спереди.
И я выпрямляюсь, все еще касаясь Доминика, все еще сжимая кастет.
Рот мужчины приподнимается, когда он поднимает ствол своего пистолета.
Наша жизнь скоро закончится, и он думает, что это забавно.
Я прислоняюсь к Дому.
Вместе.
И тут вокруг меня начинается хаос.
Стрельбы стало больше, чем раньше.
Звук оглушительный.
Столько оружия разряжается одновременно.
Человек передо мной исчезает, его тело разрывается на части у меня на глазах.
Шум такой громкий.
Он невероятно громкий.
Я готовлюсь.
В ожидании боли.
Но меня ничего не трогает.
Ничто не бьет по Дому.
Я поворачиваю голову, вытягивая шею, чтобы увидеть, откуда доносятся выстрелы.
И я это вижу.
Я вижу их.
Целая вереница людей. Целая чертова вереница людей, плечом к плечу идущих из снега с поднятым оружием, направленным поверх моей головы.
Они продолжают идти.
Продолжаут идти и продолжают стрелять. И я не знаю, откуда они взялись.
Они появились на поле боя, одетые в полностью белую тактическую экипировку.
И…
Я замечаю облегающие снежные комбинезоны. Обращаю внимание на изгибы.
Это женщины.
У меня отвисает челюсть.
Около двадцати чертовых женщин обрушивают адский ливень на людей, которые нападают на нас.
Может быть, даже больше.
Их толстые вязаные маски скрывают черты лица. Но они женщины.
Я знаю, что это так.
Они продолжают подходить ближе.
И они продолжают стрелять.
Перезаряжаются по мере движения.
Я даже не могу сказать, стреляет ли по ним кто-нибудь в ответ.
Очередь приближается, пока они не оказываются достаточно близко, чтобы я могла видеть их глаза через маски. Затем их очередь расходится, и они обходят нас и нашу сбитую машину, не удостоив меня ни единым взглядом.
Но тут один человек отрывается от очереди. И она движется ко мне. К нам. Её оружие опущено к земле.
Мой трясущийся кулак падает.
Когда она останавливается передо мной, человек снимает маску с лица.
И это не женщина. Я была слишком поражена, чтобы заметить, насколько он большой по сравнению с остальными.
Его темные глаза добрые и спокойные, поэтому, когда он наклоняет голову в сторону Дома, я киваю, и он приседает по другую сторону вытянутых ног моего мужа.
Мужчина достает из кармана куртки прозрачный пакет, и я узнаю в нем набор принадлежностей для оказания первой помощи.
Я остаюсь рядом с Домиником, удерживая руку на месте и давая мужчине место.
«Дай-ка я посмотрю». Мужчина наконец нарушает тишину, и я убираю руку с груди Дома. Не решаясь прекратить надавливать на рану, но еще больше не решаясь не принимать помощь.
Незнакомец протягивает руку и разрывает рубашку Доминика, затем вываливает содержимое сумки на колени Доминика.
Когда он наклонился, разрывая пакет, я замечаю, что у мужчины длинные волосы. Они собраны в пучок, золотистые пряди частично скрыты воротником его белой куртки.
«Кто ты?» — шепчу я.
Мужчина не поднимает глаз. «Позже».
Я слышу свое имя, приглушенное, доносящееся откуда-то, и понимаю, что вся стрельба прекратилась, поэтому я снова слышу, как Кинг кричит из телефона Дома.
Оглядевшись, я нахожу его рядом с собой на земле.
Воздух разрывается последним выстрелом.
Ладно, теперь всё кончено.
Мужчина протирает рану от пули Дома кусочком ткани, а затем накладывает на нее какую-то марлевую повязку.
Я ожидаю, что он прижмет его к пулевому отверстию, но затем он начинает заталкивать её в пулевое отверстие.
«Что ты делаешь?!» — почти кричу я.
«Вот как это делается». Он не тратит время на объяснения мне. И я должна ему доверять.
Какой еще у меня есть выбор?
Он засовывает в отверстие еще часть марли, затем сворачивает ее и прижимает к ране.
«Подержи здесь».
Я делаю, как он говорит, и нажимаю обеими руками. Огромный кастет все еще на пальцах моей правой руки.
Снова раздается голос Кинга, и мужчина, перегнувшись через тело Дома, берет трубку.
Он читает информацию на экране, прежде чем повесить трубку.
Но меня не волнует телефонный звонок.
Потому что под моими ладонями грудь Дома движется.
Он жив.
Из моих глаз снова текут слезы.
Я хочу упасть лицом вперед на Доминика.
Мне хочется обнять его так крепко, как только смогу.
Но я не хочу причинять ему боль. И у меня есть работа.
Мужчина роняет телефон обратно на землю. «Дома ударили куда-нибудь еще?»
«Е-его спина, я думаю». Я не знаю, кто этот незнакомец. И мне все равно, что он знает, кто такой Доминик. Мне важно только, что он помогает.
«Держи руки там, где они сейчас», — говорит он, а затем тянет плечи Дома вперед.
Я поддерживаю вес Дома, когда он неосознанно наклоняется ко мне, опустив голову.
Мужчина вытаскивает что-то из кармана и резко поворачивает запястье, открывая зловеще выглядящее лезвие.
За считанные секунды он разрезает пиджак и рубашку Дома, чтобы найти входное отверстие раны на спине Дома.
Разорванная спереди и сзади одежда Дома соскальзывает с его рук, скапливаясь вокруг ладоней.
Я ненавижу, что его голая кожа подвергается воздействию снега. Я не хочу, чтобы он мерз.
Мужчина хватает еще один пакет марли, и я не вижу, что он делает, но думаю, что то же самое он делал и спереди, чтобы остановить кровотечение.
Я смотрю вниз, и сгорбленное тело Дома закрывает мне вид на его грудь, но я знаю, что там.
Слишком много крови.
Даже если его сердце все еще бьется… он потерял слишком много крови.
Мужчина прижимает Дома к машине как раз в тот момент, когда в воздухе раздается слабый звук сирены.
«Мы взяли на себя смелость вызвать скорую помощь», — его голос одновременно мягкий и хриплый.
Эта крошечная, потрепанная нить надежды обвивается вокруг меня, становясь сильнее.
«Спасибо, — я выдерживаю взгляд незнакомца. — Я никогда не смогу отплатить тебе за это».
Мужчина выпрямляется во весь рост. «Просто помни меня. Это все, о чем я прошу».
Я не понимаю, что он имеет в виду, но отвечаю правду. «Я никогда тебя не забуду. Мы у тебя в долгу».
Он почти улыбается, но затем снова натягивает белую маску на лицо и обходит внедорожник сзади как раз в тот момент, когда в поле моего зрения появляются огни машины скорой помощи.
А потом он ушел.
И мы единственные, кто остался в живых.
«Помощь уже здесь, — говорю я Доминику. — С нами все будет хорошо».
Но скорая помощь останавливается в конце дороги, на дальней стороне машин. И я понимаю, что они нас не видят. И вокруг так много разрушений, что они не будут знать, куда смотреть.
И Доминик такой
