– Джон – это... это действительно в своем роде святой. Иногда это меня даже пугает.
Пожалуй, она несколько переборщила, назвав Франклина святым, подумал я. Барбара же Франклин продолжала, и глаза ее сияли:
– Он готов сделать что угодно – пойти на любой риск – ради того, чтобы преумножить знания человечества. Это удивительно, не правда ли?
– Разумеется, разумеется, – поддакнул Пуаро.
– Но иногда, вы знаете, я боюсь за него, – продолжала миссис Франклин. – Ведь он, скажу я вам, доходит до крайностей. Этот ужасный боб, с которым он сейчас экспериментирует. Я боюсь, он начнет проводить эксперименты на себе.
– Он, конечно же, примет меры предосторожности, – заметил я.
Она покачала головой с печальной улыбкой.
– Вы не знаете Джона. Вы никогда не слышали про его испытания нового газа?
– Нет, – ответил я.
– Необходимо было что-то выяснить про какой-то новый газ. Джон вызвался испытать его. Его заперли в резервуар часов на тридцать шесть и измеряли ему пульс, температуру и дыхание, чтобы выяснить воздействие газа и определить, одинаково ли оно на людей и животных. Это был страшный риск, как сказал мне один из профессоров впоследствии. Он легко мог скончаться. Но таков уж Джон – он совершенно забывает о собственной безопасности. Я думаю, чудесно быть таким, вы не находите? Мне бы никогда не хватило смелости.
– Да, тут действительно требовалось большое мужество, – согласился Пуаро, – чтобы совершить такое хладнокровно!
– Вот именно, – сказала Барбара Франклин. – Я ужасно горжусь им, но в то же время очень волнуюсь за него. Потому что, видите ли, на определенной стадии недостаточно морских свинок и лягушек. Нужна реакция человека. Вот почему я испытываю такой ужас при мысли о том, что Джон проведет на себе эксперимент с этим мерзким калабарским бобом и случится что-то страшное. – Она вздохнула и покачала головой. – Но он только смеется над моими страхами. Вы знаете, он действительно в некотором роде святой.
В этот момент к нам подошел Бойд Каррингтон.
– Привет, Бэбс, ты готова?
– Да, Билл, жду тебя.
– Надеюсь, поездка не слишком тебя утомит.
– Конечно нет. Я уже сто лет не чувствовала себя так хорошо, как сегодня.
Она встала, мило улыбнулась нам с Пуаро и зашагала по лужайке со своим высоким спутником.
– Доктор Франклин – современный святой... гм, – произнес Пуаро.
– Довольно крутая смена настроения, – заметил я. – Впрочем, такова уж эта леди.
– Какова?
– Любит выступать в разных ролях. Один день – это непонятая жена, которой пренебрегают, завтра – страдающая женщина, готовая пожертвовать собой, которой ненавистна мысль, что она – обуза для любимого человека. А сегодня – это соратница, преклоняющаяся перед мужем-героем. Беда в том, что она немного переигрывает во всех этих ролях.
Пуаро задумчиво проговорил:
– Вы полагаете, миссис Франклин – дурочка, не так ли?
– Ну, я бы так не сказал – пожалуй, не очень блещет умом.
– Ах, она просто не в вашем вкусе.
– А кто в моем вкусе? – резко спросил я.
– Закройте глаза, – неожиданно пробормотал Пуаро, – и посмотрите, кого вам пошлют феи...
Я не успел ответить, как появилась сестра Крейвен, бежавшая прямо по газону. Она улыбнулась нам, сверкнув зубами, отперла дверь лаборатории, вошла внутрь и вновь появилась с парой перчаток.
– Сначала носовой платок, теперь перчатки – вечно что-то забывает, – бросила она на ходу и устремилась туда, где ждали Барбара Франклин и Бойд Каррингтон.
Миссис Франклин, подумалось мне, из тех беспомощных женщин, которые везде разбрасывают свои вещи, ожидая, что все будут за ними бегать, как будто так и надо. Она даже гордится этим. Я не раз слышал, как она с довольным видом говорила:
– Конечно, у меня голова как решето.
