В это время к нам подбежал замначальника экспериментального цеха Аркадий Зиновьевич Фильштейн. В свое время он прибыл в КБ-1 с Еляном и работал начальником опытного производства КБ-1. Но потом его, как ставленника Еляна, а значит, и Берия, сняли с этой должности и предложили работу где-то, как говорится, далеко от Москвы. Я с трудом уговорил кадровиков назначить его ко мне в отдел заместителем начальника экспериментального цеха. Мало кто знал, что у этого скромного трудяги, заводного и неугомонного в работе, есть и ордена военного времени за технологию поточного производства пушек, и медаль лауреата Сталинской премии за изделия по тематике Курчатова.
— Я только что от снабженцев. Опять подводят с покупными деталями, в гальванику не дали фольгированного гетинакса, а я сижу без печатных плат… Да нет, я не жалуюсь, я просто так… А с ними я разберусь, заставлю… Вот посмотрите: монтаж стендового комплекта аппаратуры приостановлен! Я, конечно, не жалуюсь, а просто пришел сюда, когда узнал, что вы в цеху.
Аркадий Зиновьевич не отпустил нас, пока не провел по всему цеху. Прощаясь с ним, я сказал:
— Хорошо, двигайте дальше свои дела, а снабженцев Федор Викторович взбодрит.
— Что вы! — испугался Фильштейн. — Зачем мне с ними ссориться? Мы обязательно договоримся!
— Вы заметили, как Фильштейн шарахнулся от моей попытки помочь ему через начальство? — смеясь, спросил я у Лукина, когда мы вышли из цеха. — Это тоже признак сыгранности оркестра, и он действует не только со снабженцами, но и со всеми цехами опытного производства. Без этого, без Фильштейна и подобранных им цеховых ребят, — именно без него лично и именно на этой должности, — трудно сказать, сколько пришлось бы нам ждать, чтобы радиолокатор для С-75 воплотился в эти кабины, железки, пульты, экраны, аппаратные пульты и блоки, которые мы только что видели. Теперь это все уже можно отправлять на полигон, проверять облетами, стыковать с пусковым ракетным комплексом и начать пуски ракет.
Спустя несколько дней я пригласил Федора Викторовича посмотреть на кратовской станции Б-200, памятной мне по драме с запитками, на экспериментальный образец аппаратуры защиты от дипольных помех.
Для разработки этой аппаратуры в нашем отделе была создана специальная «добровольческая» лаборатория под началом А. А. Гапеева. Аппаратура была изготовлена в цеху у того же Фильштейна и после лабораторно-стендовых проверок подключена к основной аппаратуре станции Б-200. В полумраке командно-индикаторного зала мы с Федором Викторовичем стояли за спинками вращающихся стульев операторов, наблюдая за отметкой самолета на экране и как бы припаянным к ней «крестом» сопровождения. Сначала это была нормальная картинка, к которой все привыкли, но после команды самолету на сброс помехи отметка самолета исчезла в сплошном засвеченном пятне, а «крест» будто пьяный побрел по экрану. По команде «Включить аппаратуру подавления помех» — щелчок тумблера, и на экране исчезает засвеченное пятно, остается чистая отметка самолета, а к ней мчится и будто прилипает «крест» сопровождения. И все это происходит на обоих экранах. Репродуктор объявляет:
— Помеха подавлена, сопровождение цели восстановлено.
Федор Викторович поздравляет инженеров, по дороге в автомобиле спрашивает: «А когда это может быть на объектах?» Я ответил, что аппаратура заводского изготовления месяца через два будет на полигоне, а серийное производство для боевых объектов — это уже как соизволит заказчик и прикажет начальство. Завод закончил изготовление аппаратуры для Б-200 и теперь ищет работу. Начал выпускать неплохие телевизоры, но для такого завода это не нагрузка. Вот если бы ему поручить Б-200 для ПВО Ленинграда, то он, не сморгнув, выдал бы их полную программу, пока будут испытания С-75. И телевизоры от этого не пострадали бы, и завод не был бы на холостом ходу. А там, глядишь, подоспела бы и многоканальная дальнобойная, но не от Калмыкова и Лавочкина, а от нас.
Федор Викторович промолчал. Видимо, его начинает раздражать упрямство, с которым я как бы упрекаю его за то, что он, главный дирижер КБ-1, допустил размен симфонии на «чижик-пыжика». Хотя я далек от того, чтобы упрекать его в том, что от него не зависит. Но согласие Лукина с предложением Расплетина возглавить комиссию по заводским полигонным испытаниям ракеты для комплекса С-75 меня настораживает. Здесь явный расчет на то, чтобы расстроить установившееся у нас с Лукиным деловое взаимопонимание, прельстив главного инженера возможностью заработать себе «сено-солому», которые в свое время будут раздавать за систему С-75. Конечно, Федор Викторович, кажется, не из тех, кого можно приручить «сеном-соломой», но я его еще так мало знаю! Дай-то Бог! А вообще-то для предприятия будет очень полезно, если наш главный инженер пройдет эту ракетную стажировку.
Похоже, что экскурсией к Бункину и Гапееву мне удалось убедить Федора Викторовича в том, что, вопреки его опасениям, бесплотный джинн ПРО, витающий в КБ-1, не нанес никакого вреда зенитно-ракетной тематике.
Немногочисленные горстки людей, привлеченных к работам по ПРО, выполняют их, как и я сам, можно сказать, по совместительству. Теперь надо было убедить его в том, что такой порядок работ сейчас уже себя исчерпал, так как в результате проработок, выполненных в 1954 году, общая рабочая гипотеза оказалась достаточно углубленной по частным направлениям и дальнейшее продвижение в этих направлениях требует подключения новых сил. Короче говоря, наступило время организационного выделения тематики ПРО в специализированные подразделения как в КБ-1, так и в работающих по нашим заданиям смежных организациях, и это предписывалось специальным постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР, которое так встревожило Федора Викторовича. Однако в КБ-1 подступиться к этой задаче было непросто, пока оставался подвешенным вопрос о судьбе системы С-25.
Испытания этой системы были закончены, но вместо общего согласованного акта госкомиссии в ЦК КПСС были представлены два документа с одинаковыми названиями, но разными выводами.
В первом документе были подписи только военной части комиссии во главе с маршалом Н. Д. Яковлевым; в нем предлагалось систему С-25 принять в опытную эксплуатацию, а вопрос о принятии ее на вооружение решить после проведения доработок согласно замечаниям госкомиссии.
Другой документ, подписанный представителями промышленности во главе с Рябиковым, предусматривал принятие системы на вооружение с последующим проведением ее модернизаций без нарушения боеготовности по согласованию с Министерством обороны. Видимо, маршал Яковлев решил переложить вопрос о системе С-25 на правительство, и его можно было понять, если вспомнить историю с зенитными пушками. Сейчас в этой системе вроде все в порядке, как у тех пушек, которые он принял. А потом в Корее в них начали ломаться проклятые пружины, и посадили за это не конструктора, а его, маршала. И зубы выбивали ему, — маршалу, которого много лет знал и высоко ценил сам Сталин. А система С-25 — это не пушка. Сколько в ней радиолокаторов, а в каждом из них — электронных ламп, контактов, реле! Эти штуки похитрей пружинок. А ракеты? Это не артснаряды. В них и радионачинка, и точнейшие гироскопические приборы. Нет, его, маршала, теперь на мякине не проведешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
