Мои подозрения насчет того, что в мастерской творится что-то неладное, усилились. Но, увы, помочь я ничем не могла и решила просто подождать. Вот только на голодный желудок это оказалось делом очень сложным. Спустилась на кухню, разжилась бутербродом и чаем. Поднялась обратно и решила, что ожидание в своей комнате ничуть не хуже ожидания в коридоре.
Села разбирать то, что законспектировала тогда в библиотеке.
Детская память — удивительная вещь. Она стирает порою что-то значимое и страшное, зато бережно хранит малозначительные детали: запах любимых маминых духов, образ одноглазого плюшевого мишки, рисунки принцесс, на создание которых пошли черновики исследований. Формулы на оборотной стороне листов я запомнила как причудливый рисунок. Лишь когда поступила в университет, начала понимать их смысл. Не до конца, но все же. А еще покоя не давали последние слова мамы перед смертью: «Талисман… Они будут искать тебя… Ты ключ».
Я в очередной раз достала кулон, висевший на шее на тонкой прочной цепочке. Он был со мной в тот день, когда я появилась на пороге дома дяди Морриса, с ним я не расставалась все двенадцать лет. Магическая подвеска размером с боб или маленький желудь. Сейчас она напоминала обычное украшение. Единственная память о маме.
Я развеяла морок, и украшение, выглядевшее до этого каплей янтаря, приобрело свой истинный облик. Затейливо свернутая серебряная проволока образовывала ажурный узор, через который было видно, что внутри горошины в воздухе завис алмаз. Он вращался, сияя гранями.
Магического фона от украшения не ощущалось. Но тем не менее это был родовой артефакт моей мамы. Она бы никогда с ним не рассталась. Именно поэтому, увидев подвеску, Моррис, который это знал, все понял: и то, что Эбигейл мертва, и кто я.
Но только ли «рекомендательным письмом» была эта подвеска? Я в который раз покрутила ее в пальцах, ища ответ. И в который раз не нашла.
— Значит, остается формула. — Я выдохнула, пряча украшение под мороком янтарной капли, а потом и вовсе за пазуху.
Все же, когда знаешь, почему и за что тебя хотят убить наемники, шансов выжить становится больше. Вот я и села за конспекты и учебники. Спасаться. Не заметила, как заснула.
А утро встретило меня радостно подпрыгивающим на столе кристаллом связи. Сонно сощурив глаза, на ощупь нашла его и активировала. И тут же на меня обрушился шквал эмоций по имени Алекс.
Я, зевая, в такт охала, особо не вслушиваясь в проклятия, которыми она щедро осыпала Стрелу. Из состояния «Йонок на лекции» меня выдернул вопрос:
— Ну ты как, собираешься?
— А? — Я заморгала, соображая, что же такое важное я упустила.
— Ты на хроносы смотрела? Я через два часа за тобой заеду. Сегодня первая игра сезона по громобою.
Я глянула на циферблат. М-да… Не раннее утро, совсем не раннее. И даже не полдень.
— И никаких возражений! Я что, зря билеты с боем добывала? — На такой возмущенной ноте Алекс оборвала разговор.
Я, продолжая зевать, спустилась на кухню. Никого. Лишь ополовиненная кастрюля супа-пюре. Странно… В меню семейства Росс такого блюда не водилось. Может, Матеуш решил опробовать новый рецепт?
Чашка сладкого (недаром пять ложек насыпала) крепкого чая вернула мне веру в то, что есть жизнь после пробуждения. А если вокруг еще и тишина, то эта жизнь если не прекрасна, то хотя бы терпима.
Взгляд упал на стол. Два новостных листка. Вчерашний и уже сегодняшний, утренний. Руки сами собой потянулись к ним. В первом, заляпанном кофе, была статья про банду народных мстителей. И ничего, абсолютно ничего про придворного алхимика, силу которого выпили.
