— А вы уверены, что он подействует?
— Совершенно уверен.
— Как его применять?
— Как увидите клопа, быстро посыпьте его порошком, и клоп умрет.
— Если уж я увижу перед собой клопа, могу его и рукой прихлопнуть!
— Ну, если вам так больше нравится, делайте по-своему!
Отец приехал из деревни в гости к сыну в Варшаву. На одной из оживленных варшавских площадей отец останавливается и начинает энергично чесаться.
— Папа, — смущается сын, — в Варшаве этого делать нельзя. Здесь не Мазеповка!
— Ерунда, — говорит старик. — По-твоему, как у меня зачешется, мне что, в Мазеповку ехать?
Еврей из Мазеповки эмигрировал в Нью-Йорк. Он стоит на улице и наблюдает, как строится небоскреб.
— Боже правый, — озабоченно говорит он, — откуда они возьмут клопов, чтоб хватило на столько этажей?
— Пожалуйста, дайте мне снотворного порошка на десять пфеннигов!
— Без рецепта нельзя.
— С каких это пор порошок от насекомых продается по рецепту?
— Почему от насекомых? Вы же сказали снотворного порошка!
— А что, без порошка от насекомых разве заснешь?
Айзик не может заснуть, потому что ему не дает покоя блоха.
— Послушай, блоха, — строго говорит он, — либо ты здорова, но тогда почему ты в постели? Либо ты больна, но тогда почему ты скачешь?
Меламед спрашивает мальчика, знает ли он, как перевести на немецкий еврейское слово, означающего "перья". Тот не знает, и учитель хочет помочь ребенку.
— У тебя дома есть кровать? — спрашивает он.
— Конечно.
— И на ней есть перина?
— Есть.
— Ну, а теперь скажи, что находится в перине?
— Клопы!
— Ты не знаешь, где мне достать хорошую партию домашних насекомых?
— Тоже мне товар! А зачем тебе это?
— Я съезжаю с квартиры, а в контракте написано, что я обязан оставить хозяину квартиру в таком же состоянии, в каком она была до меня…
Два деревенских еврея стоят перед витриной городской парикмахерской, на которой написано: "Маникюр". Один из них входит внутрь.
— Ну как?
— Они обрезали мне ногти на руках.
Идут дальше и читают на другой витрине: "Педикюр". На этот раз внутрь заходит второй еврей.
— Ну как?
— Они обрезали мне ногти на ногах.
Потом они подходят к театру. На афише написано: "Валькирия". Один еврей говорит другому:
— Знаешь, давай сюда не пойдем! Почем знать, что они нам еще обрежут?
Известные евреи
Две тысячи лет назад рабби Иегошуа бен Хананья сказал:
— Где я стою, это центр земли.
— А как докажешь? — спросил кто-то.
— Возьми и проверь! — предложил рабби.
Философ Мозес Мендельсон получил вид на жительство в Берлине только потому, что работал бухгалтером в конторе другого еврея.
— Это позор, — сказал один из его знакомых, — что такой человек, как вы, должен работать на такое ничтожество, как он!
— Напротив, — возразил Мендельсон, — так всем удобно. Если бы я был хозяином, я бы не взял его к себе в бухгалтеры.
Пастор Теллер хотел убедить Мозеса Мендельсона перейти в христианскую веру. Они обменялись письмами в стихах, основанных на двойном значении еврейского слова "маамин" и латинского credo, означающего "верить" и "кредитовать". Теллер написал:
Раз уж вы верите в Отца,
Поверьте в Сына до конца.
Ведь каждый, пока отец не умрет,
Сыну кредит охотно дает.
Мендельсон ответил:
Но Он — бессмертен! Потому
Кредит не можем дать ему.
Венский юморист Мориц Сафир сказал как-то: "Только три вида людей беспробудно спят ночью: дети, мертвые и ночные сторожа".
Сафир вел легкомысленный образ жизни. Один католический священник сказал ему:
— Из-за таких, как ты, нас всех еще накроет второй всемирный потоп!
На что Сафир ответил:
— А какой в этом смысл — разве первый в чем-то помог?
В мюнхенском парке встречаются баварский король Людвиг I, гордящийся своим лирическим талантом, и известный своей скупостью Сафир. Общительный король восклицает:
— Поглядите, господин Сафир купил себе новую шляпу! При этом из настоящего фетра, не правда ли?
