серьезно признал я, проклиная свою взрослость.
Донеслось тихое журчанье. Наконец, ладони Томы легли на мои руки.
– Спасибо, Чапа.
– Обращайтесь, – глупо вылепил я.
Некогда пошлый ответ, бездумно слетевший с языка, на этот раз прозвучал иначе. Мужественно и солидно. Ответственно. Тома благодарно кивнула. Стараясь не задеть больных мест, я опустил ее на землю и взялся за узел своих штанов:
– Раз пошла такая пьянка…
– …Режь последний огурец, – машинально завершила Тома старую присказку.
Еще бы. Столько праздников за одним столом провели.
Ее глаза с тревогой следили за моими действиями.
– Э-э…
– Мы ведь уже большие? Чтобы второй раз не ходить. – Отвернувшись, я устроил кустику маленький дождик.
Дозорный на той стороне не видел происходившего, только размыто-суетливые силуэты за кустами, поэтому, когда мы вернулись – смущенные, довольные и странно посмеивавшиеся – без разговоров пропустил внутрь. Тома прижималась ко мне, обнимая за шею. Я гордо нес ее на руках.
Оставалось дождаться встречи с Маликом.
Глава 6
Утро разбудило общим гамом, возней, ярким светом от входа. Костер рисовал над прогоревшими углями оранжевые узоры, над ним висел огромный котел. Не успела вода закипеть, снаружи докатился шум. Не опасный. Скорее радостный, долгожданный. Кто-то вошел.
Наконец-то. Я толкнул Тому в бок, лицо поневоле расплылось в улыбке. Рыкцари поднялись, приветствуя.
– Где они? – раздалось вместо ответного «здрасьте».
Голос был тонок, молод и чеканно звонок. Когда фигура приблизилась, моя улыбка уныло провисла.
Не Малик. Молодая женщина. Не Ива, много старше, лет двадцати двух-двадцати трех. В изумительном доспехе, что превосходил наши с Томой как современный «Майбах» ГДРовского «Трабанта». Шлем – с защитной бармицей. Меч – кривой, но не как у Руслана Дарьина, а с заточкой изнутри, на манер древних греков. Не то копис, не то махайра, не знаю разницы, если она вообще есть. А у кельтов была фальката, выглядела так же. Александр Македонский в фильме таким мечом рубился. У моего папы есть непальский кукри, очень похож – тоже загнут внутрь, с удобной рукоятью. Только кукри – нож-топор, а махайра – меч. Для женщины – самое то, кисть меньше напрягается. И с коня рубить удобней.
Перед прибывшей лебезили, как в школе перед Аглаей.
В успокоенный улей мыслей пахнуло дымком: а с какого перепугу я взял, что нас должны привести к Малику?
По спине поползли холодные липкие капельки. Всплыли неудобные факты: Напрас Молчаливый с отрядом осаждал школу и требовал выдачи царевен. Сейчас он захватил двух…
Волосы зашевелились.
В нас видели девочек. Соратники Малика знали, что на пятьдесят процентов это не так. Значит…
Томин взор отчаянно заметался – она тоже догадалась. Малик не имел отношения к нашему захвату, и новоприбывшая – не его доверенное лицо. Рыкцарям требовались царевны-заложницы, они их получили. И никаких Маликов. И тот «один человек», которого ждали – вот он, перед нами. Женского пола, невысокого роста, с подчеркнуто узкой талией, расходящейся в крепкие плечи вверх и в не менее крепкие бедра вниз. Гордая посадка головы. Взгляд – свинцовый, покровительственный. Осанке позавидует Президенский полк.
– Нужно ли? – говорил сзади кто-то невидимый. – За них соберут любой выкуп…
– Уймись, Коптюк, – отмахнулась женщина. Широко посаженые глаза рыскали по свалившейся на нее темноте. – При чем здесь мелочи, если можно получить все? Представь хоть на минуту своим практичным умишкой, в котором тебе не откажешь.
Ее подвели к нам.
– Царевна Деметрия к вашим услугам, юные царевны. – Пришедшая представилась первой, что говорило о ее небывалой демократичности. Слышать это имя нам доводилось. Дочь Верховной царицы. И она – здесь, у лесных разбойников, где неплохо себя чувствует. Становилось все интереснее. – Кто из вас кто?
Я поднялся. Она ведь стояла.
– Ангел Чапа. Это ангел Тома. – Я указал рукой вниз. – Ее конем придавило, ходить не может.
– Хотела сказать «очень приятно», – кивнула Деметрия, – но теперь будет двусмысленно. Скажу просто: рада видеть. Я слышала, вас удочерили?
– Царисса Варфоломея, – признал я.
– Почему вторая царевна молчит? Немая?
– Мне пока нечего добавить, – выдала Тома.
Царевна улыбнулась. Мой следующий вопрос стер с ее губ улыбку.
– Зачем мы вам?
– Скоро узнаете. Завтракайте и собирайтесь.
От новых собратьев Малик не скрыл, что я не девочка. Говорить ли здесь, что я не тот, за кого меня принимают? Что это даст?
Ничего не даст. Еще и заберет, если найдется искренне верующий в Аллу и ее установления. Царевной быть безопаснее. Во всяком случае – пока.
Вскоре разбойники снялись с лагеря. Шли долго. Деметрия – в сопровождении десятка войников при полном параде доспехов и вооружения, но пеших. Рыкцари – в привычных юбках и легкой упряжи из кожи, меха и небольшого количества металла поверх обычных или стеганых рубах или просто на голое тело. Мы с Томой – в доспехах, но без шлемов и обезоруженные. Я нес уложенные в мешок сапоги и поножи Томы. Ее несли на носилках.
Солнце склонилось за верхушки деревьев, месяц уже несколько часов изголялся над нами в ехидной улыбочке, а сборная солянка, возглавляемая честолюбивой царевной, все двигалась и двигалась вперед. Выбрав момент, я пристал к молодой предводительнице:
– Куда идем?
Деметрия лукаво сощурилась:
– Ты шпионка?
– Вы меня боитесь? – с долей иронии, чтобы не прибили на месте, осведомился я.
Собеседница рассмеялась, с хрустом вышагивая по валежнику:
– Смелая девочка. Мне такие нужны. Грозна Святая у школы говорила вам, что собирается сделать?
Я радостно доложил:
– Школу сжечь, всех убить.
– Не шути со мной. – Зрачки Деметрии полыхнули тьмой и рвущимися с хлипких поводков молниями. – Ты поняла, о чем я спрашиваю.
– Она говорила, что знает, что делать, чтобы счастливы стали все, а не избранные.
– А еще?
– Что мир несовершенен, – перешел я к развернутому повествованию, подмигнув прислущивавшейся Томе, – что в нем нет места многим и многому. Что к рыкцарям примкнула сила, о которой никто не подозревает. Эта сила – вы?
Деметрия рассеянно кивнула, ее сапог, израненный от непривычной ходьбы пешком, плюхнулся в лужицу грязи, второй получил по напыщеной морде колючкой, оставив еще одну ранку плюсом к множеству предыдущих – свежих, еще светлых, кустившихся на месте былого блеска. Меч жалобно звякнул о бронзу лат. Спортивное тело царевны едва удержало равновесие. Она чертыхнулась и буркнула, вновь обернувшись к моей скромной персоне:
– Еще что-то?
– Что избранность должна завоевываться умом, а не даваться по праву рождения. Что если большинство башен перейдут под знамя рыкцарей и примут жизнь по новым законам, царберы ничего не смогут сделать. Что освобожденный народ восстанет и будет убивать прежнюю власть везде,
