За телом герцогини послан был корабль «Рафаил» и фрегат. Контр-адмирал Бредаль был начальником эскадры. В печальном посольстве этом находились президент ревизион-коммисии Иван Бибиков, архимандрит и два русских священника.
12-го октября 1728 года тело Анны Петровны подъезжало к Кронштадту. Миних получил из Москвы высочайшее повеление встретить прах с подобающею честью и похоронить в Петропавловском соборе, что и было исполнено 12-го ноября.
Вебер знал эту несчастную, так мало жившую любимейшую дочь Петра Великого: у него, – говорит он, – нет достаточно сил, способностей и искусства, чтобы описать достойно все похвальные качества ее. Это была прекрасная душа в прекрасном теле. Петр любил ее с видимой нежностью: герцогиня и по наружности, и по уму чрезвычайно походила на него.
Бассевич, со своей стороны, говорит: «Щедрая и очень образованная, герцогиня говорила, как на своем родном языке, по-французски, по-немецки, по-итальянски и по-шведски. С детства показывала она неустрашимость героини, а в отношении присутствия духа она напоминала своего великого отца. Вот пример этому: молодой граф Апраксин признался ей в любви. На это признание Анна Петровна отвечала презрением. Полный надежды и смелости, Апраксин застал ее однажды одну и кинулся к ногам, предлагая свою шпагу, чтобы она кончила и жизнь, и мучения его. Анна Петровна отвечала решительно, что она готова исполнить эту просьбу. Это так испугало Апраксина, что он начал просить извинить его безумство и дерзость. Великая княжна отмстила только тем что рассказ ее об Апраксине сделал его смешным в глазах всех».
Вспомним, что через сорок пять лет после смерти Анны Петровны в 1773 году, за Волгой, между раскольниками, на Иргизе и Яике явился неведомый человек, который говорил, что он – сын этой дочери Петра Великого
То был – Пугачев.
Конец первой частиЧасть вторая
Женщины первой половины XVIII века
I. Графиня Головкина (Екатерина Ивановна, урожденная кесаревна Ромодановская)
– На что мне почести и богатства, когда не могу разделять их с другом моим? Я любила мужа в счастье, люблю его и в несчастии, и одной милости прошу, чтобы с ним быть неразлучно.
Так отвечала Головкина, когда, после осуждения ее мужа, вице-канцлера графа Михайло Гавриловича Головкина, на вечную ссылку в Сибирь, императрица Елизавета Петровна прислала сказать Головкиной, что, непричастная к государственным преступлениям мужа, графиня сохраняет звание статс-дамы, остается при всех своих правах и может свободно пользоваться ими, где и как угодно.
В словах этих – целая характеристика человека и женщины – в особенности.
Екатерина Ивановна была последней в знаменитейшем и древнейшем роде князей Ромодановских, происходивших по прямой линии от Рюрика. «Его пресветлейшество генералиссимус», «князь-кесарь» с царским титулом «величества», Ромодановский, которого Петр Великий называл дедушкой и о котором писал Апраксину – «с нашим дедушкой, как с чертом вожусь, и не знаю, что с ним делать», так как этот суровый дедушка не давал забываться даже «царю-плотнику». «Всероссийский дедушка» этот был дедушкой и Екатерины Ивановны, родившейся от сына «князя-кесаря», впоследствии тоже «князя-кесаря» Ивана Федоровича Ромодановского.
«Княжна-кесаревна» Екатерина Ромодановская родилась ровно за год до основания Петербурга (1702), и потому всею своею жизнью должна была уже принадлежать новой России, хотя еще в молодости переживала время петровских реформ и, можно сказать, лично участвовала в похоронах старой России, как участвовала потом и в похоронах царя-преобразователя.
Едва ли был в России дом знатнее и богаче того дома, в котором родилась, росла и воспитывалась «княжна-кесаревна», дом, в котором Петр Великий «был как дома», как свой человек, как член семьи, и в этом доме ласкал и баловал маленькую «княжну-кесаревну», следил за ее воспитанием, сам выдал ее замуж.
Не удивительно, что под влиянием Петра «княжна-кесаревна» получила отличное воспитание, как о том говорят ее жизнеописатели.
