только на попустительство, но и на прямое поощрение властей. К этому моменту заброшенный сверху крючок захватил портрет Ленина и разорвал его на несколько частей. Сорван был также “преступный” плакат с упоминанием завещания Ленина. Ворвавшиеся военные унесли в качестве “трофея” полотнище с порванным портретом Ленина. На полу остались доски, щепы, крючья, битые стекла, разрушенный телефон и пр. в качестве свидетельства героических действий в честь Октябрьской революции. Огромная толпа на площади с затаенным дыханием следила за происходящим вокруг окон квартиры т. Смилги. Появление кого-либо из нас у окна встречалось десятками или, в иные минуты, сотнями свистков и тысячами приветственных криков и аплодисментов. Трудно придумать действия более постыдные для руководителей и организаторов борьбы с оппозицией, более безобразные под углом зрения юбилейного праздника, более глупые с точки зрения интересов господствующей фракции.
Мы сообщаем здесь одну сотую часть того, что происходило в разных районах, в частности, вокруг гостиницы “Париж”, с одного из балконов которой тт. Смилга, Преображенский и др. обменивались приветствиями с колоннами демонстрантов, после чего подверглись организованной фашистской атаке»[1177].
Данное описание событий Г.Е. Зиновьев признал «фотографически точным». Он был уверен, что «…все это безобразие принесет нашему делу большую пользу»[1178]. Впрочем, то же самое (о «безобразии» и пользе оного) мог бы написать и товарищ Сталин.
Не менее ярко прошел праздник и в колыбели революции. Утром 7 ноября Г.Е. Зиновьев, К.Б. Радек, Е.Г. Евдокимов, И.П. Бакаев, А.А. Петерсон, К.С. Соловьев, П.А. Залуцкий поехали на Марсово поле к могилам Моисея Урицкого и Владимира Володарского, а затем на машине вернулись на площадь невинно убенного Урицкого и встали на улице Халтурина (Миллионной) неподалеку от главной трибуны. Во время праздничного шествия, когда мимо оппозиционной трибуны пошли первые колонны рабочих с «Красного выборжца», «Торпедо», фабрики им. Халтурина, начались взаимные приветствия. Тотчас на оппозиционеров и рабочих налетели «банды» и конная милиция – началась потасовка, «дело было на волосок от самосуда»[1179]. Позднее в своем письме рабочие Пролетарского завода написали о том, как Зиновьева и Евдокимова увели с трибуны, «как красный командир поднял шашку на рабочих, как стали арестовывать и бить рабочих, сочувствующих оппозиции, как в колонны рабочих были брошены сотни милиции и кавалерии, которые стали разгонять тысячные массы рабочих, как плакали женщины, прижатые к стене лошадьми»[1180]. Группу оппозиционеров под конвоем доставили в соседнее здание общежития Военно-политического института им. Толмачева и заперли ее там. Рабочие, которые остановились перед общежитием, и праздничная колонна Герценовского института тщетно просили выдать им Радека и Зиновьева. Рабочих, пытавшихся отстоять оппозиционеров, арестовали и доставили в отделение ГПУ. Г.Е. Зиновьев и Г.Е. Евдокимов потребовали передать С.М. Кирову и А.И. Рыкову записки с требованием отпустить их на демонстрацию. Заместитель начальника политуправления Ленинградского военного округа ответил, что оппозиционеров как раз и задержали по распоряжению Ленинградского губкома ВКП(б) и лично Сергея Кирова. Зиновьева и других задержанных отпустили только вечером[1181].
По иронии оппозиции, «в руках официального аппарата было все: и официальная трибуна, и предсовнаркома Рыков, принимающий парад, и распределение всех билетов и мест, и партийный, и государственный, и хозяйственный аппараты, и пешая, и конная милиция, и все распорядители демонстрации, и определение маршрутов для любой колонны, и раздача плакатов, и назначение распорядителей в любой группе демонстрантов, и предварительная секретная подготовка. […] Один только фактор не находился в руках официального аппарата: это – рабочая масса, настроение партийных “низов” и рядовой беспартийной рабочей массы»[1182].
