Песок вместе с винным остатком кружился на дне моего кубка и хрустел у меня на зубах. Эта чертова грязь была везде, и меня от неё тошнило. С грохотом опустив кубок на стол, я повернулся к Нассару.
Он с Амиром сидел напротив меня в тронном зале. Я подавил в себе смешок. Вот этот шатёр — тронный зал?
— Начни сначала, — сказал я, прервав их разговор о деревне и нашем отъезде.
Нассар уставился на меня, он никогда не стеснялся показывать мне свое недовольство.
— Думаю, тебе лучше послушать на этот раз, мой Король.
Я отмахнулся от него и повернулся к Амиру.
Амир поёрзал на стуле и кратко изложил все то, что я пропустил:
— Караван будет готов выходить завтра на рассвете. Нам надо решить, кто останется здесь и будет руководить поселением.
Посмотрев на Нассара, я ухмыльнулся.
— Это твой шанс, мой дорогой друг.
Я был удивлён тому, как быстро Нассар подметил порядки и нравы этих людей. Словно он когда-то жил среди них.
Нассар прищурился и смахнул невидимый песок со своего рукава.
— Я лучше надою сотню верблюдов, чем останусь в этой Вахиром забытой пустыне.
— И ещё эти отвратительные насекомые, — согласился я, подумав о путешествии назад в Мадинат Алмулихи, во время которого мне придётся снова столкнуться с ними. Мух было так много, словно они слетались на гнилые фрукты. И, Боги, этот запах.
Амир откашлялся.
Я перевёл взгляд с фонаря, покрытого копотью, на него.
— Решим всё сегодня вечером. Скажи, чтобы все мужчины собрались на ужин, мы сможем выбрать кого-нибудь. Как думаешь, Усман согласится?
Нассар и Амир загоготали и понимающе посмотрели друг на друга.
— Что такое?
Хотел ли я вообще знать?
— Думаю, Усман согласится, — сказал Амир, пытаясь сдержать улыбку.
Нассар захихикал.
— Он будет более чем согласен! Просто напомни ему, что он останется здесь с его дочерьми.
Я забыл, что рядом с женщинами Усман вел себя, как голодный человек, жаждущий мяса.
— Ладно, ладно.
Я вздохнул, наблюдая, как мои люди смеются как девчонки. Пустыня свела и их с ума.
— Оставьте меня. Закончим с этим вечером, когда каждый сможет высказаться.
Они ушли, бормоча что-то, чего я уже не мог расслышать. Я зажмурился, когда они ушли, и облокотился спиной о нелепый трон — он был украшен золотом и серебром и представлял собой самый твёрдый и неудобный стул, на котором я когда-либо сидел. Я снова подумал о человеке, который сидел на нём до меня.
По пути в поселение мы встречали номадов, которые охотно делились с нами слухами об Алфааре. Так они называли Соляного Короля. Они рассказывали, что он был самым сильным Королем в пустыне и что мы погибнем от его меча. Они рассказали, что деревня была построена на соляных слитках, и что люди были верны ему, так же, как и почитатели Сынов.
Оставшись один, я позволил себе рассмеяться вслух.
Я изучающе оглядел стены шатра. Вероятно, когда-то они были белыми, но теперь они были ужасного жёлтого цвета. За долгие годы они были испачканы маслом и пылью, которая накопилась в волокнах ткани. Я посмотрел на землю, покрытую бесхозными коврами. Их нити истрепались на концах. Некоторые даже прохудились по центру.
Неужели Король, обладающий такими богатствами, не мог приказать, чтобы ему соткали новые ковры? Или он не видел, как они износились? Я взял кубок — его серебряные стенки потускнели и были исцарапаны песком и неаккуратным обращением. Разве у него не было кого-то, кто мог бы полировать его серебро? И посреди всего этого стоял абсурдный трон Алфаара, сияющий точно фальшивое солнце.
Здесь всё было пропитано уязвимостью — за всем этим просматривался слабый ум и ещё более слабая рука правителя.
