— Не знаю. Но я ведь здесь.
Нат кивнул.
— И… спасибо.
— Не за что. Я ее не убивал.
— Знаю.
— Ты же не поверил, когда тебе сказали…
— Не поверил, — честно ответил Райдо. — Ни на секунду. Уж прости, но ты на убийцу не тянешь… кто там был в переулке?
— Не знаю.
— Нат, это важно. Вспомни, пожалуйста…
Нат закрыл глаза. Он долго вспоминал, хмурясь, морщась и шевеля бровями, но все-таки покачал головой:
— Запах знакомый, но я не знаю чей… честно, Райдо.
— Я верю. А теперь вставай и иди. Посиди с Ийлэ, пожалуйста.
— А ты?
— Пожрать чего-нибудь отыщу. И уберу собаку.
Нат кивнул. Встать он встал, но шел, покачиваясь от слабости. И одеяло съехало с плеч. Тощий какой. Он и прежде-то полнотой не отличался, а теперь и вовсе кожа да кости. Райдо потер слезящиеся глаза и сел на пол, скрутился калачиком и впился в собственную руку, заглушая стон.
Нельзя было оборачиваться.
Нельзя.
Боль накатывала волнами, неровно, и волны сталкивались, гасили друг друга.
Плохо.
Но ничего… он полежит… пол холодный, а холод ныне союзником… и надо просто отдышаться. Проглотить слюну, и кровь вытереть… не хватало, чтобы Нат кровь заметил.
Ийлэ опять же.
У нее почти не осталось сил, а до весны надо дотянуть…
…ничего, почту Нат отправил…
…и оптограмму старому товарищу… и если письма есть шанс перехватить, то оптограмма… надо обождать пару деньков, аккурат, пока буря уляжется… и боль уйдет… уже отступает, наверно, решив, что хватит с Райдо… он получил урок… усвоил…
И поднявшись на четвереньки, Райдо пошел к двери.
За дверь.
Собачью голову посадили на крюк, а крюк приколотили. И от него несло металлом, кожей и… человеком. Слабый запах, слишком слабый, чтобы прочесть, незнакомый определенно, но Райдо его запомнит.
На будущее.
Собственное будущее представлялось Райдо… странным.
Ийлэ не знала, как долго он отсутствовал.
Четверть часа?
Час?
Вечность?
Она лежала, обнимая Нани, гладила мягкие ее волосы, вдыхала кисловато-молочный запах, удивляясь тому, что и ее, и запаха этого могло бы не быть, если…
Думать об этом было мучительно, но Ийлэ не способна была отделаться от мыслей. Не заноза, скорее старый больной зуб, который ноет и ноет.
Она пыталась.
Смотрела.
Нат разжигает камин. Возится долго, выкладывая дрова одному ему понятным узором. Он выглядит усталым и, пожалуй, еще более взъерошенным чем обычно.
Печальным.
Что в городе случилось? Не рассказал ведь… и если спросить, ответит, но Ийлэ молчит.
Пламя разгорается медленно. Оно пробует дрова, карабкается, рыжие побеги ползут по влажной древесине, которая темнеет при прикосновении их. Пламя прячется в трещинах и пепле, но не выдерживает, тянется к белым рукам Ната, на которых сегодня пятна особенно ярки.
Ийлэ смотрит и на них тоже.
— Я… козу сейчас… — ему тяжело разговаривать, и Ийлэ кивает.
Коза в коридоре. Ийлэ слышит и протяжный обиженный голос ее, и цокот острых копыт по паркету. Запах молока резкий, неприятный почти. И когда Нат возвращается, Ийлэ выскакивает из кровати. Она успевает добраться до ванной комнаты, до самой ванный, обындевевшей в ледяном доме.
Ее выворачивает густой кислой слюной, желудочной жидкостью, и долго, мучительно.
— Райдо позвать? — Нат не удивлен.
И занят.
Он поит Нани с ложечки свежим молоком, и та глотает. Ложку за ложкой, ложку…
…снова плохо. Не от молока, не от голода — Ийлэ не так уж долго оставалась голодной — сколько от поганых собственных мыслей. И она остается в ванной, на ледяном полу, вцепившись руками в край ванны, не способная отпустить уже его. Ее мутит, и дурнота отступает ненадолго, лишь затем, чтобы в новом порыве скрутить Ийлэ.
— Ийлэ? — пес пришел, когда она почти отчаялась, что кто-нибудь найдет ее здесь.
Кто-нибудь вообще будет ее искать.
Кому нужна альва?
— Ийлэ, что ты творишь… тут же холодно… — он ступал бесшумно.
Переоделся.
И обулся. В тапочки.
Зачем псу тапочки? Нелепость какая… Ийлэ сглотнула вязкую слюну.
— Пойдем, — пес присел рядом и принялся стягивать свитер. — Придумала… в ванной прятаться… что случилось?
— Ничего.
— Нани спит… и Ната я тоже отправил.
— Хорошо.
Странно, что она способна говорить, слова не захлебываются в ядовитой слюне.
— И ты пойдешь…
— Нет.
— Да, — на плечи упал теплый свитер. — Нам всем нужно поспать… отдохнуть…
— Что… случилось в городе?
Подумала, что не ответит, но Райдо вздохнул:
— Дайну убили.
— Нат?
Он покачал головой.
— Нат никогда не тронет женщину. Он… он многое видел из того, чего дети видеть не должны. И уже не ребенок… сегодня он меня спас. И ты тоже. Вы оба меня спасли, а должно быть наоборот, чтобы я вас…
Райдо заставил подняться.
— Я не хочу… спать не хочу…
— Хорошо, тогда не будешь… просто полежишь со мной, ладно?
Ийлэ кивнула.
— И мы поговорим.
— О чем? — на него смотреть нужно снизу вверх.
Он тогда не такой страшный.
И на пса не похож, как не похож и на человека, и на альва. Он существо из старого мира, из сказки… если не дракон, то кто-то вроде…
…драконы ищут сокровища.
— О чем захочешь.
Райдо довел до кровати.
Нат и вправду исчез, а камин разгорелся, и жар от него Ийлэ ощущала всем телом. Она, оказывается, замерзла… и наверное, не оттает. Она скорее растает, как тает льдина… но ей нельзя, ей надо до весны дотянуть, чтобы выполнить свою часть договора.
А Райдо позаботиться о малышке.
Вот она, лежит в корзине, сытая и сонная, и если еще не спит, то вот-вот уже.
— Ложись, — Райдо подтолкнул Ийлэ к кровати. — И закрывай глаза.
— Нет.
— Ладно, тогда не закрывай…
— А ты?
— И я не закрою. Я здесь, рядом. С краю. Хорошо?
— Да… наверное… не знаю…
— Ну, когда узнаешь, тогда скажешь. Вот так… — он подтыкает одеяло, Ийлэ оказывается в толстом матерчатом коконе, в котором ей жарко, но жар этот уютен. Он проникает сквозь корку льда, которой, казалось, она покрыта, и лед тает, он проступает сквозь кожу испариной.
А Ийлэ дрожит.
— Тише, маленькая моя…
— Я не маленькая…
— Маленькая. Вот дай руку, — он заставляет раскрыть ладонь и кладет на свою. Его рука и вправду огромна, широкая, жесткая.
С рубцами, которые не скоро исчезнут.
— Видишь, какая маленькая…
— Это ты… большой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
