— Чисто. — Макс вошел в кухню боком, привычно придерживая карабин левой рукой.
За окном светлело, и было слышно, как шкрябают лопатами по асфальту дворники, убирая снег. С того места, где я стоял, даже верхушки тополей нельзя было увидеть, а звук — поди ж ты! — замечательно доносился.
— Так не бывает, Кир, — негромко сказала Марька. — Никакое чудовище не оставляет открытыми ворота своей крепости.
Кто бы спорил.
— Там… открыто? — переспросила Марго, как будто только теперь заметив, что мы тут не одни.
— Нараспашку, — подтвердила Марька, уставившись на нее с пугающей внимательностью. Так энтомолог смотрит на ядовитое насекомое, которого нет в его коллекции.
Никогда не думал, что с живыми людьми такое может случиться. Только что Марго безмятежно глядела на меня снизу вверх. Улыбалась даже.
И будто кто-то занавеску задернул. Выражение лица, взгляд — все было совсем таким же, как раньше. Вот только Марго там уже не было.
— Я забыла закрыть дверь, — сказала она. Голос ровный, спокойный, доброжелательный. Я раньше такое только у мертвых видел — внутри такой страх, что пробки перегорают, а снаружи как будто и нет ничего. — Папернов меня убьет.
И в этой последней фразе было столько безнадежности, что я вздрогнул. Рашид едва успел перехватить ее, когда она метнулась к двери. Марго забилась в его руках, пытаясь вырваться, но это и для меня оказалось бы нетривиальной задачкой. Рашид худой, жилистый, и выглядит совсем не опасно, но выкрутиться из его хвата даже Максу обычно не удается.
Анна-Люсия скользнула к ним — шелковая тень, безмолвная и темная, как смерть. Обняла обоих, прижалась всем телом, зарылась пальцами в волосы Марго. Рашид скрипнул зубами, но отстраниться не попытался. У него на лице написано было, что он предпочел бы сейчас оказаться где угодно, только не на своем месте, но он даже не дернулся. Можно было решить, что это признак его веры в мое умение составлять договоры, но, скорее, у него был какой-нибудь кукиш в кармане.
Он не из тех, кто верит.
Того, у кого нет ничего, кроме веры, слишком легко убить. Может, после этого он и отправится в какой-нибудь особый рай, созданный для тех, кто не привык подстраховываться.
Не знаю. Возможно.
Но у нас тут еще полно работы было, которую никто за нас делать не станет.
Некоторые думают, что выходцы из Гемаланг Танах не причинят им вреда, если связать их договором. В принципе это правильно. Проблема в том, что в любом договоре можно найти слабое место. А вред — понятие субъективное.
— Все хорошо, детка, — шептала Анна-Люсия медленно обвисающей на руках у Рашида Марго. — Все хорошо, мама с тобой, больше никто тебя не обидит. Не нужно тебе никуда бежать, мама спасет тебя.
Мне наверняка это просто почудилось.
Наверняка.
Но на мгновение я услышал в ее голосе те же нотки, что у Рамоны Сангре. Доверие. Безопасность. Возьми, детка, этот большой сладкий кусок и сделай за это так, как мне нужно, чтобы ты сделал. Не скажу, что мне стало нестерпимо стыдно. Я не самый правильный человек из всех, кого вы встречали. Правда.
Но тряхнуло меня вполне ощутимо.
Хорошие парни не используют нечестные приемы. Во всяком случае, очень стараются не использовать.
— Прекрати, — сказал я.
— Почему? Это же помогло, — возразила Анна-Люсия. Но руки убрала и отступила к окну.
Рашид расслабился, как только она перестала к нему прикасаться. Он чертовски храбрый парень. Гораздо более храбрый, чем я сам. Но это вовсе не значит, что он ничего не боится. Люс одним движением могла бы ему шею свернуть, если бы захотела. И у него не было уверенности в том, что она не захочет.
По большому счету у меня ее тоже не было. Я Люс слишком хорошо знал. Давить свои инстинкты, поступать, как нужно, а не как хочется, — это все не про нее было. Она могла решить, что будет хорошей. Но вот придерживаться этого решения долго она никогда не умела.
Не потому, что в ней было зло.
Во всех нас оно есть. Просто никто не может вытащить из себя кусок собственного внутреннего закона и запихнуть в другое существо, не имеющее его. Зато хранящее внутри себя огненную бездну эмоций, с которой не всегда получается справиться.
— Я слышу в ней мертвую кровь. — Люс поморщилась. — Она опасна. Ее кровник чует страх, который льется из нее. И она не контролирует себя, малыш. Это хуже, чем бомба. Знаешь, если ты хочешь побыть Ланселотом, это можно устроить, и не позволяя ей тебя убить.
Я бы возразил, потому что она чушь какую-то пронесла, думая, что поняла что-то такое особенное про мои мотивы. Вот честно — возразил бы, хотя спорить с Люс обычно себе дороже. Она злится, когда оказывается не права. Комплекс Ланселота — это для меня слишком роскошно. Тут ведь совсем в другом дело было. Я не мог оставить Марго здесь по куче разных причин. Хотя бы потому, что она была нужна Нику. И позволить Люс заворожить ее тоже не мог, потому что некоторые средства никакая цель оправдать не в состоянии.
Понимаете? Существует очень мало вещей, которые были бы хуже, чем заставлять кого-то силой поверить в то, что ты несешь им добро и безопасность. Некоторые думают, что это ужасно, когда у тебя крадут деньги или документы. Можно украсть свободу или жизнь, но когда у тебя крадут волю — вот это по-настоящему плохо.
По большому счету это единственное, что действительно принадлежит человеку. Утратив все остальное, ты все равно остаешься собой.
Но я не успел.
За стеной хрустнуло — с таким звуком кость ломают.
А Марго подняла голову. Глаза у нее были абсолютно черными. У людей не бывает таких глаз, это биологически невозможно. Значило ли это, что она — не человек?
— Пожалуйста, — сказала она. — Пожалуйста, сделай, как он говорит. Он ведь простит меня, правда?
Он?
Сдается мне, Марго не кого-то из нас имела в виду. Стоп! Она же называла фамилию…
Я даже почти успел вспомнить, какую именно, когда это случилось.
Как правило, во время вызова сила нарастает медленно. Сначала ты чувствуешь что-то неуловимое, как будто ветер переменился и теперь касается тебя не там, где раньше. И, может быть, пахнет иначе. Потом давление усиливается, плавно, почти незаметно. Иногда ты успеваешь поймать привкус железа на губах прежде, чем граница прорвется и в дыру хлынет то, чему на самом деле не следует здесь находиться.
Но тут по-другому вышло. Граница просто исчезла под натиском того, кто хотел ворваться сюда и наконец получил разрешение. Это было как тропический дождь, как лавина, как темный провал в земле, такой глубокий, что твое падение в него почти бесконечно. Там, внизу, меня ждали гнилые листья и острые колья с мертвыми животными, нанизанными на них, как бабочки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