Ознакомившись с освещением событий в сталинско-бухаринской прессе, И.Т. Смилга написал обращение «Десятилетие Октября», которое предназначалось для партийной массы. Смилга указал: «7 ноября внутрипартийная борьба между сталинцами и оппозицией была вынесена на улицу. За неделю до праздника Политбюро опубликовало ряд лозунгов, направленных против оппозиции. Этим самым оно взяло на себя инициативу привлечения беспартийных к решению внутрипартийного спора. Только бесчестные политические банкроты из сталинского ЦК после этого могут говорить о нарушении “дисциплины” со стороны оппозиции, только мрачные могильщики революции и “раскольники ленинской партии” после этого могут обманывать партию и рабочий класс относительно истинного характера их намерений. Оппозиция, не колеблясь ни на минуту, приняла вызов сталинцев…»[1183]
Оппозиция с иронией вопрошала сталинско-бухаринское руководство: «Вы думаете, вам в самом деле кто-нибудь поверит, будто представителей оппозиции “смела” сама рабочая масса […]? Ведь рабочие будут только смеяться по поводу столь наглой лжи! Рабочие превосходно знают, что в банде громил были исключительно организованные вами группы свистунов и фашистов…»[1184]
В рамках мыслей вслух оппозиция задала риторический вопрос: «Поймут ли, наконец, Сталин, Бухарин и другие руководящие члены сталинской фракции, что означает такое отношение широкой рабочей массы? Поймут ли они, что означает, в частности, молчание рабочих в ответ на официальные приветствия официальных вождей – молчание, да еще в такой день, как десятилетие Октября? Не грех бы понять, товарищи официальные “вожди”, пора бы понять, уважаемые руководители аппарата»[1185].
Однако «уважаемые руководители аппарата» считали иначе. В частности, руководитель всего советско-хозяйственного аппарата СССР А.И. Рыков заявил о событиях 7 ноября: «…оппозиция недавно на улицах Москвы, Ленинграда и других городов выступала со знаменем – “Долой устряловщину”, “Долой термидор!” Что это значит? Оппозиция вышла на улицу к рабочему классу с обвинением ЦК в том, что он проводит устряловскую политику, что в стране начался Термидор, что ЦК Коммунистической партии предает революцию, предает рабочий класс. Вспомните, разве т. Шляпников [Александр Гаврилович] (один из вождей Рабочей оппозиции. – С.В.) что-либо подобное делал? Носил ли он знамена против партии по улицам Москвы или Ленинграда? Апеллировал ли он к беспартийным массам? Этого со стороны Рабочей оппозиции не было. А ведь Каменев со своими сотрудниками вышел на улицу собирать народ вокруг знамен с лозунгами свержения ЦК»[1186]. Рыков обвинил Каменева в непонимании разницы между дискуссиями в ЦК и его Политбюро и «спорами на улицах и открытых собраниях»[1187]. Кроме того, Рыков прокомментировал рассказ Зиновьева о ленинградских событиях следующим образом: «Если бы им действительно удалось увлечь тысяч десять из сотен тысяч и повести их за собой на демонстрацию – была бы борьба на улицах Москвы и Ленинграда или нет? Была бы обязательно, а это есть то, что обычно называется организацией гражданской войны»[1188].
Что характерно, на XV съезде ВКП(б) делегат от завода «Красный путиловец» заявил: «По части настроений и взаимоотношений между рабочим классом и партией, на опыте работы партийной организации “Красного путиловца”, мы можем заявить, что именно теперь больше, чем когда-либо, спайка между рабочим классом и нашей партией закреплена. Это подтверждается хотя бы последними событиями, которые мы пережили всего только несколько дней назад. Я говорю о 10‐й годовщине Октябрьской революции. Мне кажется, что тот подъем, который был, и в частности в Ленинграде, в эти
