Изабелла.
У вас, мне кажется, нет повода…
Сганарель.
Молчать! Я покажу вам, как без спросу убегать!
Леонора.
Что с вами?
Сганарель.
Боже мой! Вы так умны! Я знаю, Но с вами говорить я вовсе не желаю.
Леонора.
Иль неприятно вам, когда сестра со мной?
Сганарель.
Ее вы портите — вот мой ответ прямой. Опасно с вами ей столь близкое общенье, И прекратить прошу я ваши посещенья.
Леонора.
С не меньшей прямотой отвечу вам и я. Не знаю, что сестра сказала бы моя. По мненью моему, поступки ваши низки, И хоть по кровному родству мы с нею близки, Я чувство бы родства сумела заглушить, Когда бы вы сестре могли любовь внушить.
Лизетта.
И впрямь, где виданы подобные законы? Не в Турции же мы, где под замками жены? Поработили их, я слышала, вполне, Зато и божий гнев почил на той стране. Должно быть, наша честь уж очень уязвима, Коль взаперти ее держать необходимо. Иль думаете вы, что этот весь надзор Нельзя нам обойти, найдя ему отпор? И если замысел отважный нас тревожит, Хитрейший из людей остановить нас может? А эти меры все — иллюзия глупца. Поверьте: выгодней доверье до конца. Грозят опасности тому, кто нам перечит, И честь сама себя надежней обеспечит. Едва ли не растет охота согрешить, Когда безгрешность нам стараются внушить. Да, если б мужняя мне ревность досаждала, Его сомнения я б назло подтверждала!
Сганарель (Аристу).
Вот, мудрый опекун, науки вашей плод! И против этого ваш дух не восстает?
Арист.
Забавно каждое в ее сужденьях слово, Но есть в ее речах разумная основа. Свободу слабый пол умеет уважать, Одною строгостью их трудно удержать; Решеткой и замком искуснейший радетель Не в силах воспитать в их душах добродетель. К обязанностям честь вести должна одна; Суровость лишняя, мне кажется, вредна. Не правда ль, было бы находкой беспримерной Увидеть женщину по принужденью верной? Напрасно будем мы их каждый шаг блюсти, Не лучше ли сердца себе приобрести? И я бы честь мою считал незащищенной, Когда б она была в руках порабощенной, Она же, испытав своих желаний власть, Искала б, может быть, лишь случая упасть.
Сганарель.
Все это чепуха!
Арист.
Пусть так. Я верю все же, Что можно дать шутя уроки молодежи, Журить за промахи, но с карой не спешить И добродетелью нимало не страшить. Я с Леонорою держался этих правил: Ничтожных вольностей я ей в вину не ставил, Ее желания охотно исполнял И в этом никогда себя не обвинял. Ей часто побывать хотелось в людном зале, В веселом обществе, в комедии, на бале, — Я не противился и утверждать готов: Все это хорошо для молодых умов, И школа светская, хороший тон внушая, Не меньше учит нас, чем книга пребольшая. Ей траты нравятся на платье, на белье, — Что ж, в этом поощрить стараюсь я ее. Нет в удовольствиях подобных преступленья; Мы можем дать на них, по средствам, позволенье, Женитьбы требует родительский завет; Готов быть мужем я, но быть тираном — нет! Я знаю: разнятся немало наши годы, Но я готов ей дать всю полноту свободы. Четыре тысячи червонцев — мой доход, И вся моя любовь, и множество забот — Все это, верю я, со временем поможет Ту разность лет забыть, что и меня тревожит. Захочет — я женюсь; коль нет — она вольна, Что ж, будет без меня счастливее она. Мне легче увидать ее женой другого, Чем вырвать у нее насильственное слово.
Сганарель.
Как речь его сладка! Сейчас растает сам!
Арист.
Ну что ж, таков мой нрав, и слава небесам! Не вижу смысла я в стесненьях и запрете, Не из-за них ли ждут отцовской смерти дети?
Сганарель.
Но если к вольности привыкнет молодежь, Потом ее назад уже не повернешь, И опостылеют вам все ее желанья, Когда придется жизнь менять до основанья!
Арист.
Зачем менять?
Сганарель.
Зачем?
Арист.
Сганарель.
Ну да. Причин не счесть.
Арист.
Быть может, в чем-нибудь моя страдает честь?
Сганарель.
Ну вот, вы женитесь, а ей все будет мало — Захочет вольности, что прежде испытала.
Арист.
А почему бы нет?
Сганарель.
Не разрешите ль ей И мушки на лице в числе других затей?
