— Короля Наваррского! Шум доносится из его покоев.
— Дура! — тихо сказала королева, губы которой, при всем ее самообладании, начали как-то странно дергаться, и забормотала молитву. — Этой дуре всюду мерещится ее король Наваррский!
— Боже мой! Боже мой! — произнесла г-жа де Сов, откидываясь на спинку кресла.
— Все кончено, все кончено! — сказала Екатерина. — Командир! — продолжала она, обращаясь к де Нансе. — Надеюсь, что если это был скандал во дворце, то завтра вы строго накажете виновных. Продолжайте чтение, Карлотта.
Екатерина снова откинулась на подушку с полнейшей невозмутимостью, которая, однако, очень походила на изнеможение, ибо присутствующие заметили крупные капли пота, выступившие у нее на лице.
Госпожа де Сов подчинилась этому повелению, но читали только ее глаза и губы. Мысль же ее, обратившаяся к другим предметам, говорила ей о страшной опасности, нависшей над дорогой ее сердцу головой. Через несколько минут этой внутренней борьбы между волнением и требованиями этикета г-жа де Сов почувствовала себя так скверно, что голос ее прервался, книга выскользнула у нее из рук, а сама она упала в обморок.
Внезапно послышался страшный грохот; тяжелый топот прокатился по коридору; раздались два выстрела, от которых задребезжали стекла, и Екатерина, изумленная столь затянувшейся борьбой, приподнялась на постели, прямая, бледная, с широко раскрытыми глазами, но когда командир охраны хотел выбежать в коридор, она остановила его.
— Пусть все остаются здесь, — приказала она, — я сама пойду узнаю, что происходит.
А происходило, или, вернее, уже произошло, вот что.
Утром де Муи получил от Ортона ключ от покоев Генриха. В полой части ключа он обнаружил свернутую трубочкой записку. Он вытащил ее с помощью булавки.
Это был пароль для входа в Лувр на ближайшую ночь.
Кроме того, Ортон на словах передал де Муи приглашение Генриха явиться к нему в Лувр в десять часов вечера.
В половине десятого де Муи надел кольчугу, испытать прочность которой ему уже не однажды предоставлялась возможность, натянул сверху шелковый камзол, пристегнул шпагу, засунул за пояс пистолеты и все это прикрыл знаменитым вишневым плащом, точь-в-точь таким же, как плащ Ла Моля.
Мы уже видели, что Генрих, прежде чем зайти к себе, счел нужным нанести визит Маргарите и, пройдя к ней по потайной лестнице, успел как раз вовремя втолкнуть Ла Моля в опочивальню Маргариты и предстать вместо него перед глазами короля в столовой. Это произошло в ту самую минуту, когда благодаря присланному Генрихом паролю, а главное — знаменитому вишневому плащу в пропускную калитку Лувра вошел де Муи.
Стараясь, как всегда, сколь возможно лучше подражать походке Ла Моля, молодой человек поднялся наверх, к королю Наваррскому. В передней он увидел Ортона, который ждал его.
— Господин де Муи! — сказал горец. — Король вышел из Лувра, но приказал мне провести вас к нему и сказать, чтобы вы его подождали. Если он очень запоздает, он предлагает вам, как вам известно, лечь на его кровати.
Де Муи вошел в спальню без дальнейших объяснений, так как все, что сказал ему Ортон, было лишь повторением того, что он уже сказал ему утром.
Чтобы не терять времени даром, де Муи взял перо и чернила и, подойдя к висевшей на стене превосходной карте Франции, стал высчитывать и вычерчивать перегоны между Парижем и По.
Но эта работа отняла всего четверть часа, и, закончив ее, де Муи не знал, чем себя занять.
Де Муи несколько раз прошелся по комнате, протер глаза, зевнул, сел, встал и снова сел. Наконец, воспользовавшись предложением Генриха и извиняя себя свободой в обращении, существовавшей в то время между государями и их дворянами, он положил на ночной столик пистолеты, поставил на него лампу, разлегся на стоявшей в глубине комнаты кровати с темной обивкой, положил у бедра обнаженную шпагу и, в полной уверенности, что его не застанут врасплох, так как в соседней комнате был слуга, заснул крепким сном; вскоре под балдахином стал перекатываться его храп. Де Муи храпел, как настоящий обитатель казармы, и в этом отношении мог поспорить с самим королем Наваррским.
А в это время семь человек с кинжалами за поясами и с обнаженными шпагами в руках молча крались по коридору, в который выходила дверца из покоев Екатерины и дверь из покоев Генриха.
Один из семерки шел впереди. Кроме обнаженной шпаги и большого, как охотничий нож, кинжала, два надежных пистолета были прикреплены к его поясу серебряными застежками. Это был Морвель.
Подойдя к двери Генриха, он остановился.
— Вы вполне уверены, что в коридоре часовых нет? — спросил он одного из семерки, видимо, лейтенанта этого маленького отряда.
— Ни одного нет на посту, — ответил лейтенант.
— Хорошо, — сказал Морвель, — теперь остается узнать, у себя ли тот, кто нам нужен.
— Но ведь это покои короля Наваррского, капитан, — возразил лейтенант, хватая за руку Морвеля, уже взявшегося за дверной молоток.
— А кто вам сказал, что это не его покои? — спросил Морвель.
Все переглянулись в глубоком изумлении, а лейтенант сделал шаг назад.
— Фью-ю-ю! — свистнул лейтенант. — Как? Арестовать кого-нибудь в такое время, да еще в Лувре, да еще в покоях короля Наваррского?
— А что вы скажете, — спросил Морвель, — когда узнаете, что тот, кого мы сейчас должны арестовать, и есть король Наваррский?
— Скажу, капитан, что дело это серьезное и что без приказа, подписанного рукой короля Карла Девятого — Читайте, — перебил Морвель и, вынув из-под камзола приказ, полученный от Екатерины, протянул его лейтенанту.
— Хорошо, — прочитав приказ, сказал лейтенант, — мне больше нечего вам сказать.
— И вы готовы выполнить этот приказ?
— Готов.
— А вы? — продолжал Морвель, обращаясь к остальным.
Те почтительно поклонились.
— В таком случае выслушайте меня, господа, — сказал Морвель. — Вот план действий: двое остаются у этой двери, двое станут у опочивальни и двое войдут туда со мной.
— А дальше? — спросил лейтенант.
— Слушайте внимательно: нам приказано воспрепятствовать арестованному звать на помощь, кричать, сопротивляться; за малейшее нарушение этого приказа виновника покарают смертью.
— Так, так! Ему, значит, предоставлена свобода действий! — сказал лейтенант тому, кто должен был вместе с ним идти за Морвелем к королю.
— Полная свобода, — подтвердил Морвель.
— Бедняга король Наваррский, — сказал один из солдат, — теперь ему несдобровать. Видно, так уж ему на роду написано.