Я смотрел, как сестра Крейвен бежит по лужайке, пока она не скрылась из виду. Она бежала легко и красиво, тело ее было тренированным. Я невольно высказал вслух посетившую меня мысль:
– Наверно, эта девушка сыта по горло такой жизнью. Я имею в виду, когда приходится не столько ухаживать за больным, сколько быть на побегушках. Не думаю, что миссис Франклин очень уж добра и внимательна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ответ Пуаро сильно меня раздосадовал. Он прикрыл глаза и ни с того ни с сего прошептал:
– Золотисто-каштановые волосы.
Несомненно, у сестры Крейвен золотисто-каштановые волосы, но я не понимал, почему Пуаро выбрал именно эту минуту, чтобы сделать замечание по данному поводу.
Я ничего не ответил.
![]()
![]()
ГЛАВА 11
Мне кажется, на следующий день перед ланчем имел место разговор, оставивший у меня чувство смутного беспокойства.
Нас было четверо – Джудит, я, Бойд Каррингтон и Нортон.
Не помню, почему именно мы затронули эту тему, но говорили мы об эвтаназии – умерщвлении в случае неизлечимой болезни: доводы за и против.
Говорил главным образом Бойд Каррингтон, что вполне естественно. Нортон время от времени вставлял пару слов, а Джудит сидела молча, но слушала очень внимательно.
Сам я признался, что, хотя все говорят за то, чтобы принять эту практику, на деле меня что-то отталкивает от нее. Кроме того, по моему мнению, она дает слишком большую власть в руки родственников.
Нортон согласился со мной. Он добавил, что считает: это должно делаться лишь по желанию и с согласия пациента, когда после длительных страданий неизбежна смерть.
Бойд Каррингтон сказал:
– Да, но вот что любопытно. Хочет ли сам больной «покончить со страданиями», как мы говорим?
И он рассказал историю – по его словам, подлинную – о человеке, которого терзали ужасные боли. У него был неоперабельный рак. Больной попросил своего врача дать ему что-нибудь, чтобы покончить со всем этим. Доктор ответил: «Я не могу это сделать, старина». Позже, перед уходом, он положил на столик у кровати больного таблетки морфия, подробно объяснив, сколько нужно принимать и какая доза опасна. Хотя снотворное было в полном распоряжении пациента и тот мог принять роковую дозу, он этого не сделал.
– Это доказывает, – сказал Бойд Каррингтон, – что, несмотря на свои слова, больной предпочел страдания быстрой и безболезненной смерти.
Именно тогда впервые заговорила Джудит – резко и пылко.
– Конечно, предпочел, – заявила она. – Не следует предоставлять ему самому решать.
Бойд Каррингтон спросил, что она имеет в виду.
– Я имею в виду, что у того, кто слаб – от страданий и болезни, – нет сил принять решение. Они не могут это сделать. Это следует сделать за них. Долг того, кто их любит, – принять решение.
– Долг? – переспросил я.
Джудит повернулась ко мне.
– Да, долг. Того, чей разум ясен и кто возьмет на себя ответственность.
– И закончить на скамье подсудимых с обвинением в убийстве? – потряс головой Бойд Каррингтон.
– Не обязательно. Во всяком случае, если вы кого-то любите, вам следует пойти на риск.
– Но послушайте, Джудит, – вмешался Нортон, – то, что вы предлагаете, означает огромную ответственность.
– Не думаю. Люди слишком уж боятся ответственности. Они ведь готовы решить судьбу собаки – почему бы не сделать то же самое по отношению к человеческому существу?
– Ну... это же совсем другое, не так ли?
– Да, это важнее, – ответила Джудит.
Нортон прошептал:
– Вы меня просто ошеломили.
Бойд Каррингтон осведомился с любопытством:
– Значит, вы бы решились, не правда ли?
– Я так думаю. Я не боюсь брать на себя ответственность.
Бойд Каррингтон покачал головой.
– Так не годится, знаете ли. Нельзя, чтобы все, кому заблагорассудится, брали закон в свои руки и решали вопрос жизни и смерти.
– А ведь на самом деле, Бойд Каррингтон, – заметил Нортон, – мало у кого хватит мужества взять на себя ответственность. – Со слабой улыбкой он взглянул на Джудит: – Сомневаюсь, что вы бы смогли, если бы дошло до дела.
