– Вот возьмите, может, вам пригодится.
– Что это? – не понял капитан.
– Номерок машины. Записал на всякий случай. Она, значит, долго тут стояла. Наверно, с час. Я из аптеки домой возвращался. Ну, тут аптека на углу, на Цандера. За лекарством ходил. Смотрю, стоит напротив того подъезда красный «москвичонок», незнакомый, чужой. Своих-то я знаю. А внутри двое мужиков, и оба в темных очках. Я и подумал: солнца нет, а они в темных очках. Сидят и молчат. Думаю, приятеля ждут. Поднялся я к себе, чай поставил, окно открыл. Смотрю – всё стоит. И те двое в очках не вылазят. Попил чайку, посмотрел в окно – стоит на месте. Туг у меня подозрение: зачем темные очки? Сами знаете, время какое – бандитское время. Я возьми да и запиши номерок, на всякий пожарный…
Капитан поблагодарил старика, записал его фамилию и номер квартиры: это была важная ниточка для милиции, за нее с энтузиазмом и надеждой сразу же ухватились. Но ниточка оказалась непрочной, на другой же день и оборвалась. Владельца машины установили в тот же вечер. Но оказалось, что машину его угнали два дня тому назад, и она уже числилась в розыске. Вскоре и ее обнаружили, припаркованную к дому в Банном переулке, целой и невредимой. Похоже, преступники воспользовались ею для разовой операции и, заметая следы, решили бросить ее.
Побывал следователь и в больничной палате, расспросил о подробностях происшествия потерпевшего. Силин не питал особых иллюзий и не надеялся на быстрый успех в поиске террористов, но подсказал следователю, чтобы он связался со своим коллегой Фадеевым, который вел дело Полозова и Голопупенко, и попытался там поискать следы преступников. Лежа на больничной койке, он хладнокровно анализировал происшествие. Для него оно не было неожиданным. Он внушил себе неприятную мысль, что рано или поздно нечто подобное должно случиться: идет самая настоящая война с мафией, оккупировавшей страну, а на войне, как известно, стреляют, и он, как и тысячи солдат правоохранительных органов, находится на самом переднем крае этой войны, притом враги превосходят его в техническом оснащении – у них всевозможные виды современного оружия, рации, автомашины, бешеные деньги для подкупа влиятельных особ и хорошо поставленная служба информации. А у него на вооружении всего лишь бронежилет. Сегодня он спас его, возможно, по чистой случайности: преступники, очевидно, нервничали, потому, боясь промахнуться, стреляли не в голову, а в спину. А могли… Невольный холодок пробежал по сердцу. Его поражала оперативность преступников, их дерзкая наглость: небось, преднамеренно решили не откладывать акта мести за своего приятеля, а совершить возмездие в день вынесения приговора. Мол, вынесенный приговор еще неизвестно, будет ли приведен в исполнение, а мы свой приговор исполняем немедленно. Как урок и предупреждение для тебе подобных, для твоих коллег. Демонстрировали свою силу и власть. Он подумал: будет ли повторная попытка? В ближайшее время едва ли. А там – посмотрим, отступать он не намерен, как впрочем, и паниковать или изменять своим принципам быть беспощадным к рецидивистам. Однако постоянную тревогу и беспокойство вызывали в нем думы о безопасности дочери. Эти кровожадные, нравственно деградированные гады нередко наносят удары по своим жертвам через похищение и угрозы убийства их детей. А это самая чувствительная, самая страшная, самая болезненная пытка.
Силин думал о Тане: как она отнесется к случившемуся с ним, испугается? А он так надеялся связать свою судьбу с ней. Она уже побывала под прицелом мафии: выстрел по их машине, убийство Соколова, и вот теперь это… Он пожалел, что просил Олю не навещать его, ему вдруг захотелось видеть их обеих. Но главное – Таню. Очень хотелось. Наверно, его сильное желание биотоками передалось им: на другой день под вечер они заявились обе, не сговариваясь, но почти одновременно – сначала пришла Оля, а через полчаса прямо с работы – Таня. Оля рассказала отцу о старике-соседе, который записал номер машины.
– Их найдут, папа, обязательно найдут, – возбужденно убеждала Оля и продолжала: – А ты знаешь, как вел себя Амур? Это удивительно. Минут за десять до твоего появления в квартире он неожиданно вскочил на ноги, настороженно прислушался, глядя на дверь, потом заскулил, стал царапать дверь лапой, требовать, чтоб его выпустили. И наконец, начал громко, тревожно лаять. Понимаешь? Такого раньше за ним не водилось. Он никогда в квартире не лаял. Он предчувствовал опасность для тебя, он хотел предупредить, уберечь. Да, папа? Ты как думаешь?
– Возможно. У многих животных хорошо развито предчувствие.
