Следующий свой поединок Ауриана должна была провести с Аристосом. Она взялась за косу, перекинула ее через плечо и настроила свой голос на торжественный лад.
— Я клянусь, и пусть Фрия будет свидетельницей этому. В следующем поединке я обязательно убью противника или погибну сама. Теперь ты доволен?
— Только не переусердствуй, Ауриана. Погибнуть должен он, а не ты, так что окажи старику услугу и проткни насквозь того ублюдка, с которым ты будешь биться. А теперь скажи-ка мне, почему эти невольники-хатты отказываются обрезать волосы? С чем это связано?
— Ни с чем, — решительно отрезала Ауриана, и в ее голосе зазвенела сталь.
В ее глазах появилось выражение, означавшее, что она готова сразиться хоть со слоном, если это будет в интересах ее племени.
— Я спросил у тебя, чтобы проверить, насколько искусно ты умеешь врать. Может быть, кого-то тебе и удалось обмануть, но не меня. Я знаю, что ты спишь и видишь во сне поединок с Аристосом. Так вот, предупреждаю тебя: если я увижу, что ты подойдешь к нему на расстояние в двадцать футов, получишь столько же ударов плетью.
— Ты не посмеешь так поступить со мной.
— Не испытывай мое терпение, Ауриана. Послушай меня. Он — настоящий монстр в человеческом облике. Когда-нибудь ему надоест, что ты ходишь за ним по пятам, он повернется и нарубит из тебя приманку для акул. Я знаю, что ты изучаешь его приемы боя, внимательно наблюдая за ним на тренировках. Ты фехтуешь с партнерами, которые стараются подражать Аристосу. Немедленно прекрати это.
Прежде чем Ауриана успела возразить ему, он предпринял новую атаку.
— А теперь я хочу прояснить для себя еще одно досадное недоразумение. Акко говорит, что ты заболела какой-то странной болезнью и отказываешься от услуг наших лекарей. В чем дело, Ауриана? Не лги, потому что я уже не доверяю тебе.
Ее охватил холодный, липкий страх. Она понимала, что если не удастся придумать достаточно убедительное объяснение тут же, то Эрато скоро догадается об истинных причинах ее недомогания. Она вступила в борьбу за жизнь младенца, которую уже ощущала у себя в утробе. Она была матерью, отгонявшей волка от своего сына, пока тот спал.
«Скажи ему что-нибудь, чтобы он поверил! — закричала она про себя, обращаясь к своему окаменевшему мозгу. — Быстро!»
— Думаю, что лучше во всем сознаться тебе, — начала она слегка дрожащим голосом, надеясь, что это волнение будет воспринято как боязнь его гнева. — Это была вовсе не болезнь. Теперь все прошло. Это были последствия воздействия на меня отвара, который я приняла во время обряда посвящения в общество, поклоняющееся божеству, которое я не имею права называть. Кто не совершал такие поступки хотя бы раз в жизни? От этого снадобья у меня возникли видения. Вот и все.
«Какую чепуху я молола! — в отчаянии подумала она, приготовившись услышать иронический смех Эрато. — Домициан умертвит Марка Юлиана, а нашего ребенка вытравит из моего тела. На мне висит еще одно проклятие!»
Однако реакция Эрато оказалась совершенно иной, нежели та, на которую она рассчитывала. Она ошеломленно наблюдала за тем, как он медленно встал, боком протиснулся к ней между столом и окном, а на его лице появилось выражение неподдельного ужаса.
— Что? — спросил он тихо, и его пальцы впились в ее плечо. — Ауриана, не может быть! Как ты могла так поступить со мной!
Затем он забормотал, словно разговаривал сам с собой.
