в лицо. Что-то невидимое с силой сдавило уши, Кесса попыталась вдохнуть — и не смогла.
— У-ух, — услышала она несколько мгновений спустя, когда обнаружила себя лежащей плашмя на шкурах. Икымту помог ей сесть. Полог зашуршал — ветер с силой толкнул его, едва не задув пламя жирника. Что-то снова надавило Кессе на уши, и в отдалении пронёсся затихающий грохот.
— Нехорошо, — прошептала Аса, усердно раздувая огонёк жирника. — Ты туда не смотри.
— Что там? — встрепенулась Речница.
— Снег сходит с гор, — отозвался Икымту. — Лавина.
Полог затрепетал, заунывный вой ворвался в оконце, и языки пламени заметались над плошкой. Аса задёрнула прореху и поёжилась.
— Нехороший ветер, — пробормотала она.
В повозку, отодвинув с дороги растерянного Хагвана, заглянул Речник Яцек. Ему в спину ветер швырнул пригоршню снежинок.
— Буран на подходе, — хмуро сказал Яцек. — Не выходите. Повезёт — прорвёмся.
Все замолчали. Икымту поднялся и опустил второй полог, погрузив повозку во мрак. Он взял в углу что-то, неразличимое в темноте, и потянулся за Яцеком, но Речник остановил его и вышел, опустив за собой завесу. Настала тишина — только ветер еле слышно свистел за стенами из толстых шкур, да покачивалась повозка, заставляя трепетать огонь жирника.
Икымту возился в углу — Кесса вглядывалась в подвижный мрак и видела, что солмик надевает на себя что-то длинное, тускло блестящее в неровном свете, и ставит поближе к себе ведро, прикрытое рогожей. Аса сунула руку под настил и протянула Кессе короткое копьё с чёрным наконечником и костяным, отполированным до блеска, древком. Речница взяла оружие и чуть не уронила — оно оказалось куда тяжелее, чем подумалось ей сначала. Повозка раскачивалась всё сильнее, вой и свист стали ещё громче.
— На нас напали? — шёпотом спросила Кесса — громко говорить ей не хотелось. От звука её голоса Хагван вздрогнул и положил под руку маленький арбалет. Икымту покосился на его оружие, пожал плечами и молча указал олданцу на «корму» повозки, где сидели Кесса и солмица. Герольд Великой Реки обиженно фыркнул и остался на месте.
— Буран над горами, — тихо сказал Икымту, опускаясь на лежанку. — Уджугу тяжело идти. Если ветер не проложит нам тропу, ляжем в снег.
— Утром ветер не обещал беды, — покачала головой Аса. — Вы слушали его перед отъездом?
— В горах такое часто, — поморщился северянин. — Очень скверное место! У-ух… слышите?
Что-то взвыло снаружи, и дрожащий вой легко перекрыл и свист ветра, и шелест шкур, и скрип повозки. Речница вздрогнула — даже она ни с чем не могла спутать голос гуделки. Вторая взвыла в ответ — совсем рядом, у самого навеса. Хагван потянулся за речным рогом, но Икымту сжал его руку и приложил палец к губам. Вторая гуделка выла и визжала, перекрикивая буран, но больше никто не отзывался на отчаянные вопли. Повозка ещё раз качнулась, полог на мгновение откинулся, засыпав настил мокрым снегом, и скрип полозьев смолк. Аса сцепила края разошедшихся шкур костяными крюками и накинула капюшон. Повозка не двигалась, и всё вокруг молчало — только ветер торжествующе выл над мёртвой ледяной долиной.
— Что случилось? — Кесса поползла к выходу. Койя, вздыбив шерсть и прижав уши, прыгнула следом.
— Не выходи, — Икымту преградил им дорогу. — Мы легли в снег. Пока буран не стихнет, тропы нам не будет.
— Что?! — Кесса вздрогнула, вспомнив долгие зимы на Истоках Канумяэ и вход в пещеру, погребённый под снегом и льдом. — Если мы ляжем, нас по крышу заметёт!