Не было ничего про алхимика и в утреннем листке. Зато на полстраницы красовалась магография разгромленной выставки. Заголовок «Альвы мстят цвергам?» заинтересовал. Я даже ознакомилась с репортажем. Оказалось, что сегодня утром неизвестные ворвались на выставку знаменитого цвергского ювелира, чьи работы год назад выставлялись в столице империи альвов. С того времени коллекция экспонатов заметно пополнилась, и в нашей столице выставка была значительно больше. И вот что примечательно: преступники уничтожили только те ювелирные украшения, которые год назад побывали у альвов. Именно уничтожили, а не украли. А новые даже не тронули. И это было странным вдвойне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На движущемся изображении сначала был общий план с разбитыми витринами, потом — крупный. И вот тут-то я похолодела: сдавленные и раскуроченные ажурные бусины очень напоминали ту, что болталась у меня на шее. Может быть, это всего лишь совпадение? Или когда-то мастер-ювелир увидел подобное украшение и решил воссоздать его аналог?
ГЛАВА 7
Из размышлений меня выдернул стук в дверь. Настойчивый, неутомимый.
На пороге стояла Алекс.
— Я решила, что за пару часов ты не успеешь сама собраться, и пришла тебе помочь! — жизнерадостно заявила она, проходя внутрь. — А где альв? — Подруга с любопытством огляделась и тут же замерла как вкопанная: — Как тебе это удалось?
Ей даже было не нужно кивать на пустой постамент, я и так поняла, что речь идет о статуе.
— Долгая история. А Вир наверняка спит, его дядя вчера заставил позировать.
— Я ему искренне сочувствую, — хмыкнула Алекс, поднимаясь вслед за мной по лестнице. Означенного чувства в ее голосе не было и унции. — Ладно, расскажешь, пока будем собираться на игру.
Я мысленно взвыла: ненавижу громобой! Особенно одного самовлюбленного остроухого, на встречу с которым так стремилась Алекс.
— А вдруг там пойдет дождь? — Я зашла в свою комнату и с надеждой выглянула из окна.
Демон! На небе ни облачка.
— Погодники сегодня предсказали: без дождей, — возразила подруга, закрывая за собой дверь.
— Ну-да, ну-да, синоптическая магия — наука точная, поэтому бубен погодники всегда держат в левой руке, — вспомнила я старую шутку.
— Ты не стой, давай одевайся, — неумолимо напомнила подруга.
Я долго выбирала платье и в итоге остановилась на штанах и кофте. Потом еще дольше расчесывала волосы. В конце концов Алекс не выдержала и, выхватив расческу, решила снять с меня скальп. Я взвыла, зато косу заплела быстро. Очень.
Как мы добирались до центрального столичного стадиона — отдельная история. Алекс, памятуя о том, что припарковать магомобиль будет негде, оставила его дома, и мы сначала тряслись в битком набитом общественном вагончике. А потом очередь на входе и вовсе заставила подумать о вечном. Глядя на эту вереницу, я поняла, что, стоя здесь, можно успеть влюбиться, выйти замуж, нарожать детишек, состариться, помереть, воскреснуть в виде зомби и окончательно упокоиться. Причем для последнего даже заклинания развоплощения не потребуется, потому что тебя банально задавят в толкучке.
Наконец мы сели на жесткие скамьи. Алекс была вся в предвкушении. Я тоже. Но в отличие от подруги — в предвкушении крупных неприятностей.
— Смотри, возвели новый барьер. Установщики обещали, что теперь он не будет мерцать и смотреть на происходящее можно будет так, словно его и вовсе нет.
— А тенты над болельщиками эти установщики, случаем, не хотят сделать? — проворчала я. — Например, на случай дождя!
— Не будь занудой, Нари… — протянула Алекс. — Дался тебе тот дождь. Сказано же: его не будет. А с тентами боя в небе не увидишь.
Эти же слова она повторила через полчаса, когда небо над нами стало затягиваться тучами. Спустя еще тридцать минут, когда трибуны оказались полны, небо и вовсе почернело.
— Дождя не будет… — уже не столь уверенно заявила Алекс. — В новостных листках писали: из казны выделено сто тысяч форинтов, чтобы сегодня было сухо.
— Тогда, если все же польет, это будет поистине золотой дождь. И он намочит не только одежду, но и подмочит репутацию погодников. Хотя им не привыкать.
Впрочем, несмотря на мой пессимизм, брюхатые дождем (а то и градом) тучи хмурились и негодовали молча. Воздух, ставший тяжелым и густым, как губка впитывал в себя звуки. Гасил их. Природа ожидала бури. Болельщики — зрелища.