До девятнадцатилетнего возраста о маленькой княжне-кесаревне вообще имеется очень мало известий в современных памятниках. Известно только, что 12-го ноября 1721 года, во время празднования в Петербурге свадьбы гвардии майора Матюшкина, в должности «подруг» невесты первой назначена была княжна-кесаревна, посаженой матерью была императрица, а дружкой – красавец камер-юнкер Монс. Во время свадьбы княжна-кесаревна была очень заметна: Петр лично выражал особую приязнь к молоденькой «подруге» невесты, проявляя эту приязнь и милость, прилично случаю, в забавных формах. Так, по правилам свадебного церемониала, подруга невесты, в начале обеда, должна была навязывать бант дружке невесты – Монсу, а дружка, по принятому обычаю, должен был целовать в губы навязывающую этот бант. Когда Монс, следуя правилам свадебного церемониала, поцеловал княжну-кесаревну, Петр, желая подшутить над красавцем, прекрасную голову которого он впоследствии, за разные преступления, велел отрубить и положить в спирт, – заметил, что Монс, из почтения к дочери кесаря, не должен был целовать кесаре в ну в губы, а мог только приложиться к ее ручке, и потому, за этот проступок, в виде штрафа приказал ему выпить до дна огромный бокал венгерского. Потом, когда во время послеобеденных танцев, княжна-кесаревна танцевала менуэт с красавцем Монсом, и когда Петру, бывшему в соседней комнате, доложили об этой паре, царь прибежал в залу и, мигнув одному денщику, велел вновь принести тот страшный бокал с венгерским. Увидев около себя царя и денщика с бокалом, Монс пришел в ужас, не чувствуя за собой никакой вины, и «изумленными глазами смотрел на государя.
– Это за то, – сказал государь: – что ты не отдал княжне решпекту и после танца не поцеловал ей ручки.
И провинившегося перед кесаревной танцора заставили опять выпить.
На святки двор переехал в Москву, а вместе с двором переехали в Москву и князья Ромодановские с кесаревной в свой роскошный дом. Здесь молодая девушка, по словам ее биографов, участвовала но всех удовольствиях двора и города: ездила к вдове царя Иоанна Алексеевича, Марфе Матвеевне, урожденной Апраксиной, которая приходилась ей теткой и жила в Измайлове; была в числе семи особ женского пола на ассамблее у Александра Григорьевича Строганова, богатейшего боярина тогдашней Москвы, и там танцевала под музыку хозяйского оркестра и участвовала в petits-jeux, затеянных генерал-прокурором Ягужинским, человеком вообще очень веселого нрава; праздновала последнюю зимнюю и свой девичью ассамблею в доме родительском, где был и царь Петр, и герцог голштинский, и весь двор; делала визиты, которые в то время совершались по вечерам, так как тогдашнее общество обедало рано, а после обеда ложилось почивать часа на два, на три, и, наконец, – была просватана, не без участия и содействия самого царя, за графа Михаилу Гавриловича Головкина, в то время еще сержанта гвардии, хорошо говорившего по-немецки.
Сам государь, принимавший такое горячее участие в судьбе княжны-кесаревны, указал свадьбе быть 8-го апреля.
Это была действительно кесарская свадьба. Царь принял на себя звание «маршала» свадьбы. Он же сам руководил и свадебным поездом в церковь, при таком церемониале: два трубача верхом, не трубившие; двенадцать шаферов верхом; царь в открытом кабриолете, шестернею, с большим маршальским жезлом в руке; жених в карете шестерней; затем весь поезд. Из церкви Петр отправился за невестой, и привез ее в таком поезде: два трубача верхом, игравшие марш; двенадцать шаферов, капитаны гвардии, на прекрасных лошадях в богатых чепраках и сбруях; сам Петр, верхом на превосходном гнедом коне, с жезлом в правой руке (чепрак и седло зеленые, шитые золотом); невеста, в карете, шестерней, а с ней подруги: Нарышкина, тогда невеста несчастного впоследствии Артемия Волынского, и Головкина, невеста князя Трубецкого; затем поезд дам. У самой церкви царь-маршал соскочил с лошади и сам отворил дверцу кесаревниной кареты. Невесту ввели в церковь под руки посаженые отцы – князь Меншиков и граф. Апраксин. Серебряные венцы были так тяжелы от множества брильянтов и жемчуга, особенно венец кесаревны, что его все время держали на руках, не опуская на голову девушке. В доме молодых Петр сам распоряжался всем – и отводом мест гостям, и рассаживаньем их по чинам. За дамский стол государь посадил молодую, по правую ее руку – посаженую мать, императрицу; по левую – женихову мать, княгиню Меншикову; подле императрица – сестру невесты, княгиню Черкасскую; подле Меншиковой – сестру жениха, генеральшу Балк, у середины стола, против невесты, дружка ее – Нарышкина; по обеим сторонам его – подруг невесты – Нарышкин; и Головкину; далее по обе стороны, дам по чинам. За мужским столом государь посадил: молодого; по правую его руку – посаженого отца, князя Меншикова; по левую – посаженого отца невесты, графа Апраксина; подле Меншикова – тайного советника Толстого; подле Апраксина – Салтыкова; против жениха – герцога голштинского; по правую руку его – цесарского посла, графа Кинского; по левую – прусского посла, барона Мардефельда; далее – прочих мужчин по чинам.
