– Что такое, Лекси? – Может, все-таки скажет? Или, как остальные, просто не может сдержать слез от горя? – Тебе нехорошо? Или что-то болит? Хочешь к Эдвине?
Она села, прижимая к себе куклу, и, покачав головой, пролепетала:
– Я хочу к маме…
Широко распахнутые голубые глаза и эти слова стали для него последней каплей. Джордж расплакался.
– И я тоже, Лекси… я тоже.
В ту ночь брат и сестра спали, не размыкая рук, двое детей Кейт, наследие, которое она оставила на земле, не пожелав покинуть мужа. Они помнили, как безгранично она их любила, как любили родители друг друга. Все было словно в другой жизни. Осталась только часть семьи, шесть человек, шесть жизней, немногие из тех, кому посчастливилось уцелеть, пережив «Титаник». А Кейт, Берта и Чарлза больше не будет с ними, как и остальных. Никогда.
Глава 6
Вечером четверга Эдвина и Филипп стояли на палубе. Тоскливо моросил дождь; «Карпатия», миновав статую Свободы, входила в гавань Нью-Йорка. Они вернулись домой, в Штаты. Но что их тут ждет? Они потеряли все – так им казалось. Эдвина напомнила себе, что они хотя бы живы и по-прежнему вместе. Их жизнь никогда не будет прежней. Родители погибли, и она потеряла Чарлза, любимого человека. Они поженились бы всего через четыре месяца. А теперь его нет… Эдвина вспоминала его острый ум, благородное лицо и доброе сердце, манеру наклонять голову, когда он подтрунивал над ней… как она все это любила! Но Чарлз погиб, а с ним погибли ее надежды на счастливое будущее.
Обернувшись к сестре, Филипп увидел, что по ее щекам струятся слезы. «Карпатия» в сопровождении буксиров медленно вошла в порт, но не было ни сирен, ни фанфар, только траурная тишина и безутешное горе.
Накануне вечером капитан Рострон заверил их, что прессу по возможности будут держать на расстоянии и что он очень постарается, чтобы прибытие в Нью-Йорк прошло без шума. С самого утра 15-го числа корабельную радиорубку заваливали радиограммы из газет, но он не ответил ни на одну из них. Газетчиков на борт не пустят. Выжившие с «Титаника» заслужили право спокойно оплакать своих родных. Благополучно доставить их всех домой капитан считал своим долгом.
Эдвину терзало ощущение потери. Она думала о тех, кто остался на дне океана. Филипп мягко взял сестру за руку. По его лицу тоже текли слезы. Все могло бы быть иначе, если бы судьба была к ним чуть милостивее!
– Уина? – назвал он ее так, как в далеком детстве, и Эдвина улыбнулась сквозь слезы. – Что нам теперь делать?
Они не раз задавали этот вопрос друг другу, но у нее не было времени все как следует обдумать: с больным Тедди на руках, с ушедшей в себя Алексис, да и остальные требовали ее внимания. Последние два дня Джордж тоже почти не разговаривал, и Эдвина дорого бы дала, чтобы к нему вернулась хоть толика былого озорства. Бедняжка Фанни плакала каждый раз, когда сестра оставляла ее хотя бы на минуту. Мысли Эдвины путались – на ее плечи вдруг легла неимоверная ответственность. Она знала лишь, что ей придется обо всех заботиться, в том числе и о Филиппе. У них, кроме нее, никого нет.
– Не знаю, Филипп… Наверное, когда Тедди позволит здоровье, поедем домой.
Малыш до сих пор сильно кашлял, а днем раньше у него был жар. Долгий переезд поездом в Калифорнию он может и не выдержать. О том, что будет с домом, с газетой, ей даже думать не хотелось. Все, чего ей сейчас хотелось, так это лелеять в памяти тот миг несколько дней назад, тот последний вечер, когда она танцевала с Чарлзом под веселый регтайм. Как просто все было, когда он кружил ее по залу, а потом, подхватив, увлек в восхитительный вальс, ее любимый танец. В те четыре дня они так много танцевали, что она почти стерла свои серебристые туфельки. А теперь ей казалось, что она больше никогда не станет – да и не захочет – танцевать.
– Уина? – Он видел, что мыслями она далеко: как и все они, наверняка цепляется за прошлое.
