В итоге единственным проблеском в темноте безденежья оказался завод. Не шарикоподшипниковый, конечно, и даже не сельхозмашиностроения, а – возвышенно! – вертолетный, но душу Денису это не грело. По крайней мере, раньше он даже и представить себе не мог, что придется работать слесарем. Пусть даже сразу – третьего разряда.
– Эй, чего встал? – похлопал его по плечу мастер. – Выбирай шкафчик, переодевайся – и айда в цех. Вон в том углу свободных побольше будет.
Денис вынырнул из невеселых мыслей, кивнул и стал осматриваться. У стены стояла длинная скамейка, над ней нависали шкафчики. Металлические, с чуть облупившейся местами серой краской. Ближе к углу комнаты двери многих были «гостеприимно» распахнуты. Денис вздохнул и пошел в сторону ближайшего. Повесил в него куртку, начал переобуваться и уловил какой-то странный сладковатый запах. От него веяло чем-то на редкость знакомым, почему-то вспомнился первый курс института… Но додумать цепочку ассоциаций не получилось.
Прогудела сирена, мастер прикрикнул: «Первый рабочий день с опоздания начинаешь? Ну ты и …» И Денис поспешил за ним в четвертый цех, где ему предстояло постигать азы слесарной профессии.
Единственное, что радовало Илью Гвоздарева – Федор Михайлович, начальник цеха, не был таким убежденно-упорным работником, как профессор в мединституте. Когда Илья заикнулся о том, что ему велено брать пробы воздуха каждый час на протяжении всех трех смен – завод работал по полному циклу, не останавливался даже ночью, – Федор засмеялся и снисходительно похлопал собеседника по плечу.
– Пятилетке – наш ударный труд? – хохотнул он. – Ты ж загнешься через неделю такой работы. У нас вон самые упорные – и те не больше полутора смен вкалывают, а ты что, ночевать здесь собрался?
– Нет, но…
– Вот и не вздумай. Как же ты собираешься продуктивно науку двигать, если дойдешь до состояния заспанного вареного рака?
Воображение тут же подкинуло Илье прекрасную в своей абсурдности картину. Гигантский вареный рак – почему-то в очках и с портфелем – вваливался в кабинет профессора Сереброва и со стоном «Я больше не в силах проводить измерения…» валился на пол и засыпал. Профессор в ярости начинал колотить кулаком по столу, в ответ же ему раздавался громоподобный храп.
– …Спрашиваю – тебе же будет достаточно работы только в две первые смены? – Федор Михайлович вопросительно смотрел на Илью. Тот обрадованно закивал. – Можешь даже пораньше уходить домой. Часов в восемь вечера.
Совесть Ильи сделала последнюю попытку вступиться за научную достоверность:
– Но что же все-таки делать с ночными пробами? Может, мне пару раз все же остаться?
Федор Михайлович в ответ рассмеялся и подмигнул Илье:
– Да расслабься, парень! Что я, не знаю, как на самом деле работа делается? Напишешь примерные значения – и дело в шляпе! Оно тебе надо – вечерний пропуск дополнительно выбивать, дома ночами не появляться? Глядишь – жена заругает…
Последний аргумент окончательно усыпил бдительность совести и загнал ее в самый дальний угол. Потому что жена и в самом деле была вовсе не рада предполагаемому графику аспирантской работы мужа. И очень искренне, в унисон с Ильей, уже научилась звать профессора Сереброва не как-нибудь, а натуральным чудовищем.
– Федор Михайлович! – Денис осторожно тронул начальника за плечо. Тот наконец оторвался от созерцания грохочущих станков и обернулся к новоиспеченному рабочему.
– Чего тебе?
– У меня тут… в записке служебной написано – «работы на высоте». Это как?
– Видишь под крышей стропила металлические? Их надо проверять на прочность – простукивать и осматривать. Или к верхним окнам добираться и протирать их.
– Так я не знал, что придется этак… – Денис замялся. – Высоты я боюсь. Очень.
– А-а, вот оно что, – вместо того чтобы рассердиться, начальник добродушно рассмеялся. – Делов-то. Молодец, что сказал. Просто не будем тебя посылать наверх, и все. А служебная записка – это же для проформы, сам понимаешь.
Денис обрадованно кивнул и, насвистывая, пошел на свое рабочее место. Не то чтобы работа начинала ему нравиться, но хотя бы высота ему больше не угрожала – и то хорошо.
– Странно! – Илья в третий раз проверил записи и не нашел ни одной ошибки. Значит, закономерность была не плодом его фантазии, а вполне достоверным фактом. – Единственный перерыв в работе завода – с четырех до шести утра. В это время как раз отстаиваются станки, убираются и проветриваются цеха.
– И? – Профессор нетерпеливо постучал ручкой по столу.
– И я, когда начинал измерения, считал, что самый чистый воздух в рабочих помещениях завода будет по утрам, в первую смену. Однако почему-то все наоборот. Лучшие условия труда – во второй половине дня, ближе к вечеру. Здесь у меня записаны самые хорошие показатели. А утром, наоборот, гораздо хуже. В воздухе очень высокая концентрация пыли, а также следы сероводорода, метана и аммиака…
– А ночью? – Серебров обладал удивительной способностью задать всегда самый неприятный вопрос в нужный момент.
– Э-э-э… – Илья на мгновение замялся и сделал вид, что ищет нужную страницу в альбоме фиксации показаний. – Ночью воздух такой же чистый, как и вечером. И почему-то к утру постепенно портится…
– Постепенно портится? – Профессор показательно всплеснул руками и посмотрел на Илью так, как будто тот ляпнул на экзамене, что человек произошел от жирафа. – Гвоздарев, у тебя там от близости к рабочему классу ум за разум заехал? Особенно мне нравится это слово «почему-то». В науке не может существовать никаких «почему-то»! Либо «еще не выяснил, но обязательно выясню», либо «я слишком туп для того, чтобы защитить диссертацию – поступление в аспирантуру было ошибкой». Какой из вариантов тебе больше нравится?
– П-п-первый. – Илья быстро захлопнул альбом, собрал со стола листочки со своими расчетами и начал поспешно отступать в сторону двери. Спиной вперед, чтобы ни на секунду не упускать «чудовище» из виду – а ну как бросится? – Я обязательно выясню, Петр Алексеевич. Все выясню.
– И чтоб никаких подтасовок данных, слышишь, Гвоздарев? – Этот вопрос настиг аспиранта, когда он уже со вздохом облегчения осторожно закрывал за собой дверь кабинета.
– Слышу, – обреченно прошептал он и подумал, что профессор упустил в своей классификации самую правдивую и достоверную формулировку – «черт дернул меня пойти в аспирантуру именно к Сереброву!».
Пятно на полу напоминало картинку из учебника по судебной медицине. Студенческая стезя Денису в свое время не удалась, но судебку он любил и с удовольствием даже ходил в кружок на дополнительные занятия. И учебник весь прочел не из-под палки, а потому что действительно интересно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
