Он вынул из кармана замшевый мешочек, в который положил «Регентшу», вытащив ее из свернутых носков, достал жемчужину и, взяв за бриллиантовую подвеску, положил на бархатную подушку, приготовленную для извлекаемых из витрин драгоценностей.
– Вот она – «Регентша», императорская жемчужина, которую вы попросили меня вам привезти. Что вы о ней думаете?
Руки в шелковых перчатках схватили драгоценность с жадностью, удивительной для такого богатого человека. Они ощупывали и гладили ее, они ее словно бы рассматривали и вдыхали. Странные тигриные глаза светились, как глаза хищника, подстерегающего жертву:
– Она восхитительна! Еще прекраснее, чем я думал! Ах, я предчувствую, что, когда ее вставят в ожерелье, она станет одним из любимых моих украшений. Но для нее надо найти достойное обрамление – может быть, бриллианты? Я сегодня же вечером созову моих ювелиров...
Магараджа снова убрал жемчужину в мешочек, сунул его в карман, затем, обняв Альдо за плечи, поцеловал:
– Спасибо, друг мой, спасибо! Эта великолепная жемчужина навсегда соединит нас! Пойдем, я хочу еще кое-что тебе показать!
Все это, несомненно, было очень лестным, но Морозини, как хороший коммерсант, задался вопросом, не забыл ли магараджа на радостях, что должен выплатить ему вторую половину условленной суммы, и вообще, как бы там ни было, он, Морозини, совершенно не хотел, чтобы его что-нибудь, пусть даже долг, навеки соединяло с этим полуварваром. Но, наверное, заговорить в такую минуту о деньгах было бы верхом неприличия. Они всегда успеют этим заняться, когда уедут из Альвара в Капурталу.
А пока они перешли в другой зал, где хранились рукописи, которые составили бы счастье Ги Бюто. Среди прочего здесь была «Махабхарата», много веков тому назад написанная на свитке бумаги шестидесяти шести метров длиной, и написанная так мелко, что буквы можно было разглядеть только в лупу. Впрочем, Морозини остался довольно равнодушным к этому подвигу. Ему куда больше понравился роскошный экземпляр «Гулистана», «Розового Сада» персидского поэта Саади, датируемый XIII веком, богато иллюстрированный изысканными миниатюрами.. Альдо с удовольствием полюбовался бы еще этими сокровищами, но Джай Сингх, подобно музейному смотрителю, предвкушающему час закрытия, вдруг заторопился, ветром пронесся мимо коллекции музыкальных инструментов, показал Альдо еще несколько салонов: Зеркальный, Охотничий, где стены исчезали под множеством трофеев и где обитало семейство набитых соломой и с большим реализмом выполненных тигриных чучел, и остановился лишь в большом зале аудиенций, Дурбаре, где возвышался трон из чистого золота. Стены и потолок зала были покрыты золотыми арабесками, оставлявшими место лишь для большого пурпурно-золотого портрета принца, сплошь покрытого драгоценностями до самой усыпанной рубинами шапочки, над которой, словно маленький громоотвод, торчал рубиновый султан... Принц опирался на кривую саблю в ножнах из нефрита и бирюзы, а рядом с ним стоял большой щит, украшенный шестью изумрудными кабошонами. Красив этот человек был необычайно: черты лица, наполовину скрытого короткой бородой, были так же чисты, как и у самого магараджи.
– Мой дед, Банай Сингх, – представил Альвар. – Это был великий раджпутский правитель и истинный воин: раджпут никогда не расстается ни со своей саблей, ни со своим конем.
Может быть, так оно и было в действительности, но не на картине, где никаких коней художник не изобразил. Тем не менее Морозини приветствовал предка так же, как это сделал и сам Джай Сингх.
– Поскольку вы выходили в город, вы, наверное, заметили на берегу внутреннего озера великолепное здание из темного песчаника с десятью куполами белого мрамора: это мавзолей моего деда, но его называют Рани Музи Чатри, преклоняясь перед вдовой, Рани Музи, которая после смерти Баная Сингха стала «сати». Это означает...
– Что она живой взошла на погребальный костер мужа, – перевел Альдо. – Я надеюсь, что вы, Ваше Величество, навек изгнали из своей страны этот чудовищный обычай?
– Англичане этого потребовали, но... очень трудно после того, как ты умер, помешать народу соблюдать обычаи... а безутешной вдове последовать за супругом и обрести святость... А теперь идемте! Я хочу показать вам еще кое-что интересное! Морозини уже начал уставать, но ему все же пришлось последовать за хозяином в очередную комнату, по сравнению с другими – небольшую. Это была столовая, центр которой занимал стол из литого серебра с выгравированными на столешнице сверкающими волнами. Посередине стоял серебряный канделябр со множеством ветвей, украшенный причудливыми цветами и лианами, предмет, на вкус Альдо, скорее фантастический, чем красивый.
– Великолепно! – сказал он, не вдаваясь в ненужные подробности.
– А главное, эта очень забавная штука. Попробуйте приподнять подсвечник!
Морозини наклонился, – чтобы дотянуться, ему пришлось почти лечь на стол, – взялся за подножие канделябра... и внезапно оказался его пленником: две лианы, пробужденные, должно быть, его движением, обвились вокруг запястий князя, заставив его застыть в очень неудобной позе. Джай Сингх, расхохотался, отчего Альдо пришел в негодование:
– Что еще за чертовщина? Я не нахожу это забавным!
– Ну, друг мой, это всего лишь шутка! Игрушка, если угодно. Но очень полезная: у меня ни разу его не украли. Один Вишну знает почему, но почему-то эта вещь очень соблазняет моих молодых адъютантов. Но стоило им прикоснуться к вожделенному канделябру, – они немедленно становились пленниками, причем в позе, дающей возможность истинному любителю оценить красоту тела хорошо сложенного подростка!
По спине Морозини потек холодный пот, а к гневу примешалось отвращение: он слишком хорошо понял, на что намекал Джай Сингх... Несомненно, это была одна из причин, которые делали взгляд этих мальчиков постоянно испуганным, чтобы не сказать больше. И все же Альдо овладел собой и спокойно, ледяным тоном произнес:
– Соблаговолите меня отпустить! Мне не нравятся такие шутки... и еще меньше обращение такого рода с мужчинами. Кем бы они ни были!
Джай Сингх перестал смеяться и поспешил освободить гостя, рассыпаясь в извинениях. Это всего лишь маленькое развлечение. Никогда он не позволил бы себе насмехаться над тем, кого считает своим братом...
– Пойдем выпьем чего-нибудь, чтобы сгладить это дурное впечатление. Все это забавы, недостойные таких людей, как мы. Завтра я покажу тебе свое истинное сокровище, не имеющее ничего общего с земными благами. Завтра я познакомлю тебя с моим Учителем, с человеком, который открывает передо мной врата святости. Благодаря ему я имею право носить титул Радж Риши, что означает «учитель веры» и «святой человек»... Завтра я покажу тебе свет...