– Ой, прости…
Эдвина смотрела на воды нью-йоркской гавани. Дождь бил по лицу, а она боролась со слезами. Совсем о другом возвращении она мечтала, как мечтал каждый из пассажиров «Титаника». Несчастные вдовы выстроились у поручней, проливая слезы о мужчинах, жизнь которых оборвалась всего четыре дня назад, которые теперь казались вечностью.
Многих встречали друзья и родственники, но у Уинфилдов в Нью-Йорке не было ни одной родной души. Перед отплытием Берт зарезервировал для них номера в отеле «Ритц-Карлтон». Там они и остановятся, прежде чем вернуться в Калифорнию. Внезапно вскрылись весьма ощутимые осложнения. У них не было ни одежды, ни денег. Алексис умудрилась потерять туфли, а у Эдвины осталось лишь голубое вечернее платье, превратившееся в лохмотья, да черное шерстяное. Простое вдруг стало сложным. Как заплатить за отель? Придется телеграфировать в Сан-Франциско, в контору отца. Теперь ей придется заниматься делами, о которых она всего неделю назад не имела представления.
Еще на «Карпатии» они радировали в контору «Белой звезды», чтобы те уведомили тетю Лиз и дядю Руперта, что все дети четы Уинфилд выжили, но она знала, каким ударом для тетки будет известие о гибели единственной сестры. Радиограмма того же содержания была также отправлена в контору отца. Столько всего на нее навалилось! Эдвина всматривалась в туманную дымку Нью-Йорка, и вдруг в бухте показалась целая флотилия буксирных кораблей. Раздался пронзительный свисток, и внезапно с каждого судна в гавани взлетел залп сигнальных ракет. Угрюмое молчание, в котором они жили эти четыре дня, начало рассеиваться. Ни Эдвине, ни Филиппу не приходило в голову, что их трагедия станет новостью номер один. И сейчас, глядя вниз, на все эти буксиры, яхты и паромы, битком набитые фотографами и репортерами, оба поняли, что им предстоит еще одно нелегкое испытание.
Капитан Рострон сдержал слово, и никто из газетчиков на борт «Карпатии» не проник. Фотографам пришлось довольствоваться снимками, которые им удалось сделать с большого расстояния. Единственный фотограф, сумевший пробраться на «Карпатию», был схвачен и доставлен на капитанский мостик.
В 21:35 они встали у причала номер 54, и на миг на корабле воцарилась гробовая тишина. Кошмарное путешествие подходило к концу. Сначала были спущены на воду спасательные шлюпки с «Титаника»: как четыре дня назад, когда они покидали тонущий корабль. Только на сей раз в каждой сидел всего один моряк, а спасенные стояли у поручней и наблюдали, как ночное небо разрывают вспышки молний и гром грохочет у них над головами. Казалось, даже небеса плачут над пустыми шлюпками, и даже зеваки на причале застыли в благоговейном молчании, глядя, как покачиваются на волнах и уносятся вдаль шлюпки, которые очень скоро станут добычей мародеров.
Когда спускали шлюпки, к Эдвине и Филиппу подошли Джордж и Алексис, и девочка опять заплакала, цепляясь за юбки старшей сестры. Она и без того была напугана суетой, а теперь в ее глазах и вовсе плескался ужас. Эдвина прижала малышку к себе, как всегда делала Кейт, и в который раз подумала, что никогда не сможет по-настоящему заменить им всем мать.
– Мы… опять в них сядем? – едва проговорила Алексис, умирая от страха, и Эдвина стала ее успокаивать. Ее душили слезы. Эти шлюпки… как раковины… драгоценные раковины, но их было так мало… Будь их больше, ее родные остались бы в живых.
– Не плачь, Лекси… Пожалуйста, не плачь…
Больше Эдвина не смогла ничего сказать и только сжала руку младшей сестры. Она не могла даже пообещать, что все будет хорошо, потому что и сама в это не верила. Ее сердце было переполнено печалью.
На пристани тем временем собралась огромная толпа. Сначала она видела только море лиц: сотни, если не тысячи, – потом сверкнула молния, и Эдвина поняла, что народу гораздо больше. Газеты позже писали, что на причале было тридцать тысяч человек и еще десять тысяч собрались на берегах реки. Она не искала знакомые лица, ей до них теперь не было дела. Люди, которых она любила, погибли: родители и Чарлз. Никто не ждал их там, внизу. Не было в этом мире человека, который бы о них позаботился. Теперь вся ответственность легла на плечи Эдвины и бедняги Филиппа.
