Может быть, ночь без сна была тогда Ивану и полезней, нежели тревожные сновидения. Утром уехал на службу вполне отдохнувшим и в какой-то мере успокоенным.
…Сохатый улегся поудобнее, натянул одеяло под самый подбородок и закрыл глаза: "Нет больше мыслей… Кыш все по своим углам. Что вы от меня хотите? Издергать, разбить, не дать спать? Не будет этого. Давайте приходите по-хорошему… С чего начнем? С аварии? Она мне осточертела при расследовании, и больше ею я заниматься не хочу. Об аварии мыслей больше нет. Нет мыслей об аварии. Она забыта сегодня… Забыта… Забыта…
Давай, Ваня, лучше подумаем о завтра. Перелопатим цифры в голове. Посмотрим заново на поведение самолета и свое тоже. Сделаем, так сказать, тренажик…"
Сохатый мысленно начал запускать двигатель: отмечал каждое движение руки, направление взгляда, видел стрелки приборов, слышал звуки. Закончив одну операцию, он приступил к следующей. Увидел себя в небе. Возвращался на землю, чтобы повторно заправить истребитель топливом… "Отлетав" полную программу, он несколько успокоился.
"Ну, а теперь спать… Подъем в пять ноль-ноль".
* * *
Утро выдалось прозрачное.
Первый полет тревожно волновал Сохатого. Последующие уже ― радовали.
Он преодолел петлю и превозмог себя! Заново ощутил чувство удовлетворения полетом ― ни с чем не сравнимое ощущение легкости и свободы, дающее ему новое представление о себе самом, как существе счастливом, вернувшемся к изначальному, на "круги своя"!
Над морем
Учение началось…
Корабли уходили в открытое море, чтобы занять определенный приказом район. Впереди у моряков ― сутки напряженного похода.
Форштевни, как плуги землю, распахивали свинцовую воду, гребные винты шумно отбрасывали за корму мили, и только небо казалось безучастным ко всему.
Корабли торопились: басовитый шум главных турбин и напряженная дрожь палуб, корпусов, надстроек, вращающихся антенн локаторов; мерцание индикаторов акустических приборов; радиостанции, всегда готовые принять и передать слова приказа; вахта за вахтой, в чередовании которых вскоре потеряются различия дня и ночи; сосредоточенные лица матросов и офицеров на ходовых мостиках и боевых постах ― все это объединилось словом "поход"… Корабли шли, слушали, смотрели. Но дальнозоркость локаторов ограничивалась их мощностью, высотой антенн и кривизной земли, а возможности акустиков гидрологией моря, шумом своего и "противника" движения. Морские просторы, в которых сейчас скрывался "враг", с величавым безразличием поглощали корабли. Командиры думали, как лишить "врага" внезапности действий, упредить его и самим первыми вывести свои корабли на ракетный, артиллерийский или торпедный залп, после которого уже не будет перед тобой "неприятеля".
Надо! Но как этого достичь?!
"Противника" еще не нашли, не раскрыли его замыслов, поэтому командиры получили пока самую общую задачу: "Выйти из базы в соответствии с боевым расписанием, организовать разведку и не дать "врагу" действовать внезапно".
Внезапность!… Командиры знали о ней из истории Великой Отечественной, из воспоминаний ветеранов. Но почти никто из уходящих сейчас в море по молодости лет не видел эту самую внезапность по-настоящему: в противоборстве с врагом. И вот теперь им предстояло испытать все на себе в условиях широкого маневра, боевых стрельб.
Командиры в штабах, офицеры в базах, на воде и под водой напряженно ждали докладов от летчиков.
Воздушная разведка, видящая на сотни километров вокруг, пока молчала: так огромно было море.
Сохатый взлетел с аэродрома, когда "колесо" учения набрало уже полные обороты. Перед генералом стояла задача: наблюдать за действиями морских авиаторов.
Самолет плыл в наполненном светом прозрачном воздухе, и его чистота позволяла рассматривать землю во всех подробностях. Через боковину фонаря кабины открывался вид на величественные леса и причудливо вьющиеся бирюзовые озера. В чистых ключевых и снеговых водах купалось ослепительно-голубое небо.
Леса и озера… Озера и леса… И так ― на многие километры. Меж них в затейливых изгибах ― дорога, пробирающаяся на север. Изобилие зеленого и голубого, радужные брызги света создавали у Сохатого приподнятое настроение.
Появившиеся ниже полета облака, как белый занавес, постепенно закрывают от глаз землю, и Сохатый продолжает полет в бело-голубом просторе. Через полчаса под самолетом вновь показывается земля, но только неузнаваемо изменившаяся… Ивану Анисимовичу кажется, что он смотрит через кристально чистую воду и видит морщинистое дно моря. Под крыло уходят темно-серые холмы Заполярья с белыми снеговыми шрамами на своих горбах. На их фоне выделяется город. Виднеются портальные краны, а рядом в холодном свинце воды ― теплоходы, лесовозы и танкеры, с высоты словно игрушечные.
Самолет идет вдоль залива, который, как огромный меч, рассекает горы на две части до самого горизонта.
Курс ― норд… Виднеющаяся на самом краю земли темная полоска постепенно набирает силу, становится шире, поднимаясь вверх, отодвигает небо от земли, и наконец скалистые, убеленные сединой горы обрываются в воду. Земля, на которую никогда не приходит по-настоящему лето, кончается крутым, высоким берегом, дальше ― море.
Море дышало: пепельно-голубым накатом бились его волны в иссиня-черные береговые осыпи камней, закручивались в них белой пеной, которая из кабины самолета казалась ледяным узким припаем. На волнах виднелись оспины чуть заметной зыби, отчего зайчики солнечных бликов постоянно скользили по воде, пропадая и вновь высвечиваясь матовым блеском на изломах волнующейся стихии. От горла залива уходил вдаль прочеркнутый винтами кораблей фарватер, а от него, словно ветви из ствола дерева, расходились в разные стороны водяные тропы, по которым корабли ушли на расчетные боевые рубежи, обозначенные в приказах восточной долготой и северной широтой.
Корабли разошлись. Простым глазом Сохатому их не было видно, но оставленный на груди океана винтами след указывал ему направление движения, выдавал командирские планы, облегчал ведение воздушной разведки.
Неожиданно Сохатый уловил странные изменения: вода была другого цвета ― темнее, чем везде.
Генерал распорядился:
― Смотреть на воду, что-то впереди не совсем обычно.
Вскоре на небольшой глубине стала проглядываться туша подводной лодки, видимо только что погрузившейся в пучину вод. За корпусом ее тянулся серебристый шлейф изрубленной винтами воды.
― Экипаж, вижу лодку. Она на ходу. Сейчас уйдет на глубину и надежно спрячется там. Штурману определить координаты и курс лодки. Данные кодом передать на берег.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
