поднялась на ноги. Кости, кажется, целы. Но плечо болело так, словно было вывихнуто.
Она заковыляла в ту сторону, где исчез зеленый огонек, стараясь не поскользнуться и не упасть в темную, неподвижную воду. Глубина резервуара составляла более семи метров. Она не хотела рисковать, окунаясь в воду полностью одетой, с мечом в руке и луком за спиной. Ее глаза наконец-то привыкли к тусклому свету, который проникал через проход далеко наверху. Катьяни смогла разглядеть узкий дверной проем в стене. Либо Бхайрав слишком торопился закрыть эту дверь, либо он хотел, чтобы она последовала за ним.
Катьяни протиснулась в щель. Было слишком темно, но она поняла, что оказалась в широком туннеле. Зеленый огонек покачивался вдалеке, маня ее к себе.
Она побежала за ним, и с каждым шагом под ее ногами раздавался неприятный хруст. Над головой что-то взвизгнуло. Она подняла взгляд, и у нее внутри все сжалось от ужаса. По потолку ползали призраки, бледные комочки плоти со сверкающими красными глазницами, в которых таился целый мир безумия. Когда она проходила мимо, они вытягивали свои глаза-ниточки вслед за ней. Катьяни, – шептали они, – Катьяни.
Нет, не смотри на них, иначе ты окажешься в их плену. Она схватила свой меч и продолжила бежать, не обращая внимания на хлюпанье и хруст под ногами, на ползущие, мерцающие пятна на стенах. Туннель был бесконечным, воздух – сырым и затхлым, но она не отрывала взгляда от зеленого огонька, дюйм за дюймом сокращая расстояние между ними.
Она почувствовала легкое дуновение воздуха и бросилась на землю. Широкое плоское лезвие меча просвистело рядом, едва не задев шею. Она вскочила на ноги и с колотящимся сердцем попятилась, выставив вперед собой бронзовый меч.
Бхайрав оторвался от стены. Его движения были плавными, глаза полны жажды убийства. Он нанес новый удар, а она блокировала его меч своим собственным. Зазвенела сталь.
– Почему ты хочешь убить меня? – крикнула она, уворачиваясь от его ударов и отбивая их.
– Почему ты не можешь оставить меня в покое? – зарычал он. – Я хотел сохранить тебе жизнь, Катья. Но ты не оставляешь мне выбора.
Он развернул Ченту, и у нее свело живот. Нет, только не Ченту.
Кнут ударил ее по руке, обжигая кожу. Катьяни отшатнулась, а затем разрубила своим мечом кнут надвое. Ченту издал нечеловеческий вопль боли. Пока он падал, она ударила его снова, а затем еще раз.
Бхайрав отбросил остатки кнута и обрушил на нее сверху свой клинок. Она подняла свой меч, чтобы блокировать его, но встретилась с пустотой. Холодная, острая сталь вонзилась ей в грудь. Она застыла, ошеломленная, не в силах осознать, что произошло.
Со сосредоточенным лицом он вытащил свой меч обратно. Он потемнел от крови. Ее крови.
Она сползла по стене, прижимая руку к груди, как будто могла остановить этот поток. Но кровь просачивалось сквозь ее пальцы и выливалась наружу, забирая с собой ее жизненную силу.
Глава 24
Она рухнула на пол, на подстилку из грязи, костей и остатков мертвых насекомых. В гробовой тишине единственными звуками были равномерные удары капель крови о каменный пол.
Ногу Катьяни кольнуло, и, дернувшись, она ударилась обо что-то твердое. Это движение подняло новую волну боли.
Над ней качался зеленый свет – рассеянное свечение с серебристой сердцевиной. Призрак? Как Бхайраву удалось его поймать?
– Тебе больно?
Бхайрав склонился над ней, и в зеленом свете его лицо казалось еще более жутким.
– Должен ли я избавить тебя от страданий?
Она собрала все свои слабеющие силы.
– Ты был моим братом, – сказала она, но голос прозвучал странно и отстраненно. – Я доверяла тебе.
– Бездумное доверие для того и создано, чтобы его растоптали.
Он осмотрел ее с равнодушием.
– Ты никогда не задавалась вопросом, почему умер мой отец, а не отец Айана. Почему я не стал наследным принцем, несмотря на то что был старше.
– Корона переходит от короля к его старшему ребенку.
Если она продолжит говорить, то отсрочит свой конец достаточно, чтобы выбраться наружу. Она не хотела умирать в этом темном, вонючем месте. Дверной проем был всего в полумиле позади нее. Она могла бы выбраться отсюда. Она должна была это сделать.
– Лунная династия традиционно даровала корону тому, кто был наиболее ее достоин, – сказал он суровым голосом. – Мой отец был всего на пару месяцев младше Джайдипа. Разве преемственность не должна основываться на заслугах? То, что я сделал, я сделал во имя справедливости.
Ее глаза наполнились слезами ярости и горя.
– Айан был достоин. Из него вышел бы превосходный король.
– Как и из меня. Но я с раннего возраста знал, что у меня никогда не будет такого шанса.
Он сжал одну руку в кулак.
– Нет, если только я сам не заберу себе власть. Шанс, который так жестоко отняли у моего отца.
– Твой отец погиб в бою, как настоящий солдат, – сказала она. Ее дыхание вырывалось короткими, болезненными вздохами.
Бхайрав рассмеялся холодным, безутешным смехом, от которого у нее по коже побежали мурашки.
– Мой отец умер, когда после битвы спал в королевском шатре. Его задушили подушкой. А моя мать была задушена в своей спальне собственной дупаттой.
У Катьяни помутилось в голове. Нет, это было невозможно. Она не так его поняла или это он ошибся.
– Почему?
Это слово вырвалось у нее против собственной воли, потому что она не могла, не хотела в такое верить.
Его лицо исказилось.
– После того как его отец погиб на войне с Парамарами, Джайдип ясно увидел свой путь к трону. Единственным человеком, который преграждал ему путь, был его сводный брат Карандип. Он был храбрым, сильным и достойным человеком, который не стал бы спокойно стоять в стороне, пока его менее опытный брат забирал себе всю власть.
Катьяни покачала головой, но даже это небольшое движение вызвало острую боль во всем теле.
– Нет. Джайдип не стал бы… Тебе солгали.
Он опустился на колени рядом с Катьяни. Его взгляд прожигал ее насквозь. Несмотря ни на что, она была рада его близости. По крайней мере, он был человеком – единственным человеком в этом чудовищном пространстве.
– Я бы тоже не поверил в это, если бы не видел сам. Ты хочешь знать? Ты хочешь услышать, что произошло? Это отравило всю мою жизнь. Это отравит и те часы, что у тебя еще остались.
– Они… уже отравлены, – прошептала она. Ее грудь разрывалась от боли, но это было ничто по сравнению с болью, терзавшей ее душу.
– Тогда слушай. В ту ночь, когда была убита моя
