Силин был одет в серый костюм, коричневую рубашку и при галстуке. Плотный, но не грузный, с тяжелой копной черных без единой сединки волос, он выглядел молодцевато. Тяжелая линия подбородка выдавала твердый, упрямый характер. Чисто выбритое до синевы лицо излучало радость и доброту. Он нежно пожал протянутую ему руку и негромко, тепло выдохнул:
– Очень рад.
Таня пригласила Силина в гостиную, где уже был накрыт стол с холодными закусками, и сказала:
– Я собиралась ужинать, когда вы позвонили. Поужинаем вместе. – Тихая дружеская улыбка осветила ее тонкое лицо.
– С благодарностью разделю с вами трапезу, – любезно ответил Силин, садясь за стол.
Таня взяла бутылку греческого коньяка и, задержав 6s над рюмкой гостя, спросила:
– Употребляете?
– От такого бальзама грех отказываться.
Она наполнила рюмку Силина, затем свою и все с той же милой улыбкой спросила:
– Итак, за что пьем?
– За ваше благоденствие, за то, чтоб вы обрели счастье, которого вы достойны, за вас, Татьяна Васильевна.
– За нас, – вдруг сказала она, сверкнув на него слегка смущенным взглядом.
Это краткое «за нас», как бальзам, легло на сердце Силина.
Он признался с трогательной откровенностью:
– Я много думал о вас все эти долгие-долгие недели.
– Я рада вас видеть, – сердечно ответила она.
– Вы сказали о каких-то сложностях? Что с вами случилось?
– Случилось не со мной, а с моим бывшим мужем. Он погиб. Его убили, как полагают, рэкетиры.
Силин насторожился. Сосредоточенный взгляд его вопросительно устремился на Таню.
– Как его имя? Вашего мужа.
– Евгений. Евгений Соколов.
– Я так и подумал, – упавшим голосом молвил Силин и опустил глаза. – Руководитель «Пресс-банка» Евгений Соколов, – не то спросил, не то утвердительно сказал он. Таня приняла это как вопрос и ответила:
– Да. А что вы подумали?
– На днях в городской суд поступило дело об этом убийстве. Я с ним ознакомился. Когда читал, вспомнил некоторые детали из последнего разговора с вами. Я даже собирался вам звонить, но не решился.
– Не решились? Почему? Мне кажется, вы человек решительный.
– Не знаю почему. Не спрашивайте. – По его лицу вскользь пробежала тень легкого смущения. – Примите мое соболезнование.
Таня молча кивнула и после паузы негромко спросила:
– Это дело будете вести вы?
– Да. И дело-то не такое уж сложное, как мне кажется: убийца арестован, все улики против него, хотя он все отрицает. Но это обычная метода всех профессионалов-уголовников.
– Это рэкет?
– В общем – да. Возможно, заказное убийство на почве сведения счетов.
– Кто он? Убийца?
– Рецидивист, уже судимый.
– И что ему грозит? – продолжала любопытствовать Таня и прибавила: – Если это не секрет.
– Какие уж тут секреты. Явный терракт, жестокий. Думаю, что он только исполнитель, а за ним стоят главные. По делу проходит сообщница – любовница убийцы и секретарша убитого. Но она – фигура случайная. Настоящие сообщники на свободе. Если б удалось в процессе судебного разбирательства выйти на них. Но боюсь, он не выдаст, испугается.
– Его расстреляют?
– Это будет зависеть от хода судебного разбирательства.
– Я могу присутствовать в зале суда?
– Конечно. Заседание открытое.
Мысль присутствовать в зале суда у Тани родилась внезапно, только сейчас. Да она еще и не решила, нужно ли ей присутствовать в суде. Она украдкой бросала теплые взгляды на Силина, пытаясь представить его на высоком троне судьи. Там он, наверно, совсем по-другому выглядит: строгий, неподкупный, требующий от подсудимого и свидетелей «правду, только правду». И в его власти судьбы человеческие: наказывать и миловать. Интересно.
– Вам приходилось выносить смертные приговоры?
– Приходилось. – В голосе Силина прозвучала нотка сожаления, лицо нахмурилось.
– И часто?
– Нет. А потом имейте в виду: от вынесения смертного приговора до его исполнения длинная дистанция, и нередко высшая мера заменяется длительным заключением. Наше правосудие далеко от совершенства. Особенно уголовный кодекс. В нем много лазеек для преступников. Я вам не открою тайны, если скажу, что преступность в это проклятое время так называемой демократии и реформ буквально парализовала общество. Борьба с преступностью должна быть одной из главных задач правительства. А у нас только разговоры о преступности, а серьезных крутых мер, практических действий нет.