— О, Немезида! Весь город кишит ими. Эта зараза распространяется хуже чумы с тех пор, как в ней был уличен этот недоумок, кузен Императора! — он заорал ей прямо в лицо, мускулы на шее напряглись, словно натянутые канаты. — Ты дурочка! Они пьют детскую кровь! Они поджигатели! А под землей в катакомбах они устраивают людоедские пиры, которые продолжаются по нескольку дней! Ты что, лишилась разума?
Ауриана проворно отступила назад, освободив плечо от руки Эрато. Вся ее фигура излучала покорность, хотя если бы Эрато пригляделся повнимательнее, то обнаружил бы в ее глазах страх.
— Я не имею понятия, о чем ты так громко кричишь, — спокойно сказала она. — Если я и потеряла свой разум, то, сдается, мне нужно искать его в том же месте, где находится твой.
— Я не такой дурак, как ты думаешь, Ауриана. Я знаю, что ты вступила в секту христиан. Обвести тебя вокруг пальца не труднее, чем ослика. Не предпринимай здесь никаких действий, не испросив сначала моего разрешения. В этом городе существуют два вида религии — люди поклоняются различным богам, и это привлекает многих. Это обычное дело, это поощряется государством. Кроме этого, у нас стали распространяться вредные, чужеземные предрассудки, и я не потерплю в стенах школы даже намека на христианство. Я прикажу бросить тебя на растерзание пантерам. Теперь понятно, почему ты отказываешься убивать в поединках своих противников. Значит младенцев они режут без зазрения совести, а убить гладиатора в честном бою им не разрешает религия, от этого их, видите ли, выворачивает наизнанку! Именем Медузы, говори, как эти негодяи и скользкие черви заманили тебя в свои сети?
— Эрато, это не…
— Попридержи язык! — Тяжело ступая, он прошел через весь свой кабинет, достал с верхней полки бюст Домициана, по выражению лица которого можно было предположить, что он раздавил своим задом сырое яйцо, шумно сдул с него пыль и с силой стукнул им об стол, перевернув горшочек со стилями. — Поклянись на бюсте Императора-бога, что ты не принадлежишь к христианской секте.
Эрато где-то слышал, что ни один настоящий христианин не согласится давать такую клятву.
— Не могу! — в смятении Ауриана покачала головой. — В этом человеке меньше божественного, чем в собаках, которые роются в кухонных отходах. Я дочь Фрии и могу дать клятву только на локоне волос.
— Я так и знал. Ловко ты вывернулась. Это не религия, а заразная болезнь, и ты будешь находиться на карантине, пока я не удостоверюсь, что у тебя прошла эта блажь. Начиная с этой минуты тебе запрещается говорить на своем родном языке. Я хочу, чтобы мои стражники понимали каждое слово, которое сходит с твоего языка. Стражники будут охранять твой сон и ходить вместе с тобой в столовую. Если это страшное поветрие распространится и дальше, я погиб. Нам следовало назвать тебя Пандорой, а не Аурианой. Ты принесла нам столько бед! Ну вот, теперь у меня буквально голова раскалывается, и все это благодаря тебе. Оставь меня!
В полдень следующего дня Суния ходила по овощному базару, располагавшемуся на узкой улочке, которая вела на скотный рынок. Переходя от лотка к лотку и торгуясь с продавцами, она наконец набрела на ту траву, которую заказывала Ауриана, на гвоздичный корень, который как ни в чем не бывало торчал из плетеной корзинки, словно устал ждать, пока за ним придут. Суния замедлила шаг, пропустив вперед других кухонных невольниц, которые тут же стали покупать лук у другого лотка и не обращали на нее никакого внимания и весело тараторили, словно малиновки на кусте рябины. Через плечо у каждой были перекинуты двойные корзины — на спину и на грудь, где лежала уже всякая всячина: капуста, репа, спаржа, чечевица, угри и щуки. Суния сморщилась якобы от боли, уронила свою корзину и наклонилась, хватаясь за ногу. Теперь, если бы ее спутницы обернулись, то подумали бы, что у нее опять заболела плохо сросшаяся лодыжка.
