту, потом продолжала:
— Знаешь, Мари, она курила и страшно важничала и кривлялась. «Не говорите мне о забастовке, — сказала она. — Меня просто тошнит от нее. Если Дик намерен ввязываться в такие дела, пусть не надеется, что я стану киснуть тут с ним всю жизнь. Теперь он никогда не найдет приличного места. Мои друзья считают, что он просто сумасшедший».
— Боже мой, — воскликнула Мари. — Что она имела в виду?
— Вот это и я хотела бы знать, — сказала Салли задумчиво, с тревогой в голосе. — Но тут как раз вошел Дик, и я не могла спросить ее.
Глава XLIX
Как-то в первую неделю забастовки Салли вышла рано утром за щепками для растопки и наткнулась на Калгурлу, скорчившуюся возле поленницы.
Калгурла сидела на корточках на земле и казалась издали просто грудой грязного тряпья. Она с усилием поднялась — рваная мужская шляпа скрывала ее лицо, но темные глаза под слипшимися ресницами блеснули, встретив взгляд Салли.
— Нашла его, Фреда Кэрнса, — пробормотала Калгурла.
Салли была озабочена судьбой забастовки, волнениями последних дней и не сразу сообразила, что это за имя и какое отношение оно имеет к Калгурле. Но она тут же вспомнила про смерть Маританы, как горевала тогда Калгурла, как исчез Фред Кэрнс, а детей Маританы отправили в государственные приюты… Потом Калгурла отыскала тело дочери в стволе заброшенной шахты. Теперь, очевидно, она выследила Фреда Кэрнса и собирается свести с ним счеты.
— Где же он? — спросила Салли. Интересно, подумала она, что станет теперь делать Калгурла.
У Калгурлы могут быть свои представления о правосудии. По ее понятиям, кто-нибудь из племени вправе разделаться с Фредом Кэрнсом ловко брошенным копьем. Но Салли слишком хорошо знала, что туземцы поплатятся за это. Калгурле и ее сородичам дорого обойдется убийство белого.
— Ходила кругом старого участка, — сказала Калгурла. — Там был большой крик. Два парня там работали. Говорили Фреду ходить к чертям — он не платил деньги. Фред говорит: «Пожалуюсь полиции». Парни говорят: «Жалуйся, висельник!»
— И он еще там? — спросила Салли.
— Уайя, — угрюмо насупившись, отвечала Калгурла. — Следила: солнце вставало — солнце садилось, солнце вставало — солнце садилось. Нашла на Пинджине.
Салли послала ее мыться, а сама вытащила старое платье. Когда Динни и Том поднялись на веранду завтракать, Калгурла была уже там; волосы ее еще не высохли, лицо блестело, синее ситцевое платье Салли болталось вокруг тощих, как палки, ног.
Радостные возгласы и шутки, которыми приветствовали ее Динни с Томом, несколько развеяли мрачные думы Калгурлы. Ей нравилось, что ее встречают как старого друга. Динни прекрасно умел разговаривать с нею, а то, что Том с детства привязан к ней, это Калгурла всегда чувствовала.
— Нашла его, Фреда Кэрнса, — сказала она Динни и Тому и принялась рассказывать все сначала: видно было, что она не в силах думать ни о чем другом.
Динни и Том, обсудив за завтраком этот вопрос, решили, что на след Фреда Кэрнса нужно навести полицию. Но у Калгурлы, как и опасалась Салли, были свои соображения на этот счет.
— Ничего не скажу полиции, — упрямо твердила она. — Полиция не нашла Мири. Полиция не нашла Фреда.
— Но они искали его, — объяснял Динни. — Если полицейские схватят теперь Фреда Кэрнса, они, может, скажут, что это он убил Маритану. Но если кто из вас, темнокожих, прикончит Фреда Кэрнса, они просто-напросто убьют темнокожего.
Калгурла отвела глаза. Она знала, что Динни говорит правду, но помнила и то, как прежде обходилась с ней полиция. С той поры у Калгурлы осталась подозрительность и обида, и она не могла поверить, что полиция воздаст Фреду Кэрнсу по заслугам. Она больше доверяла правосудию своего племени. Что значит для белых убийство одной туземки, — погибали ведь и другие туземные женщины, и белые никогда не несли за это никакой кары. Калгурла помнила резню в Менанкили и к тому же подозревала, что каким-то могущественным людям выгодно защищать Фреда Кэрнса.
— Если меня схватят, уж я постараюсь, чтоб кое-кому солоно пришлось, — пробормотала она, словно извлекая из памяти чьи-то тщательно сбереженные там слова.
— Это он так сказал? Это Фред сказал? — спросил Динни.
— Угу. Сказал Большому Джо на старом участке.
— Похоже, что он может кое-кого выдать, — заметил Том. — Лучше пусть полиция займется этим, Калгурла, — мягко прибавил он. — Тебе это не под силу.
Калгурла подняла на него тусклые глаза. Нелегко ей было отказаться от мысли о мщении. Но Салли никогда не видела в ее глазах столько доверия и преданности, как в ту минуту, когда они были обращены к Тому.
— Говоришь, сказать полиции, Томми, — раздумчиво произнесла Калгурла. — Я скажу.
Динни пошел с ней в полицейский участок и помог сделать заявление.
Много дней Салли и Динни ждали известий об аресте Фреда Кэрнса. Том был слишком поглощен забастовкой, и лишь изредка у него мелькала мысль, что, как видно, Фреда Кэрнса предупредили и он успел улизнуть. Калгурла раньше всех узнала о том, что произошло. После того как они с Динни побывали в полиции, она ушла в заросли, а через неделю приплелась во двор и устало опустилась на землю возле дров; в глазах ее была угрюмая ярость. Она прошла пешком всю дорогу до Пинджина и назад.
— Полиция — никуда! — И она презрительно сплюнула. — Он удрал…
Забастовка тянулась почти два месяца. И в Калгурли и в Боулдере только о ней и говорили. Она волновала всех. Деловая жизнь обоих городков почти замерла. О забастовке заговаривали при встречах и знакомые и незнакомые. В лавках, на улицах, в трамваях и кабачках — повсюду только и слышно было, что о забастовке да о предстоящем суде над арестованными рудокопами.
Все местное население принимало деятельное участие в борьбе горняков и, несмотря на то, что Горная палата по-прежнему старалась восстановить против них общественное мнение, рядовые граждане все больше сочувствовали рудокопам и их женам — людям с хмурым взглядом, которые, стиснув зубы, упорно сопротивлялись всякой попытке уладить дело в ущерб тому, за что они боролись.
Из специально созданных фондов помощи горнякам выдавали продовольствие, так что им теперь было немного легче, чем в первые недели забастовки, когда они буквально валились с ног от голода и истощения. А жены рудокопов в разговорах между собой и роптали подчас на лишения, которые приходится терпеть им и их детям, однако в любую минуту готовы были яростно стать на защиту и забастовки и своих мужей.
Глава L
— Слыхали: сэр Патрик Кеван собирается осчастливить прииски кратким визитом, — заметил Динни, оторвавшись от утреннего выпуска «Горняка» и взглянув поверх очков на Салли.