– Амур скучает по тебе, нервничает.
– Передай ему, что я скоро вернусь; через неделю обещают выписать. А мне так хочется скорей выбраться отсюда. – Он посмотрел на Таню такими откровенно влюбленными, тающими глазами, что она почувствовала себя неловко перед Олей. Он это понял и прибавил, отведя взгляд на дочь: – Перевязки меня здесь задерживают.
– Эти процедуры мы могли бы и дома организовать, – сказала Таня, вопросительно посмотрев на Олю. И та с энтузиазмом отозвалась:
– Конечно. Под вашим руководством. Согласен, папа? Мы с Татьяной Васильевной…
«Как это мило, замечательно», – думал Силин, а вслух сказал:
– Да когда ж Татьяне Васильевне. Она при деле.
– Я врач, Константин Харитонович. Моя обязанность, долг, если хотите, исцелять больных и раненых. А свободного времени у меня достаточно.
– Перевязки делают обычно сестры, а не врач, – очень мягко, ласково заметил он.
– Сестры под руководством врачей, – бойко возразила Оля. – Я буду сестрой, а Татьяна Васильевна врач.
– Вот и договорились. И никаких проблем, – решила Таня. Ей многое хотелось сказать Константину Харитоновичу – и о своих впечатлениях от суда, и о нем самом, и о своих чувствах к нему в связи с покушением, но это разговор не для постороннего уха. Излить свою душу она могла только наедине с ним.
– И никаких проблем, – как бы размышляя повторил Силин Танины слова. – Есть только одна проблема – вот эта егоза. – Кивок в сторону Оли. – Ее беспечность. – Он хотел сказать «безопасность», но решил смягчить. – Бдительность, осторожность всегда надо иметь при себе.
– А я имею. Вот, пожалуйста, – откликнулась Оля и мгновенно выхватила из сумочки баллончик со слезоточивым газом.
– Не очень внушительно, но на худой конец… – проговорил Силин. – На безрыбье и рак – рыба. Впрочем, это устарело: раков сейчас днем с огнем не сыщешь. Ну, а вы, Татьяна Васильевна, чем вооружены?
– Вообще-то таким же «раком». Хотя у меня более надежный – нервнопаралитический.
– Да не беспокойся ты, папа: я и бдительна, и осторожна, и вооружена. Разве что бронежилета не хватает, – расхвасталась Оля.
В палату вошла санитарка, пригласила на ужин. Силин занимал одноместную крохотную палату, где при двух посетителях уже было тесно.
– Вам, наверно, скучно одному? – спросила Таня. В ее вопросе ему чудился желанный подтекст, он не сразу ответил. Наконец сказал:
– Скука – понятие не однозначное. Ее иногда путают с одиночеством, но это разные понятия. Скука от безделья – это одно, тоска по другу – совсем другое. Вот только жаль, что вы не догадались принести мне книг. – Последней фразой он преднамеренно замял вопрос Тани.
– Я думаю, это дело поправимое, – сказала Таня.
– Я завтра принесу, – поспешила Оля. – Скажи, что тебе принести?
– Прежде всего газеты: «Советскую Россию», «Правду», «Завтра», «Литературную Россию». И еще прихвати роман Петра Проскурина «Отречение».
– А ты разве его не прочитал?
– Только начал.
Таня и Оля возвращались домой вместе в девятом троллейбусе. Оля была возбуждена, она говорила, не закрывая рта, рассказывала, как волновался Амур во время покушения на Силина.
– Может, он выстрелы услышал? – предположила Таня.
– Нет, нет, выстрелов никто в доме не слышал. Он чувствовал.
Открытым доверчивым взглядом она глядела на Таню, и Таня поняла, что эта девочка в ней нуждается.
3
Всего шесть дней пролежал Силин в больнице: рана его хорошо заживала, сказывался могучий, не расположенный к всевозможным хворям организм. Перевязку решили делать на дому. Раза два Таня после работы в поликлинике, не заходя домой, шла на квартиру Константина Харитоновича, и они вместе с Олей делали эту не столь мудреную процедуру. Во время этих посещений между ними происходили «нейтральные» разговоры, далеко не те, о чем хотелось бы им поговорить наедине. Присутствие Оли стесняло обоих. И однажды Силин сказал:
– Я очень признателен вам Татьяна Васильевна, за хлопоты, но мне как-то неловко утруждать вас, отрывать от дома.
– Моя помощь вас тяготит, вы это хотите сказать? – со своей неизменной дружеской улыбкой сказала Таня, сверкая насмешливо глазами.
– Вовсе нет. Но у меня родилась идея: а не лучше ли мне самому ходить к вам домой на перевязку. Вы простите мою дерзость, но мне кажется, такой вариант будет удобным для нас обоих. Как вы считаете?
