в прошлом. Однажды в Дурбане я встретил человека, медиума, которому сообщил о некоторых моих проблемах. Он рассмеялся и сказал, что их можно легко решить. Все, что мне нужно сделать, — это сходить к местному колдуну, который за гинею или две расскажет мне все, что я хочу знать. И хотя мне было очень жаль тратить гинею, которая в тот момент была нужна мне как никогда, я сходил к этому человеку, но о результатах моего визита я умолчу.
Я поговорил со священником, хорошим духовником, но он лишь пожал плечами и отослал меня к Библии, сказав, что я все делаю верно. Я прочел некоторые мистические книги, которые мне рекомендовали. Там было множество слов, которых я не мог понять даже с помощью словаря, и они не продвинули меня вперед, поскольку в них я не нашел ничего, до чего бы не добрался сам. Я даже принимался за Сведенборга[369] и его последователей, но не получил удовлетворительных результатов.
Несколько месяцев спустя я оказался в стране зулусов, где остановился возле Черного ущелья. Я нанес визит моему старому знакомому, о котором писал ранее, замечательному карлику Зикали, которого называли «Тот, кому не следовало родиться» или «Открыватель дорог» — это более известное его имя у зулусов. Мы поговорили о многих вещах, связанных со страной зулусов, и я встал, чтобы отправиться в свой фургон, потому что никогда не ночую у Черного ущелья, если этого можно избежать.
— Есть что-то еще, что ты хочешь спросить у меня, Макумазан? — спросил карлик, откинув волосы со лба и посмотрев на (я чуть не написал «сквозь») меня.
Я покачал головой.
— Это странно, Макумазан, потому что я вижу нечто у тебя в голове, связанное с духами.
Я вспомнил о проблемах, которые меня тревожили, хотя, по правде говоря, я никогда не думал обсуждать их с Зикали.
— Ага, что-то есть! — воскликнул Зикали, прочитав мои мысли. — Говори, Макумазан, пока у меня есть настроение отвечать. Ты мой старый друг и останешься им до конца. Если я могу помочь тебе, я помогу.
Я набил трубку и снова сел на табурет из красного дерева.
— Тебя называют Открывателем дорог, не так ли, Зикали? — спросил я.
— Да, зулусы всегда называли меня так, еще до того времени, как пришел Чака. Но что такое имя, которое часто ничего не значит?
— Только то, что я собираюсь открыть дорогу, которая проходит через Долину смерти, Зикали.
— О, — засмеялся он, — это очень легко! — И, схватив маленький ассегай, который лежал перед ним, протянул его мне, добавив: — Смело бросай его. Не успею я досчитать до шестидесяти, как дорога будет открыта. Правда, я не могу сказать, увидишь ли ты что-нибудь.
Я снова покачал головой и сказал:
— Это против наших законов. К тому же я очень хочу знать, встречу ли я кого-нибудь на этой дороге, когда придет мое время пересечь Реку. Ты имеешь дело с духами, можешь ли ты сделать для меня то, что никто другой не сможет сделать?
— Что я слышу! Ты просишь меня, бедного зулусского шарлатана, как ты однажды назвал меня, Макумазан, показать тебе то, что неведомо великому белому человеку?
Я упрекнул его:
— Вопрос не в том, что тебя просят сделать, а в том, сможешь ли ты это совершить.
— Я не знаю. Каких ты хочешь увидеть духов? Одна из них — женщина по имени Мамина, которая меня любила… [370]
— Она не одна из них, Зикали. Она же тебя любила, а ты отплатил ей за любовь смертью.
— Может быть, это лучшее, что я мог сделать для нее. О причинах ты можешь догадаться, Макумазан. Есть и другие вещи, которыми я не хочу тебя беспокоить. Но если это не она — то о ком ты говоришь? Дай-ка мне посмотреть. Кажется, я вижу двух женщин, хотя белому человеку можно иметь только одну жену. Лица других женщин скользят в водах твоего разума. Старый человек с седыми волосами и маленькие дети — возможно, это братья и сестры, какие-то друзья. А вот и в самом деле Мамина, которую ты не хочешь видеть. Но, Макумазан, она — единственная, кого я могу показать тебе и к кому показать дорогу. Если только ты не думаешь о других кафрских женщинах…
— Что ты имеешь в виду?
— Я думаю, что лишь ноги черного человека способны идти по дороге, которую я могу открыть. А над теми, в ком течет кровь белого человека, у меня нет власти.
— Значит, разговор окончен. — Я встал и сделал пару шагов к воротам.
— Вернись и сядь, Макумазан. Разве я единственный маг в Африке?
Я вернулся, поскольку во мне проснулось любопытство.
— Спасибо, Зикали, — сказал я. — Но я не имею дел с вашими шаманами.
— Потому что ты боишься их. Ты считаешь, что все они болтуны, кроме меня. Я — последнее дитя мудрости, остальные, от пяток до макушки, забиты ложью. Великий Чака сказал, что убьет каждого, кого сумеет поймать. Но возможно, есть белые шаманы, которые могут управлять белыми духами.
— Если ты имеешь в виду миссионеров… — начал я.
— Я не имею в виду ваших священников, которые измеряют все одинаково и говорят только то, что их научили говорить, не думая о великом.
— Некоторые думают, Зикали.
— Ну да, и тогда на них нападают с большими палками. Настоящий священник тот, к кому приходит дух, а не тот, кто отгородился от людских бед и говорит сквозь маску, которую носили отцы его отца. Я — такой,