– Но ведь борьба с преступностью зависит и от вас, судей. Вы находитесь на переднем крае, – возбужденно сказала Таня.
– Только отчасти. Главная беда состоит в том, что преступность проникла в государственные, административные и хозяйственные структуры. Она, как раковая опухоль, поразила все сферы жизни. Сама власть у нас преступная и держится она на преступности. Уберите преступность, и она падет. Вместе с президентом – главным преступником.
Он возбудился, в глазах засверкали тревожные огоньки. Он продолжал:
– В этом отношении поразительный пример: голосование в Думе проекта закона об организованной преступности. Закон принят большинством голосов. Против проголосовало всего сорок три депутата. Из них сорок – члены фракции «Выбор России», то есть дерьмократы-гайдарчики. А конкретно – Бунич, Волкогонов, Гербер, Денисенко, Емельянов, Заславский, Нуйкин, поп-расстрига Якунин… Какой букет апологетов организованной преступности. Им она нужна, как воздух.
– Вы говорите точно, как мой отец. Он у меня сталинист. – В голосе Тани прозвучали горделивые нотки свидетельствующие о том, что она солидарна с отцом. – А вы как относитесь к Сталину?
Силин не спешил с ответом. В отношении Сталина у него сложилось твердое убеждение, неподвластное никаким колебаниям и сомнениям. Ответ на подобный вопрос ему приходилось давать не однажды совершенно разным собеседникам, в том числе и ярым антисталинистам. Но как ответить кратко и убедительно этой очаровательной женщине, слегка возбужденной от выпитого коньяка и позволившей себе расслабиться? Перечислять все заслуги Сталина перед советским народом, говорить о нем, как о прозорливом государственном деятеле и великом полководце, смывать всю грязь, инсинуации и ложь, выплеснутые на него врагами социализма и советской власти – это долго. После небольшого размышления Силин ответил:
– Сталин – это наша славная история. Сталин – это социализм на практике. А социализм – это завтрашний день человечества, независимо от того, воскреснет Россия в былом своем могуществе или на несколько десятилетий останется американо-израильской колонией.
– А такое может случиться – колония? – с тревогой в голосе спросила Таня.
– Я не исключаю. Есть страшные преступления, которые совершили демократы с Ельциным во главе. Первое – это приватизация, разгосударствление, то, чем занимается ставленник Запада Чубайс, фигура по своему злодеянию не имеющая аналогов. Что такое приватизация? Это развал экономического потенциала. Десятилетиями народ в поте лица, не доедая и не досыпая, на одном энтузиазме создавал заводы-гиганты, возводил, строил, чем мы гордились, и мир восхищался. И все это народное достояние за бесценок, за гроши отдано дельцам, жулью. А в итоге – миллионы безработных. Народ еще не понял всего ужаса приватизации, которую Ельцину навязали израильско-американские советники! Чубайс и его команда должна быть моими клиентами, сидеть на скамье подсудимых. А они правят бал.
Он умолк, мрачно насупив взгляд. Казалось, он весь охвачен предельным напряжением, большие руки сжаты в кулаки, на лице выступили желваки.
– А что второе? – спросила Таня, не сводя с него пытливого взволнованного взгляда. Глаза ее горели.
– Второе – молодежь, наше будущее, которое планомерно уничтожается. Мне приходится разбирать преступления юношей, выбравших «пепси-колу». Совершенная деградация душ, никаких нравственных норм, полнейшая бездуховность. Главное – деньги и любой ценой. Что-нибудь делать полезное обществу, трудиться они не умеют и не хотят. Загублено и сознательно развращено целое поколение. А оно – неисчерпаемый резерв уголовщины. Для них, кроме денег и удовольствия, нет ничего святого. За деньги хладнокровно убивают свою бабушку, мать, сестру, престарелого ветерана войны. Насилуют. Поколение жестоких тунеядцев, воров, наркоманов. Их сделали такими телевидение, пресса, кино. По заказу. Ни в одной стране мира так настойчиво и откровенно не пропагандируются пороки: жестокость, разврат. Только у нас позволительно такое. Россию превратили в свалку духовных нечистот и уголовников.
– Вы их судите? Уголовников?
– За совершенные преступления даем срок, направляем в колонии. А там, за колючей проволокой, они совершенствуются у профессиональных преступников и выходят оттуда не раскаявшимися, а матерыми уголовниками и продолжают свое дело. Получается какой-то замкнутый ведьмин круг, из которого трудно найти выход. Но самое обидное, что за решетку редко попадают крупные криминальные акулы, разные «крестные отцы», воры в законе и обладатели краденых миллиардов, владельцы трехэтажных вилл, «мерседесов» и замков за рубежом.
