А что же сам Несмелое?
«Наука о человеке», которую, как считается, Несмелое создавал в пику Владимиру Соловьеву с его странно-религиозной идеей всеединства, представляет собой два увесистых тома. Второй посвящен Метафизике и христианскому откровению. Насколько хорош Несмелое в этом, судить не могу. Но определения души нет ни во втором томе, ни в «Вере и знании». Оно обязано быть в первом томе, потому что он прямо посвящен «Опыту психологической истории и критики основных вопросов жизни».
Я либо совсем не умею читать, либо основным вопросом жизни должен быть тот, который назван исходно. По манере всех русских философов конца девятнадцатого века, Несмелов не слишком заботится, чтобы содержание соответствовало названию. Иными словами, никакого раздела «Основные вопросы жизни» в книге нет. А начинается она просто со строчки текста совсем без названия:
«Неведомый гений написал когда-то на фронтоне Дельфийского храма: гноти теаутон, — гений же потом и объяснил грекам таинственный смысл этой надписи.
Сократ первым увидел в ней глубочайшую загадку о человеке и первый догадался, что в решении этой именно загадки должна заключаться вся полнота человеческой мудрости» (Несмелов. Наука, т. 1, с. 1).
Скажите мне, о чем тут речь? Не о познай ли себя? Как это может превратиться в загадку о человеке? Как познай себя становится в современной философии загадкой другого? И как можно доверять способности рассуждать человека, который слышать не хочет того, что кричит Сократ, но использует его для того, чтобы повоевать с наукой и за науку, а значит, за уважение среди собратьев, прикрываясь призывом к самопознанию? Наверное, чтобы не слишком явно выглядеть предателем православной веры, которая, как вы уже видели, много способствовала в России самопознанию.
Нет, я, конечно, вполне принял бы такой зачин как основной вопрос жизни, будь сочинение хоть в малейшей мере посвящено самопознанию. Но о самопознании дальше не будет ни слова. А книга окажется учебником психологии сознания, которую естественники называли метафизикой сознания. Сократ же окажется учителем нравственности, что, видимо, и будет воплощением познания себя. Сократ, конечно, во всем исходил из понятия добродетели, но…
Ладно, бог с ними, с Сократом и самопознанием. Но что-то же должно у религиозного философа быть о душе! Действительно, кое-что найти можно, но не о душе, а психологического. По большому счету, Несмеловскую Науку о человеке можно было бы смело выкинуть из науки о душе, но уж очень показательно его превращение или оборотничество: так ведь и вся наука о душе извернулась в начале двадцатого века и превратилась в скромный раздел естественнонаучной психологии. Так что приглядеться к Несмелову стоит.
Собственно говоря, все высказывания о душе он делает в первой главе, называющейся «Сознание и мысль». И начинается она категорично:
«Всякое психическое явление может существовать только под формою сознания, и весь мир психической действительности есть только мир сознания» (Несмелов, т. 1, с. 14).
Если бы это говорил психолог, это было бы любопытно. Но это говорит религиозный философ. Он явно делает чужое дело, он решил показать ученым, как надо делать науку. И опять же, если бы он к этому заключению как-то пришел, вывел его в рассуждениях или показал бы через созерцание и опыт, но нет, — он просто изначально знает это, приступая к изложению. Значит, эта книга — не исследование, она — изложение догматики Несмелова, как была изложением догматики Григория Нисского его предыдущая книга.
Самое неприятное в этой работе то, что после этого заявления, которое надо понимать как утверждение, что все, что сказано про душу, относится лишь к сознанию, следует совсем не нужный и не умный спор с современной ему психологией рубежа двадцатого века. Как ни странно, именно из него и рождается у Несмелова хоть какое-то определение души.
«Правда, в психологической науке издавна существует очень распространенное мнение, будто рядом с явлениями сознания развиваются еще и бессознательные психические явления, и следовательно — цельная область психического необходимо должна быть шире специальной области сознательного.