Я не знал этого человека, но исходя из того, что я увидел перед тем, как убить его и, проведя несколько дней в его дворце — даже скорее, шатрах — я чувствовал, словно знал его долгие годы. Надев на себя корону из украденных сокровищ, Алфаар не сделал себя Соляным Королем. Он не был богом, даже если он и его люди когда-то считали его таким.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он был паразитом, и заслуживал того, чтобы умереть с пронзительным визгом.
И вот меня снова накрыло это чувство. Чувство одиночества, которое глодало меня изнутри. Оно накатывало волнами. Сначала оно было удушающим, но потом вдруг исчезало. Я встал и начал ходить по помещению — в нём было пусто за исключением трона и нескольких стульев. Соль надежно спрятали, а стражники Алфаара были давно отправлены домой.
В первый раз я испытал это чувство, когда один из сыновей Алфаара показывал мне дворец. Он показал мне, где я могу поспать, так как я отказался спать в покоях этого подлого человека. Сын Алфаара сказал, что когда-то в этом шатре ахиры ублажали мужчин.
И тут меня накрыло ощущение, которое было таким же резким и поднялось из неведомых глубин, точно шквал. Оно прокатилось по моему телу. Я осмотрел небольшое помещение, украшенное яркой тканью, такой же поношенной, как и весь остальной дворец. Зная, что Алфаар заставлял делать своих дочерей, и что позволял своим гостям делать со своими дочерьми, я почувствовал тошноту.
Я вспомнил про Эдалу и Надию — да заберёт к себе Мазира их души — которых мои мать и отец учили жить с высоко поднятой головой, и для которых слово «нет» было привычным. Мои родители защищали нас в первую очередь. Боги, как бы я желал найти их сидящими во дворце по возвращению домой.
Когда я вспомнил о своей семье, тошнота прошла, но со мной всё ещё осталось чувство одиночества. У меня больше не было семьи — но это горе казалось мне теперь иным. Нет, здесь было что-то ещё, и я не мог этого понять.
Словно я забыл о чём-то важном. Словно морские волны отхлынули, обнажив берег, но на их место не пришли другие.
Должно быть, я скучал по дому. Я так давно там не был. Мне надо было вернуться в Алмулихи. «Завтра, — напомнил я себе. — Завтра мы уедем и, когда я окажусь дома, та пустота, что образовалась внутри меня, будет заполнена».
Я попытался найти дорогу в свой шатёр. Но план дворца был таким неорганизованным, запутанным и непродуманным, что я не удивился, когда оказался в одном из незнакомых переулков. В конце дороги я увидел прислужницу, поэтому я пошёл к ней, чтобы узнать дорогу.
Прислужница увидела, что я приближаюсь, и, испуганно вскрикнув, бросилась в шатёр. Я пожалел, что отправил бóльшую часть стражников домой. Они хотя бы были готовы показать мне дорогу.
Вздохнув, я продолжил идти. Несмотря на жару, воздух на улице был приятнее, чем в шатрах. Завернув за угол, я увидел впереди двух стражников Алфаара, стоявших ко мне спиной.
— Простите, — сказал я.
Они повернулись и разошлись в стороны.
Я увидел, что они разговаривают с женщиной. Её лицо не было закрыто, платок прикрывал только её волосы. Я не мог знать её, но то, как она посмотрела на меня, было невозможно забыть. Её глаза были такими же чёрными, как глаза её отца, хотя в отличие от своего отца, она смотрела на меня без содрогания.
Стражники поклонились, и за ними, с опозданием, поклонилась и женщина, не сводя с меня глаз.
Я тоже не мог отвести от неё взгляда.
— Мой Король, — произнёс один из стражников. — Тебе что-нибудь нужно?
Я всё ещё смотрел на женщину. Она смотрела на меня так, словно знала меня. В её глазах блестело что-то жидкое — что это было? Грусть? Видела ли она во мне убийцу? Нет, это не сочеталось с той мягкостью, которую я в ней видел. О чём она думала? Неожиданно я почувствовал себя неловко — это был не страх, скорее любопытство.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Её рот раскрылся, словно она собиралась заговорить. О, этот рот. Я опустил глаза на её губы, которые были изогнуты, точно крыло птицы. Что-то во мне шевельнулось, и затем она произнесла:
