Обсуждая с матерью предстоящее Рождество, я спросила:
— А как насчет отца Тамариск?
— Возможно, он захочет, чтобы девочка поехала к нему в Корнуолл?
— Тамариск никогда не согласится: сейчас она предана Джонатану больше, чем когда либо!
— Тогда, полагаю, нам следует пригласить Джейка сюда.
Я заколебалась.
— Это сложно? Мы могли бы принять его в Эверсли.
— Нет, нет… Он должен быть вместе с Тамариск.
— Похоже, отец не слишком спешит предпринимать какие-то конкретные шаги в отношении ребенка?
— Предпримет, все зависит от Тамариск.
— Да, не очень удачно все получается! Теперь ты видишь, почему следует придерживаться определенных правил в семейной жизни?
— Разумеется, — согласилась я.
— Думаю, в Эверсли у нас будет, как всегда, полон дом гостей: Петтигрю да и другие, я полагаю.
— Ну что ж, у меня в Грассленде найдется лишняя комната.
Мысль о том, что Джейк будет жить со мной под одной крышей, одновременно волновала и пугала меня.
Питер будет в Эндерби: он наверняка приедет на Рождество домой. Все три семьи объединятся на празднике, и мне придется постоянно быть на виду. Я задумалась над тем, как буду себя чувствовать рядом с Джейком на глазах у Питера? Представляла, как внутренне он будет смеяться надо мной…
Я послала Джейку приглашение на Рождество. Сделав это, я поднялась в свою комнату и, как бывало в моменты одиночества, решила вновь перечитать его письма. Хотелось вспомнить его, вновь пережить те волшебные мгновения, когда мы были вместе, и я забывала обо всем на свете.
Я выдвинула ящик, приподняла перчатки и платки, под которыми лежали письма.
Их там не было!
Но я же помнила, что клала их туда! Я очень тщательно прятала эти письма! Я перевернула вверх дном все содержимое ящика, просмотрела находившийся ниже, прошлась по другим ящикам. Писем нигде не было!
Меня охватила паника: их украли! Мысль о том, что кто-то сейчас может перечитывать письма, ужасала меня. «Питер! — подумала я. — Это, конечно, Питер!»
Я должна немедленно найти его и обязательно вернуть эти письма! Какую цену он может потребовать за них? Мне не следовало с самого начала позволять себя шантажировать! Известно, что шантажисты никогда не останавливаются на достигнутом, они начинают требовать все больше и больше. Ах, не надо было вступать в эту дьявольскую сделку!.. Я была в отчаянии. Внизу я столкнулась с Клер.
— Не заходил ли вчера Питер? — спросила я.
— Да… заходил, вместе с Амарилис. Они заглянули сюда в ваше отсутствие. Должно быть, они забыли сообщить вам об этом?
Мне нужно было немедленно увидеть Питера. Я отправилась в Эндерби: его там не было.
— Он уехал по делам, — сказала Амарилис, — а завтра он отбывает в Лондон.
— Как… опять?
— Муж постоянно занят делами! — с гордостью заявила Амарилис.
Я стала думать, не следует ли поискать его? Нет, не надо подавать вида, что я слишком обеспокоена. Если Питер начнет шантажировать меня этими письмами, я пригрожу, что немедленно отправлюсь к отцу и раскрою ему все. Я была в относительной безопасности, поскольку слишком много знала о Питере.
Должно быть, я отсутствовала около часу. Когда вернулась, в доме было тихо. Пора идти к Эдварду: я расскажу ему о планах на Рождество и что мать предложила пригласить отца Тамариск на праздники.
Я продолжала размышлять о Питере, представляя, что было, если бы письма попали в руки Эдварда. Уж лучше рассказать ему обо всем самой! Я бы уверила его в том, что это никогда не повторится, я бы поклялась ему в этом!
До чего же я лицемерна! Это худший из всех видов неискренности, поскольку обманываю я себя! Я мечтаю о приезде Джейка и знаю, что, когда это произойдет, главным для меня будет только то, что мы вместе.
Встретившись с Ли, я вдруг подумала, что и у нее была причина похитить письма. Она любила Джейка и когда-то сманила из дому Тамариск, которая была его дочерью! С тех пор как Ли поселилась в нашем доме, она вела себя спокойно, мягко, послушно, но в душе, возможно, оставалась той же цыганкой с горячей кровью? Может быть, она и сейчас любила Джейка? Возможно, владея цыганским шестым чувством, она поняла, что мы с Джейком — любовники? Зачем ей мои письма? И что она могла подумать, прочитав их? А Клер? Может быть, это Клер? Клер любила Эдварда! Она могла бы решить, что именно ей следует быть возле него. Что она могла думать о той, которая не по праву заняла место, принадлежавшее ей; о той, которая не оправдала доверия?
Если Клер нашла письма, покажет ли она их Эдварду? Захочет ли она раскрыть ему мое истинное положение?
Все тяжелее становилось на душе. Каждое утро, просыпаясь, я боялась наступающего дня.
Близилось Рождество. На следующий день должен был приехать Джейк.
Сильно похолодало. Я встревоженно посматривала на небо, опасаясь, что может начаться снегопад, который задержит Джейка в пути. Мне хотелось поскорее увидеть его, и в то же время я боялась этого приезда.
Я поднялась осмотреть комнату, приготовленную для Джейка. Она была расположена на втором этаже. Открыв дверь, я заглянула в нее: кровать с красным пологом, гардины и ковер того же пламенного оттенка. Когда-то здесь жила сиделка, и было довольно мрачно. Она была странной женщиной, о которой поговаривали, будто она ведьма, и мне хотелось стереть все следы ее пребывания.
Сейчас вовсю топился камин. В таком доме комнаты быстро остывают, если ими не пользуются. Я потрогала постель: здесь уже лежала грелка. Когда она остынет, ее сменят.
Я вновь подумала о приезде Джейка: он попытается заманить меня в эту комнату, но я должна быть стойкой. Я села и стала смотреть на огонь в камине, отбрасывающий на стены танцующие тени. Вдруг дверь тихонько открылась и вошла Ли.
Увидев меня, она даже отпрянула — для нее эта встреча была так же неожиданна, как и для меня.
— Я… просто зашла взглянуть, как тут топится. Открытый огонь всегда опасен, даже если присматриваешь за ним.
— О да, искры на ковре…
— Да, — согласилась Ли и хотела выйти.
— Подожди минутку, Ли! — Она остановилась, и я продолжила:
— Посиди со мной. Уютно выглядит эта комната при свете камина, не правда ли? Вообще это очень приятная комната!
Ли подтвердила мои слова.
В этой комнате жил Эдвард до тех пор, пока не переехал на первый этаж, и я часто сидела здесь, возле этой кровати с красным пологом, читая ему вслух. Тогда я еще была довольна жизнью, я купалась в лучах славы самопожертвования, но принесенные жертвы хотя поначалу и облагораживают человека, впоследствии начинают угнетать. Щедрый жест — прекрасно, но когда это превращается в систему, то начинаешь раздражаться не на себя, за то что принял это решение, а на того, кому принесена эта жертва.