— Это какое-то издевательство, — пробурчал он. — Что за приемы такие?
— Приемы боя на мечах, — невозмутимо и чуть усмехаясь, ответила хранительница.
— Но это же не по правилам!
— В искусстве боя на мечах есть только одно правило — никаких правил.
Хранительница вдруг стала серьезной. Она быстро оглянулась, нет ли кого поблизости, словно опасалась, что епископ услышит ее и отчитает за такие слова.
— Поясни, — буркнул Марк.
— Ты обучался у принца Афарея. Тебя учил Автолик. Ты выучил несколько приемов и думаешь, что тебе этого хватит. Ты точно знаешь, как сражаться — вот причина, почему ты терпишь поражение.
— А ты? Разве ты сражаешься не заученными приемами?
— Я никогда не останавливаюсь на одних и тех же приемах. Я постоянно учусь. Иные приемы я создаю во время боя. Ты же сам видишь, что против людей — одна тактика, против даймонов — другая, против элементалиев — третья. Так что, если хочешь научиться владеть мечом — ищи свою тактику. Ни один учитель не научит тебя лучше, чем ты сам.
— Почему?
— Потому что намного надежнее сражаться своим незнанием, нежели чужим опытом. Найди свою тактику. Нападай!
На этот раз Марк долго стоял, пытаясь запечатлеть хранительницу внутренним взором, как учил Автолик. Но напрасно: хранительница будто отражала все его попытки пристальностью своих глаз. Решив снова положиться на свое преимущество в силе, Марк пошел вперед, выписывая в воздухе мечом наклоненную набок «восьмерку». Его расчет был верен: сжатый двумя руками Логос свистел с пугающей силой, уклониться от широких взмахов «восьмерки» невозможно. А как только хранительница подставит под удар свой меч — он будет выбит из ее рук, — она его просто не удержит. Ей остается только отступать, этого Марк и добивался.
Однако снова хранительница совершила то, чего он никак не ожидал. Она нырнула вниз на землю, оказавшись у его ног, и тотчас острие ее меча уткнулось в его пояс. Марк едва успел замереть на месте, чтобы не напороться, а свой меч, который уже было сложно остановить, отбросил в сторону, опасаясь поранить себя или Никту.
— Такова судьба всех воинов, которые в своей тактике боя готовы изменить все, кроме своих правил, — сказала хранительница, поднявшись. На ее лице появилась ободряющая улыбка. — Ты быстро учишься. Мне нравится твое рвение. Только никогда не полагайся ни на советы других людей, ни на свой опыт.
Марк невольно заулыбался. Всего минуту назад хранительница вызывала у него раздражение, перерастающее в злость, а сейчас он испытывал к ней что-то близкое, дружеское, родное. Хоть и младше его по годам, она по-прежнему казалась ему старшей наставницей, но сейчас это не злило. Она была готова пройти с ним через любые испытания, поддержать и не позволить упасть.
— Что ж, тогда давай поищем такие приемы, каких не знает ни один мастер в Каллирое, — сказал Марк и почувствовал, что тренировки с хранительницей ему начинают нравиться.
* * *
Приказание епископа оставаться всем вместе, было нелегко исполнить. Харис любил странствовать, Флое тоже не сиделось. Она услышала, что где-то здесь за Зеленой идиллией есть сады мандрагоровых яблонь, и теперь не унималась. Марк был не прочь прогуляться, но после вчерашней ссоры с хранительницей решил остаться дома. К тому же епископ мог вернуться в любой момент. Флоя принялась упрашивать подругу пойти с ней, но хранительница неожиданно сказала ей, что та может идти с Харисом, если пообещает вернуться до темноты. Сама же Никта оставалась неуклонной: она останется здесь и будет учить Марка защите от магии.
«С чего это она за меня так волнуется? — недоумевал Марк. — Переживает больше, чем я сам».
Сразу после ухода Хариса и Флои хранительница сказала Марку, чтоб он переоделся и приготовился к тренировке.
— Я еще не завтракал, — пожаловался он.
— Перед антимагией лучше не завтракать, — намекнула хранительница.
Переодевшись в легкую походную тунику, перевязанную льняным поясом, Марк решил еще раз спросить Иалема, не знает ли он, куда подевался епископ. Хозяин возился у печки с глиняной посудой. Он пытался снять с углей горячий горшок, но под рукой не было ни ухвата, ни кухонного утиральника.
— Вот, возьмите, — Марк взял со спинки стула полотенце, вышитое волнистыми узорами.
— Нет, нет, положи! — Иалем испуганно бросился к нему и вырвал полотенце из рук. — Это нельзя трогать. Это семейное.
— Ох, простите, — ответил Марк и неосторожно спросил, — а где ваша семья?
— Они в Падшем городе, — ответил Иалем, повернувшись к нему спиной. — Мы расстались много лет назад.
— А что произошло?
— Они умерли для меня… а я для них.
В мягком голосе хозяина что-то дрогнуло, дав понять, насколько тяжелы ему эти воспоминания. Зацепив его старую рану, Марк почувствовал себя неудобно.
— Простите…
Он вышел на залитую солнцем лужайку и бесшумно подошел к хранительнице. Она сидела над книгой, подложив под себя ногу, но взор ее устремлялся к верхушкам сосен Лунного леса. Очевидно, она была погружена в раздумья, но появление Марка почувствовала.
— Ты чем-то смущен? — спросила она, не оборачиваясь.
— Да так, спросил Иалема о его семье, — нехотя ответил Марк. — Лучше бы не спрашивал.
— Мог бы спросить у меня, если тебе это так интересно. Ортос мне рассказывал о нем когда-то. Лет двадцать назад жена Иалема увлеклась учением серых магов. Из-за этого она очень скоро решила, что Путь истины — не для нее. Вслед за ней обратились к серым магам их двое сыновей и дочь. Совместная жизнь стала невыносимой. Они оставили Иалема и переселились в Амархтон. Вот и все.
— Но как это могло произойти? Аделианская семья, отец — служитель храма…
— Иалем, как только стал старейшиной храма, полностью ушел в служение, о котором мечтал всю жизнь. Он перестал замечать семью. Перестал замечать их желания, часто приходил ночью и уходил рано утром. Жил жизнью других людей. Он слишком сильно любил свое служение. И сам виноват, что семья оставила его.
— Резкий вывод, — неодобрительно заметил Марк. — А я подумал, что виной всему серые маги.
— Серые маги никогда бы не увлекли их, если бы Иалем проявлял любовь к своим домашним. По причине своего невнимания он потерял их. Рассудок его помутился. Он еще глубже ушел в жизнь храма, ставшего его единственной отрадой. Только это уже не служение. Он не учит людей, не наставляет, никем не опекается. Кому нужен наставник, одержимый идеей одиночества, брошенный собственной семьей? Потому он и не хочет говорить о тех, кого с ним больше нет. А у тебя есть родители? — неожиданно спросила хранительница, застав Марка врасплох. Все, что осталось в родном мире, казалось ему бесконечно далеким.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