Но это мнение представляет собой продукт чистого недоразумения. Оно именно возникло и существует, как необходимое научное предположение, посредством которого более или менее удовлетворительно могут объясняться с одной стороны явления сознания и с другой — самый процесс его. Между тем удовлетворительность эта чисто призрачная, потому что на самом деле разделение психической действительности на две разных области необходимо приводило и будет приводить только к очень грубым наивностям.
В пределах метафизической психологии, например, все психологи-бессознательники вынуждаются представлять себе душу под формою темного чулана или погреба, на пороге которого помещается лампа сознания» (Там же).
Основной способ доказывать неверность взглядов своих противников у Несмелова — это обвинение их в наивности. Что такое наивность? Наверное, излишняя простота, потому что исходно это слово противопоставляло разум дикаря разуму человека цивилизованного или научного. И означает это, что душа ни в коем случае не может представляться пространственной или имеющей объем, в котором хранятся содержания.
Откуда появилось здесь само имя души, когда до этого речь шла исключительно о психике и сознании? От нехватки слов. А вовсе не потому, что речь идет о душе. Просто невозможно в одном предложении вставить слово сознание в двух противоречащих смыслах, литературный язык требует выражаться красиво и тем прикрывает противоречия смыслов. Попробуйте сами заменить душу на «мир сознания», о котором и шла изначально речь.
Представлять себе мир сознания в виде темного чулана или погреба, на пороге которого помещается лампа сознания…
Вот при такой постановке вопроса становится очевидно, что сам Несмелов понимает сознание то как осознавание — источник некоего внутреннего света, то как пространство — мир. Этак сочинение может развалиться не начавшись. Для исследователя это дало бы возможность начать исследование, но для догматика это не подходит.
При этом, изображай сознание или душу в виде чулана или же отказывай ей в пространственности, но сознание или душа как-то хранят воспоминания, а значит, хранят то, что можно назвать содержаниями. Я уж не говорю сейчас, что кое-что определенно хранится в них так, что мы даже не осознаем наличия в себе подобных вещей. Отстаивать существование бессознательного не является моей целью. Мне лишь нужно вывести понятие души и понять, доступна ли она очищению. Пока я вижу, что душа подменена даже не сознанием, а осознаванием, которое очищению не подлежит.
Осознавание — это данность или способность. Я в ней не волен, как в зрении или слухе. Я могу почистить лишь то, что мешает им — уши или глаза. Иначе говоря, то, что может содержать в себе помехи работе этой способности. Помешать осознаванию может лишь сознание в смысле содержаний сознания, которые мешают осознаванию. Наличие бессознательных содержаний как раз признак того, что осознаванию есть помехи. А значит, признак того, что сознание можно очищать.
Однако, Несмелое по-прежнему категоричен:
«Следовательно, к психии (будем считать это душой — АШ) относится лишь то, что существует под формою сознания, и никаких бессознательных явлений в ней нет и быть не может, если только за такие явления не принимаются состояния мозга» (Там же, с. 16).
Как вы можете видеть, к этому скоропалительному выводу он пришел за одну страницу рассуждений! Это не исследование. Ответы были ему уже известны заранее, и он занят лишь отметанием помех к своей главной цели, которая меня не интересует, потому что он к разговору о понятии души так и не придет. Поэтому я ограничусь лишь еще одним примером того, как он здорово и основательно подрывал «препарированное, схоластическое богословие», а заодно и сносил с пути своих противников.
Раз нет бессознательного, значит, сознание наше, хоть и не является пространственным, непрерывно, и мы все сознаем. Наверное, одновременно. Не буду перелагать его мысли, они вызывают слишком много вопросов, просто покажу, как он спорил с Ушинским. Здесь так же очевидно, что он свободно меняет душу на сознание и наоборот.
«Таким образом, принятию гипотезы непрерывного сознания могут мешать собственно не какие-нибудь научные соображения, а только одно обстоятельство, что она объясняет известные факты душевной жизни не с точки зрения привычного, традиционно-схоластического взгляда на сознание и память.
