С голубого безоблачного неба смотрело солнце, и в его ослепительном свете сияли мостовые, переливались драгоценные камни в декоре домов. Красота и богатство подземного города поражали.
— Значит, мост на поверхности?
— Конечно, — ответил Вильям, — он же небесный!
— Получается, нам необходимо подняться на поверхность Антарктиды? Но ведь в это время года там лето и царит круглосуточный день!
Боль от соприкосновения с дневным светом она испытала сразу же после обращения. Не могла до конца поверить, что солнечные лучи могут причинить ей вред. Удостоверилась быстро, в какие-то доли секунды. Больше не хотелось.
— Очищение возможно лишь через боль, — презрительно обронил Наркисс. Было очевидно, подобная перспектива старика не прельщает.
Бесс представила длинную очередь из вампиров, стоящих под палящим солнцем перед мостом среди белоснежных снегов, и ей сделалось не по себе.
— А как-то по-другому нельзя?
Наркисс обратил на нее черный проем капюшона.
— Бес боится?
— «Человеку страшнее всего прикосновение неизвестного», — гордо заметила она.
Тот в ответ процитировал Цицерона: «В страхе больше зла, чем в самом предмете, которого боятся».
Вильям промолчал. Девушка проследила за его взглядом и увидела, что вампиры на главной улице кого-то приветствуют. Дряхлый старик, замотанный в тряпки, едва заметно кивал головой.
Бесс заметила невысокого вампира с бородкой, она узнала его — это был врач из больницы Святого Авдотия. Тот кинулся к старику в лохмотьях и принялся что-то быстро-быстро ему говорить — странный путник кивал. После на кресле с колесами вывезли вампира, такого худого, что ребра натягивали бледно-зеленоватую кожу. Доктор поднес к его губам стакан с водой, и тот принялся пить большими глотками.
Старик внимательно наблюдал. А потом приблизился к креслу с больным вплотную, положил обе ладони ему на голову.
— Кто он? — спросила Бесс.
— Святой Авдотий, давненько его никто не видел, — промолвил Наркисс, — вампир с сильнейшим даром целителя.
На улице тем временем старик убрал руки от головы больного, и тому подали бокал крови. Руки у несчастного не действовали, потому доктор сам напоил его.
— Он излечил его? — удивилась девушка.
Наркисс лишь качнул капюшоном.
Вампиры вновь расступились, теперь пропуская Создателя. Позади него шли Лайонел с Катей.
— А чего это к ней все тянут руки, как к голливудской звезде? — удивилась Бесс.
На разных языках скандировалась одна и та же фраза: «Девочка Ягуара!» Катя была заметно смущена всеобщим вниманием и жалась к Лайонелу.
— История их любви облетела весь свет, — сухо пояснил Вильям.
— А тебя это как будто задевает?
Молодой человек опустил глаза.
— Глупости, — развернулся и зашагал прочь.
Бесс посмотрела ему вслед и, глянув на Наркисса, многозначительно хмыкнула:
— А почему бы нам не причислить Катю к лику святых? Уверена, она неплохо будет смотреться на вампирских иконах!
Собственный портрет во весь рост, повешенный во дворце в зале среди других портретов мужчин и женщин, в чьих телах находились ангел и бес, немало ее удивил. Когда успели?
Старейшина хрипловато посмеялся, наблюдая за рыжеволосой девушкой, доверчиво держащей Лайонела за руку.
— Женщины вроде тебя — сильные, слишком умные, независимые, — никому не нужны, разве что скрытым гомосексуалистам, жаждущим иметь подле себя некое подобие мужчины. Всем остальным нужны вот такие трогательные, нежные, женственные, хрупкие, беззащитные создания, но не совсем лишенные характера. Мужчина часто любит не женщину, а себя рядом с правильной женщиной. И напротив, ненавидит себя с той, кто пытается отрастить себе пенис.
Бесс смерила его надменным взглядом.
— Пожалуй, я пойду… отрублю все, что там болтается между ног, мешая мне стать счастливой.
— Руби голову с плеч, так вернее, — бросил Наркисс.
Лайонел вытянул руку.
— Ничего не говори, дай угадаю, — ухмыльнулся он. — Ты хочешь со мной поговорить?
Вильям улыбнулся, останавливаясь в двух шагах от него и Кати.
— Если ты не против.
Брат засмеялся, на кончиках его золотистых ресниц заиграли солнечные блики.
— Когда мне удавалось уйти от твоих разговоров? — но в голосе его не слышалось обычной издевки, он смотрел весело и дружелюбно.
Выпустил ладонь девушки, предположив:
— Наверняка ты хочешь увидеть Йоро?
Она кивнула и, боязливо поглядев на взволнованных вампиров позади, поспешила за Цимаон Ницхи. Тот уже достиг лестницы дворца, но вернулся и предостерегающе похлопал Вильяма по плечу:
— Я смотрю, ангел мой, ты все никак не успокоишься! Нехорошо это. В поисках всякой истины наступает день, когда необходимо остановиться и принять решение.
Лайонел с любопытством наклонил голову.
— Какую истину на этот раз ищет мой брат? А с принятием решений у него всегда обстояло все довольно скверно.
Создатель сделал шаг назад, милостиво промолвив:
— Оставлю вас.
Братья обошли дворец и, устремляясь по дорожке из блестящего кровавого песка, прошли в садик с серебряными скульптурами.
— Подле Лизы с самого детства находился бес, — с ходу сказал Вильям. — Ювелир убил у нее на глазах Максана. Бес почувствовал бы другого беса, не находишь? Я много думал об этом… Земные дочери и сыны дьявола — просто его марионетки, бесы же, бывшие ангелы, наделены волей и могут ему противостоять. Лиза не могла.
Лайонел присел на бортик фонтана и подозрительно нахмурился.
— Ты хочешь мне сейчас доказать, что она не бес?
— Я… я не знаю, — признался Вильям, — ведь тогда нужно объяснить появление моста…
— Да, дьявол не приставит к одному бесу другого, в этом нет смысла, однако он может приставить беса-контролера к Отмеченной… Но, Вильям, возможно, Цимаон Ницхи прав и все это просто не нужно? Не нужно ничего доказывать и продолжать поиски!
Вильям открыл рот, чтобы, наконец, поведать о предсказании Даримы, но брат его перебил:
— Вил, какая, к черту, разница, почему опустился треклятый мост? Когда мужчина хочет хорошенькую женщину, он спрашивает себя, почему так? Нет, он принимает как данность. Вот и тебе стоит…
Вильям не дал ему закончить:
— А когда мужчина хочет другого мужчину? Пожалуй, он спросит себя, почему так! Не надо проводить простых параллелей! Я не могу не задаваться вопросом, с кем мне предстоит встретить вечность! Меня пугает мысль, что это может быть не Лиза.
Лайонел какое-то время молча созерцал его, потом отрывисто произнес:
