того как деревенский шаман дал добро, нам было милостиво разрешено сойти на землю.
— Дык ведь, времена-та ноне… того… — Объяснил свою осторожность Старейшина. — А про тебя-то Отуупаак, слухи ходили разные. Не то убили тебя. Не то в плен захватили какие-то демоны… Вот мы значит и эта…! А то может ты уже и не человек давно!!!
— Так что у нас с временами-та? — Выбрав подходящий момент, уточнил я у старосты Ириидаака.
Было это уже вечером, на торжественной пьянке по случаю прихода дорогих гостей и получения выгодного заказа.
Мы как раз сидели на берегу моря, вслушиваясь в шуршание набегающих на берег волн, крики чаек, и дурные вопли наших сотоварищей. …Сказал бы «пьяные», но алкоголя на берегу не оказалось, и дабы окончательно подтвердить нашу земную сущность и солидарность с «правильными духами», нам пришлось хлебать забодяженную местным шаманом дурь. — Оттого и вопли были — «дурные».
Нет, я в принципе, стараюсь держаться подальше от всяких таких «компотов», особенно наваренных чужими руками. Но тут отказаться было невозможно — уж больно странно и необычно мы выглядели. Да еще до деревеньки дошли слухи о загадочных чужаках с весьма дурной репутацией, так что иного способа доказать, что в сущности мы — няшки и пупсики, кроме как совместно ужраться с местными, у нас не было. Да и с устатку, после волнения всех этих дней, и самим была охота чуток расслабиться. Благо местный народец, особо опасным не выглядел, да и бухал вместе с нами.
Впрочем, гадость которой нас поили, оказалась вполне себе щадящего действия. Крышу от нее не сносило, а только растормаживало сознание и расслабляло нервы снимая защитные барьеры.
Так что кто-то из нас, согласно базовым установкам, отправился плясать и петь песни, грозно потрясая копьем. Кого-то утащили местные дамы для более тесного общения. (Мужья кажется не особо возражали). А вот нас со старостой, что-то потянуло на философские беседы.
Он мне долго толковал что-то этакое… — не то про политику и разборки богов, не то про общее падение нравов, обусловленное инфляцией моральных ценностей на фоне свирепствующей энтропии и малого товарооборота. А я, — клялся в любви к Икаоитииоо, даже несмотря на то что намусорил он тут всякими ящиками дальше некуда, а сам слинял на небо, оставив меня разгребать груды евоных Амулетов и прочего дерьма. Нелестно отзывался о прогрессорах в частности, и прогрессорстве в общем, как явлении. Впрочем, так же нехорошо высказавшись и против регрессоров, искусственно замедляющих процесс технического развития человечества, с помощью всяких там религиозных запретов и прочих табу.
— Однако, брат Ириидаак. — Едва не плакался я ему в жилетку. — А куда податься, не прозябать же в дикости и каннибализме, как какие-нибудь питекантропы? Тут и не хочешь, а как-нибудь да напрогрессишь как последняя сволочь, потому как жить-то надо. Да и на местных, без слез смотреть невозможно… Я-то хоть знаю как компьютер и унитаз выглядят. А они…
Он со мной соглашался, — «Что как пиитии кантроопы нельзя, потому что дедушки наши так не жили, и нам завещали не следовать дурным новомодным примерам всяческих там пиитии катроопов».
В общем, душевно поговорили. Потом малость отпустило, и я решил, пользуясь моментом, и расслабленным состоянием собеседника, получше разузнать о местных делах, а главное — столичных новостях.
Как ни странно, но первые были хреновые, а вторые — хреновей дальше некуда.
Не далее как пару дней назад, корабль шедший от Аоэрооэо, привез весть, что там все-таки начался бунт не пойми кого против всех, но судя по слухам, досталось и аиотеекам, и Храму, и богатым горожанам. Потом вроде как прилетело ответных люлей мелким купчишкам и откровенной бедноте. Но от этого бунт не прекратился. Кто-то ушел в партизаны, кто-то подался в каратели, иные пытались жить, как ни в чем не бывало, но выходило это у них хреново, а наиболее умные — постарались слинять, если конечно имели такую возможность. И эти беженцы вовсю распространяли волны хаоса, непроверенных слухов и бредовых фантазий, вызванные тем камешком, что бросили мы в казалось бы такие спокойные воды Аоэрооэо.
Правда теперь я сильно сомневаюсь что и раньше они были столь уж спокойными. Подобные социальные взрывы из-за одной единственной кражи, пусть и религиозного символа, не возникают. Тут явно напряжение накапливалось уже многие годы, и вот — наконец прорвалось.
Впрочем, это все теории. А на практике, не далее как вчера, от аиотееков рода Серых Курганов, крышующих эту часть берега, пришло сообщение что обычный налог повышается вдвое, в связи с обострением классовой борьбы (в Аэорооэо) и возможного открытия военных действий против ближайших соседей, которые…
…Далее последовало описание политических раскладов и терок между аиотеекскими племенами, из которой выходило что Серокурганные искренне надеются, что бунт каким-то образом ослабит их соседей, (сложная система дружественных и враждующих союзов), а значит Икаоитииоо шибко обидится, коли они не воспользуются таким моментом, и не постараются чуток пощипать соседские угодья.
Впрочем, для Ириидаака, это по-любому означало лишь жуткий геморрой, потому как дела в последнее время и так шли не очень хорошо, поскольку примитивная верфь, еще лет сто назад приносившая вполне неплохой дополнительный доход населению поселка, позволяющий ему жить чуточку лучше, чем обычные рыбаки, после того как аиотееки взяли этот континент под свой контроль, начала помаленьку хиреть. Эти аиотеекские сволочи, благодаря контролю за торговыми путями, наладили более дешевую поставку древесины на верфи больших городов, и туда постепенно начали уходить все заказчики. …И пусть этот процесс был по каменновековой традиции весьма нетороплив, результаты уже начали сказываться. Доходы сильно упали, а вот размер дани, которой новые хозяева обложили поселковых, неизменно рос из года в год, так что судостроители уже не справлялись с такой нагрузкой. И их жизненные перспективы с каждым днем становились все мрачнее и мрачнее.
— А давайте к нам!!! — Искренне желая нажиться на чужом горе… в смысле, помочь бедолагам, от всей души предложил я собеседнику (да похоже и дурь, еще не полностью из башки выветрилась). — Всего и делов — море переплыть! А мы хороших корабелов шибко уважаем!
— Эх ты ж-ж-ж… — Пробормотал староста… — Море переплыть!!! Скажешь тоже. А долго ли плыть-то?
— Да полторы дюжины дней! — Пренебрежительно ответил я, внутренне содрогаясь при воспоминания о каждом из тех восемнадцати дней. — Ну может