— Ничего, — криво усмехнулся солмик. — Всё правильно. Кытугьин прорежет в снегу окно, чтобы буран нас не похоронил. Окно для нас и для Уджуга. Ничего не бойтесь. Хагван, вот стрелы.
Он кивнул на ведро — теперь Кесса заметила, что это обломок черепа какого-то огромного зверя, местами как будто обугленный.
Снаружи громко взвыла гуделка. Икымту поднял голову. Вой смолк.
— Слышите? — прошептал солмик, обводя повозку растерянным взглядом. — Второй голос?
— Н-нет, — пробормотала Кесса, вслушиваясь в свист ветра. Койя подняла уши, повертела головой и принялась умываться.
— Плохо, — нахмурился солмик.
Речница не знала, сколько прошло времени — она не чувствовала его хода, словно всё вокруг оцепенело. Даже Зеркало Призраков, неохотно мигнув белыми огоньками, подёрнулось льдом. Ей казалось, что снег уже занёс повозку по крышу и насыпал сверху курган — и теперь они навеки остались на ледяной равнине, и никто никогда не найдёт их.
— Тихо, — прошептал Икымту. — Я выйду. Ждите.
Через несколько томительных мгновений он заглянул под полог и махнул рукой — «можно». Кесса, щурясь от нестерпимого белого сияния, выбралась из-под тяжёлых шкур и охнула.
Они лежали на дне неглубокой снеговой чаши, и хийкиммиг, отряхнувшись от снега, уже протаптывал лесенку в её крае. Речник Яцек окликнул Икымту и полез на крышу — смахивать ледяное крошево, пока оно не примёрзло к шкурам. Кытугьин топтался вокруг повозки, выкапывая полозья, и косился на небо — чистое, бирюзово-синее. Только над далёкими вершинами ещё ползла серая хмарь. Ветер стих. Кесса поднялась на приступок и окинула долину удивлённым взглядом. Предгорья ничуть не изменились — ещё один слой снега лёг на сотни ранних слоёв, замёл последний намёк на тропу и редкие цепочки звериных следов. Хийкиммиг принюхался, тихо фыркнул и продолжил копать.
— Всё хорошо? — Речник Яцек спустился с крыши и обвёл взглядом притихших путников. — Скоро поедем дальше.
— Кто-то звал нас перед бураном, — Кытугьин был хмур и не выпускал из рук ремень гуделки. — Звал, а потом замолчал. Не торопись, воин Яцек. Я окликну их.
— Наверное, они легли в снег чуть раньше нас, — пожал плечами Речник. — Если хочешь, Хагван подует в рог — так нас вернее услышат.
— Могут испугаться, — покачал головой Кытугьин, поднимаясь на край повозки. Гуделка отчаянно взвыла, рассекая воздух, дрожащий гул пронёсся над заснеженной землёй. «Ох, не вызвать бы лавину!» — Кесса прижалась спиной к повозке. Койя, высунувшись из-под ворота, согласно мяукнула, не решаясь поднять уши.
Равнина молчала. Солмик опустил ремешок и подобрал поводья. Икымту откинул край полога, приглашая путников в повозку. Речница протиснулась между ним и меховой «стеной» и села на лежанку, удивлённо разглядывая солмиков. Теперь, при свете дня, она разглядела верхнюю накидку Икымту — серебристо-белую, с бахромой понизу и по рукавам, перетянутую ремнями с крючками, жёсткую, будто неразмятая циновка. Такая же была и на Кытугьине, и её сверкающий капюшон, украшенный выступами-«ушами», спускался до кончика носа, закрывая глаза полупрозрачной завесой.
— Это такая броня? — спросила Речница, потрогав блестящий рукав. — Против демонов?
— Хуллак, — кивнул Икымту. — Обычно — против огня. Когда стреляешь, можно поджечься. Мех, он…
Повозка остановилась. Дребезжащий вой впился в