Сафир энергично кивает и добавляет:
— И водонепроницаемую, Ваше Величество, водонепроницаемую!
Барон Ротшильд пообещал Сафиру дать ему в долг сто гульденов. На следующий день Сафир является в контору Ротшильда.
— Ах да, вы пришли за вашими деньгами, — роняет Ротшильд.
— Нет, за вашими, — отвечает Сафир.
Композитор Мейербер спросил Сафира, какая из его, Мейербера, опер нравится ему больше всех.
— "Гугеноты", — тотчас ответил Сафир. — В ней христиане молотят друг друга до смерти, и все это происходит под музыку одного еврея.
К композитору Мейерберу пришла молодая девушка, чтобы он оценил ее способности к пению и танцам. Закончив просмотр, Мейербер сказал:
— Для танцовщицы вы поете вполне прилично и для певицы танцуете вполне приемлемо.
Молоденькой пианистке Мейербер сказал:
— Такая воспитанная девушка — и никакого представления о такте!
Дядюшка Генриха Гейне Соломон был богатым банкиром. Гейне объяснял это так:
— Моя матушка всегда любила читать стихи, поэтому ее сын стал поэтом. А матушка Соломона всегда любила читать про разбойников, поэтому ее сын стал банкиром.
Один знакомый сказал Гейне, показывая на Ротшильда в светском обществе:
— Посмотрите только, как эти люди вьются вокруг золотого тельца!
— Вы ошибаетесь, — ответил Гейне, — он гораздо старше!
Брат Мейербера писал драмы. Гейне, слывший беспощадным критиком, в его адрес источал одни похвалы. Кто-то спросил его:
— Что это пришло вам в голову хвалить это дерьмо?
— На сей раз я могу хвалить спокойно, — ответил Гейне, — мне все равно никто не поверит.
Один христианин сказал Гейне:
— Вы принадлежите к народу, из которого произошел Христос. На вашем месте я бы этим гордился!
На что Гейне ответил:
— Я тоже — если бы, кроме Христа, никто больше из него не произошел.
— Все свое имущество, — сказал Гейне, — я завещаю моей жене Матильде, но при условии, что она опять выйдет замуж.
— Какой в этом смысл? — спросили его.
— Я хочу, чтобы хоть один человек во всем мире от души пожалел о моей кончине!
Жена Гейне Матильда у его смертного одра молила Господа, чтобы он простил ее мужу все его прегрешения.
— Он простит, — вставил Гейне, — ведь это его профессия.
Первый барон Ротшильд принципиально не делился ни с кем деловой информацией. Однажды его бухгалтер пристал к нему с просьбой.
— Наши лучшие клиенты хотят получить сведения о новой фирме. Сделайте для них исключение, господин барон!
— Ну ладно! сказал Ротшильд и написал: "Владельцы фирмы, как говорят, весьма молодые люди. Этим я себя ни к чему не обязываю".
Ротшильд погружен в дела. Приходит посетитель. Ротшильд, не отрываясь от бумаг:
— Возьмите себе стул.
Через несколько минут посетитель теряет терпение и говорит:
— Я — князь фон Турн-унд-Таксис.
— Возьмите два стула.
В 1848 году один революционер прорвался в кабинет Ротшильда во Франкфурте и грозно произнес:
— Господин барон! Мы теперь все равны. И все должны делиться!
— Делиться? — переспросил Ротшильд. — Хорошо. Видите ли, у меня есть восемнадцать миллионов талеров. В Германии восемнадцать миллионов немцев. То есть приходится по одному талеру на душу. Вот вам ваш талер — и убирайтесь отсюда!
У старой баронессы Ротшильд во Франкфурте была восемнадцатилетняя компаньонка, которая читала ей вслух французские романы. Однажды, посреди чтения какого-то романа, молодая девушка запнулась, начала заикаться и залилась краской до корней волос. На это баронесса сказала:
— Пропустите это место, Марихен, я прочту эту страничку сама!
Это случилось в Вене в начале XX века. Государство хочет получить большой заем у барона Ротшильда, и вот барон приезжает во дворец Шенбрунн, где он должен подписать договор. К нему присоединяется шеф полиции и говорит доверительно:
— Господин барон, предостерегите вашего сына Морица! Он вращается в кругах социалистов. Мы больше не сможем безучастно наблюдать за этим со стороны.
